— Весело? — спрашивает он.

— Да, — говорю я с улыбкой. Я наклоняю голову и закрываю глаза. У меня не было плохого детства, но в нем не было похожей магии. Никто не бил меня, никто не пренебрегал мной,но у меня было скучное детство. Я только слышала о будущем и о цели отца. Этот день… он самый беззаботный в моей жизни.

— Когда ты улыбаешься, — говорит Иккинг, — у тебя ямочка. — Я чувствую его нежное прикосновение к щеке. — Прямо здесь.

Я открываю глаза и смотрю на него. Его волосы мокрые и непослушные, глаза светятся. В воде он чувствует себя, как дома. Он может быть сыном Президента, но его место не в душном

зале Совета.

Мой живот громко бурчит, и Иккинг смеется.

— Думаю, мне не стоит спрашивать, хочешь ли ты есть.

Мы едим, сидя на плоском камне, позволяя нашим ногам болтаться в воде. Я не могу

вспомнить последний раз, когда простой бутерброд был таким вкусным. Я рада, что он упаковал еще и яблоки, потому что одного бутерброда мне бы не хватило.

— Где ты научился так готовить? — спрашиваю я.

Иккинг смотрит на остатки нашего обеда.

— Это не совсем кулинария.

— Ты знаешь, что я имею в виду. Ты готовишь намного чаще, чем я, — парни обычно не готовят. Это работа жены. Не закон, но негласное правило, как и со стиркой. Но Иккинг не только готовит, он хорош в этом. Его еда всегда на вкус лучше, чем у меня.

— У нас была горничная, когда я рос. Она разрешала мне сидеть с ней на кухне,

пока она готовила, я учился. От нее всегда пахло печеньем, — он улыбается при воспоминании.

—Я проводил большую часть своего времени с ней.

В отличие от его мамы, я думаю. Я не могу представить Валку Хеддок, которая готовит печенье. Я ложусь на живот и опускаю голову на скрещенные руки. — Я думаю, что мне все-таки нужен сон, — бормочу я. Тепло солнца, как теплое одеяло согревало меня и словно убаюкивало,как и журчание воды.

— Поспи, — Иккинг лег на спину рядом со мной.

Я засыпаю почти мгновенно и просыпаюсь, когда чувствую его руки на моей спине.

— Астрид, — шепчет он. — Просыпайся.

Я сонно открываю глаза.

— Как долго я была в отключке? — хрипло спрашиваю я.

— Некоторое время. Достаточно долго, чтобы твоя кожа начала краснеть.

Иккинг по-прежнему лежит рядом со мной, но он повернулся на бок. Я понятия не имею,как долго он наблюдал за мной. Мы достаточно близко, я вижу слабую тень щетины на его щеках

и темные веснушки на его скуле. Мы смотрим друг на друга, не говоря ни слова. Иккинг перемещает руку с моей спины, его пальцы скользят по моей коже, и я дрожу от мурашек по всему телу. Дыхание перехватывает. Он поднимает прядь моих влажных волос и накручивает его на свой палец.

— Спасибо за сегодня, — шепчу я. Движение его руки в моих волосах — это что-то гипнотическое.

— Не за что, — говорит он низким голосом.

Это именно то, о чем меня предупреждала Кэтрин. Вот оно. Она сказала мне играть в хорошую жену. Но все сложнее. Может быть, с любым другим парнем.Парнем у которого нет

задумчивых зеленых глаз, непоколебимого спокойствия, все было бы легко. Но не с Иккингом. Я не знаю, как перестать чувствовать тепло от его прикосновений.

========== Глава 10. ==========

Мой отец не любитель сюрпризов, поэтому я замираю, когда вижу его и Кэтрин впереди. Я не видела его со дня свадьбы, и если кто-то наблюдает, они могут увидеть странную реакцию на

моем лице. Поэтому я натянуто улыбаюсь. Его присутствие — это облегчение, но это и бремя. Я скучала по нему, но я не знаю, чего ожидать.

— Привет, папа, — говорю я, когда был он в нескольких футах. — Что ты здесь делаешь?

— Разве отец не может навестить свою любимую дочь?

Кэтрин улыбается.

— Эй, я тоже здесь.

Мой отец улыбается нам обоим, и я подозреваю, что все это спектакль для любопытных глаз и ушей. Мне грустно, что мы должны притворяться.

Я позволяю себе обнять папу и поцеловать его в щеку.

— Мы проводим тебя домой, — говорит мой отец.

— Ладно.

Я иду в центре, они по бокам. Как в день моей свадьбы.

— Мы получили твое сообщение, — говорит Кэтрин, когда мы проходили мимо здания суда.

