— О, — она хрипло смеется. — Я такая неуклюжая. Я упала с подвальной лестницы и ударилась лицом о перила.

Сэм подходит к ней и обнимает за плечи.

— Она пошла туда ночью без света. Вы можете в это поверить?

— Так глупо, — говорит Мередит. Она не поднимает глаз.

— Вы должны были дать нам знать, — говорит Иккинг. — Мы бы помогли.

— Мы справились, — говорит Сэм. Мы все стоим минуту и неловко молчим. Я хочу,чтобы Мередит дала мне знак, чтобы я вмешалась, но она смотрит вниз.

— Ну, было приятно с вами познакомиться, — говорит Иккинг, ровным голосом.

— Мне тоже, — говорит Сэм, хотя он, кажется, раздражен, потому что Иккинг его не помнит. Я надеюсь, что Мередит не пострадает из-за этого.

Мы с Иккингом идем в тишине в северную часть города, где Главная дорога становиться щебнем. Солнце уже высоко в небе, и пот стекает по моей шее. Еще июнь, но так влажно, что у

меня чувство, что я дышу через мокрую тряпку.

Иккинг сходит с гравийной дороги и идет в самую гущу деревьев. Я стараюсь не думать о клещах, когда мы пробираемся через кусты. Деревья скрыли нас от солнца, и я наконец вдохнула полной грудью. Я все жду, когда Иккинг начнет говорить о Мередит, но он молчит.

— Он сделал это с ней, — говорю я.

Он не останавливается.

— Я знаю.

Его отсутствие реакции только подогревает мое раздражение.

— Вот это я имела в виду, когда говорила, что не люблю браки по расчету. Он думает, что он владеет ей.

— Это не зависит от брака. Это зависит от степени дерьмовости парня.

Я кривлю лицо.

— Все-таки, кто-то должен что-то сделать, чтобы помочь ей. Потому что законы твоего отца связывают ей руки, — у нее нет легкого пути к разводу. Брак может быть расторгнут только в случае, если обе стороны подписывают совместное заявление, и Президент Хеддок его одобрит,но я слышала, что такое редко случается. Даже тогда, когда заинтересованные стороны — личные друзья Президента.

— Что-то подсказывает мне, что Сэм не согласится отказаться от своего брака, — мы начинаем идти вверх и я останавливаюсь, чтобы отдышаться. — Он, наконец, получил свою собственную боксерскую грушу, которая готовит ему ужин и спит с ним.

Иккинг останавливается прямо передо мной. Он снимает рюкзак с плеч и открывает его.

— Мы можем не делать это прямо сейчас? — спрашивает он.Протягивая мне кувшин с водой.

— Не делать что?

— Спорить.

Я делаю глоток воды и немного проливаю на себя.

— Мы не спорим, — говорю я. — Мы просто не молчим.

Иккинг улыбается и качает головой.

— На данный момент, я считаю молчание благословением.

Я передаю кувшин ему. Он подносит его ко рту и делает глоток. Я смотрю на его

загорелую шею и вижу блеск пота. Я резко отвожу глаза.

Он убирает кувшин в рюкзак, и мы продолжаем путь. Я вздыхаю и отгоняю мушек возле своего лица.

— Сколько еще идти?

— Недолго, — говорит он. Он даже не запыхался.

— Ты ведешь меня в какой-то дурацкий клуб, где ты общаешься с друзьями? Мне придется выучить супер-секретное рукопожатие, чтобы попасть внутрь?

Он фыркает и усмехается.

— У меня нет друзей. Я сын Президента, помнишь? У меня подхалимы.

— Вау, — говорю я. — Необычные слова.

Он смотрит на меня через плечо, но не замедляет темп.

— Даже не притворяйся, что ты не знаешь, что это значит. Все, кто читает Анну Каренину,знают о таком.

Ладно, он прав. Интересно, у него правда нет друзей? За время нашего брака, я не видела ни одного. Может быть, поэтому он не против, что я говорю именно то, что я думаю; может быть,никто и никогда не разговаривал с ним раньше. Я полагаю, что быть сыном лидера не так уж и легко. Я знаю это по себе.

Спустя десять минут прогулки, я начинаю слышать звуки воды. Я пытаюсь визуализировать карту города в моей голове, но я не очень ориентируюсь.

— Мы возле забора, не так ли? — спрашиваю я. Я редко была близко к забору.

— Да, — говорит Иккинг. — Но мы не пойдем туда.

Я расслабляю плечи. Я не знаю, почему сама мысль о заборе заставляет меня беспокоиться.