Мой отец кладет руку на мое плечо.

— Хорошая работа, Астрид, — он убирает руку. — Где именно?

— В комнате, в подвале здания суда. На двери кодовый замок, а в комнате сейф.

— Сколько?

Я качаю головой.

— Я не смогла рассмотреть. Но я думаю, несколько сотен. Различных видов. Пистолеты,дробовики, винтовки.

— Нам нужны коды, — говорит Кэтрин. — Знание того, где оружие, не принесет нам

никакой пользы.

— Они не раскидывают бумажки с кодами повсюду, — рычу я, раздражаясь без всякой причины. Я знаю, что мне нужно достать код.

— Я знаю об этом, — говорит Кэтрин. — Поэтому тебе нужно торопиться. Три месяца пролетят быстро.

— У меня есть код, чтобы попасть в дом Президента, — говорю я. — Иккинг дал

его мне, — отец смотрит на меня, и я с гордостью улыбаюсь. — Я могу войти в его дом и поискать коды.

— Как только у нас будут коды, мы будем близки к завершающей фазе, — сказал отец. Он остановился, и мы с Кэтрин делаем то же самое.

Улица очень тихая. На расстоянии я слышу детский смех.

— Ты имеешь в виду тот этап, когда мы начнем убивать людей?

Краем глаза я вижу, что Кэтрин приподнимает брови.

— Ты все это время знала об этом, Астрид. Не бывает революций без жертв, — говорит она.

Я делаю шаг к ней.

— Спасибо, что снисходишь до меня, Кэтрин. Теперь мне все ясно.

Кэтрин дергает головой так, будто я ударила ее. Но прежде чем она отвечает, отец ставит палец под мой подбородок и поворачивает мое лицо, чтобы я смотрела в его карие глаза. Такие же глаза, как и у Кэтрин.

— Да, Астрид, тот этап, когда мы начнем убивать людей, — говорит он. — Так же, как они убили твою мать.

Я начинаю злиться, но стараюсь сдержаться.

— Президент Стоик сказал мне, что он знал ее, — говорю я. — Это правда?

Отец замолкает и пожимает плечами.

— Наверное. Они выросли на одной стороне города, поэтому я уверена, что их пути пересекались.

— Но он говорил так, будто…

— Разве это важно? — спрашивает отец. — Это ничего не меняет. Факты остаются

фактами. И ты знаешь, что нужно делать, — его голос был мягким, но твердым. — Не все, кто погибает в войне, виновны. Иногда они просто не на той стороне, — он поднимает мой подбородок выше. — Ты понимаешь?

— Да, — говорю я. Да, я понимаю. Они оба правы. Но это легко говорить о том, что правильно, когда жертвы являются абстрактными… сын Президента, незнакомец… Раньше было легко. Но теперь я знаю цвет глаз Иккинга на солнце, какие у него волосы после душа, и какие теплые у него ладони, когда он дотрагивается до меня.

Мой отец улыбается.

— Найди коды, Астрид, — говорит он. Это не просьба.

Кэтрин сжимает мою руку.

— Мы рассчитываем на тебя.

Когда я возвращаюсь, то разочаровываюсь, когда понимаю, что Иккинга нет дома. Я так и не определилась, кто мы друг другу. Конечно, не муж и жена, несмотря на то, что это написано в документах, но мы и не друзья. Но что бы то ни было, какими бы мы ни были, мне становится тяжелее, потому что я привязываюсь к нему и понимаю, что не могу больше притворяться. Я отличаюсь от Кэтрин. Я не могу строить всю свою жизнь на лжи, даже если это только временно.

Я оставляю свою сумку на краю дивана и иду в спальню. Моя шея и левое плечо болят после нашей прогулки и я стараюсь растереть их правой рукой. Оказавшись в спальне, я скидываю

свои ботинки, и один летит под кровать. Я наклоняюсь и тянусь за ним, но моя рука натыкается на что-то твердое. Хмурясь, я встаю на четвереньки и заглядываю под кровать. Я достаю ботинок,откидываю его в сторону и вижу большой фотоальбом. Его обложка глянцевая и красная, а корешок оплетен золотой нитью.

Я достаю его, прислоняюсь спиной к кровати, и кладу альбом на ноги. Когда я открываю его, страницы слегла трещат. Первые страницы посвящены статьям из газет о начале войны. Здесь вся информация, которую я узнала от своего отца — как кинули бомбы на восточном побережье США, потом на западе, а потом, как началась бессмысленная война, которая унесла много невинных жизней. А после окончания войны, не осталось ничего. Но никто не волновался об ущербе. Все пытались выжить.