Это не живое существо, которое может причинить мне вред. Но вся моя жизнь, безопасность была внутри ограждения, а то, что за ним — неизвестно и непознаваемо.

— Мой папа говорил, что люди пытались пробраться обратно, — говорю я.

— Я тоже это слышал, — говорит Иккинг. — Иногда их пускали назад, иногда нет. Я

думаю, что это зависело от того, насколько слабы они были. Но сейчас все не так.

— А нельзя просто пробить ограду? — с интересом спрашиваю я.

— Да, но сейчас везде патруль, — он смотрит на меня. — Да и люди за забором теперь не пытаются пробраться обратно. Я думаю, они понимают, что если они вернуться, то их убьют здесь. Так что они пытаются выжить там.

— Оба варианта звучат довольно ужасно для меня.

Иккинг пожал плечами.

— Я не знаю, иногда я думаю, что мы должны просто снести забор. До войны его не было,и все было хорошо. Я думаю, что его построили, чтобы защищать нас, а не пугать.

Я молчу, и мы выходим из чащи. Я вижу бушующие воды, которые я не видела раньше.

Над ними склоняются деревья. По всему берегу расположены каменные пещеры, из-за которых это место кажется уединенным и тайным. Тут спокойно. И я успокаиваюсь тоже, стоя на берегу.

— Красиво, да? — спрашивает Иккинг.

— Это прекрасно, — выдыхаю я.

— Следуй за мной, — он наступает на один из камней, торчащих из воды, и начинает двигаться к дальнему берегу. Я не сразу нахожу опору, но я не собираюсь сдаваться.

Иккинг бросает рюкзак у подножия скалы и пинает его ботинком.

— Оставь все здесь, — говорит он. — Кроме купальника, — бросает он с улыбкой и снимает свою футболку.

Я чувствую себя неловко, снимая шорты и майку. Я складываю одежду и пытаюсь себя успокоить. Мой черный бикини больше спортивный, чем сексуальный, но я все-таки почти голая.

Иккинг смотрит на меня, а я смотрю на него, пытаясь не смущаться.

— Готова? — спрашивает он.

— К чему?

Иккинг направляется к известняковой скале и начинает подниматься на нее, как будто это лестница.

— Иди за мной, — говорит он. Мне, кажется он совсем не заботиться о моей безопасности,будто он уверен, что я справлюсь с задачей. Как ни странно, его уверенность во мне стирает любые вопросы.

Я залезаю на скалу. Мышцы плеч горят, но это приятная боль. Скалы не так высоки, так что я не умру, если упаду, но я все равно стараюсь не смотреть вниз. Я смотрю на Иккинга и на его крепкие мышцы спины. Его организм работает с неким ленивым изяществом, что делает каждое движение непринужденным.

— Почти добрались, — говорит он и залезает на скалу. Потом он подает руку мне, и я словно оказываюсь на вершине мира.

— Мы будем прыгать? — спрашиваю я, вдыхая свежий воздух. — Лифта нет?

— Нет, — говорит Иккинг с усмешкой.

Я иду к краю обрыва и смотрю вниз. Тут высоко. Примерно три этажа.

Я подхожу к Иккингу.

— Бежим и прыгаем? — спрашиваю я.

Он кивает.

— Не думай об этом…

Я не слышу, что он говорит, потому что я уже бегу и прыгаю с обрыва с криком восторга.

Горячий воздух обволакивает мое тело, а затем я погружаюсь в прозрачные теплые воды и оказываюсь в абсолютной тишине. Пузырьки щекочут мои закрытые веки, и я позволяю себе

опуститься на самое дно.

Я выныриваю как раз вовремя, чтобы увидеть, как прыгает Иккинг. Он погружается под воду с тихим всплеском, а потом, когда я начинаю беспокоиться из-за того, что он не выныривает,он резко хватает меня за лодыжку.

Я визжу и брызгаю водой ему в лицо, когда он выныривает. Он смеется и вытирает воду с лица.

— Я не могу поверить, что ты так прыгнула, — говорит он. — Что, если бы внизу были камни?

Я пожимаю плечами.

— Ты бы предупредил меня заранее.

— Еще? — спрашивает Иккинг. Я киваю в знак согласия, и мы плывем к берегу.

Мы прыгаем со скалы до тех пор, пока у меня не начинают болеть руки, а живот не сводит от голода. Я подплываю к одному из плоских камней и облокачиваюсь на него.Иккинг присоединяется ко мне и копирует мою позу.