— Как прошла твоя первая рабочая неделя? — спрашивает Иккинг.

— Хорошо. Я имею в виду, пока я не делаю ничего особенного. В основном, разбираю бумаги. Но, зато мне не скучно.

— Я рад, — говорит он. — Я знаю, что дни могут быть длинными, если нечем заняться.

Он говорит о себе? Он уходит из дома каждое утро, но я не имею понятия, куда он ходит. И почти каждый день он приходит с заходом солнца. Может быть, он ходит к реке, в то время как я в суде. Он не говорил мне, и я не спрашивала.

По мере приближения к дому его родителей, мое сердце начинает колотиться в два раза сильнее.

— Хочешь за что-то подержаться? — спрашивает Иккинг. Я не понимаю, о чем он говорит, пока не смотрю вниз. Его рука — смуглая кожа, длинные пальцы — протянута мне. Мои глаза смотрят на его лицо, и он улыбается. Мой первый инстинкт — сказать «нет», хотя это намного естественнее, чем поцелуй в ванной. Но я никогда не держалась за руки с парнем, и поэтому я нервничаю. Я знаю, что должна принять его руку; Кэтрин хотела бы этого.

Я кладу мою руку в руку Иккинга, и он переплетает наши пальцы. Его теплая ладонь согревает меня, и, кажется, сердце бьется спокойнее.

Он держит меня за руку всю дорогу до дома его родителей и отпускает, как только мы ступили в дом. Когда к нам подошел Президент, я стараюсь сдержаться и не убежать.

— Иккинг, Астрид! — говорит Президент Хеддок. Он подходит к нам с вытянутыми руками и обнимает нас, прежде чем я успеваю это понять. — Мы рады, что вы смогли присоединиться к нам. Мы хотели, чтобы вы пришли раньше, но ты же знаешь свою мать, —говорит он с ухмылкой Иккингу. — Она должна убедиться, что все идеально, — звучит, как оправдание для меня.

Валка появляется за спиной мужа, с вымученной улыбкой на лице. Она одета в красную юбку и блузку с длинными рукавами, слишком жаркой для сегодняшней погоды. Я сомневаюсь, что она вообще знает, как потеть. Она напоминает мне кукол Барби, которые

всегда одинаковы — пластиковые и совершенные. Я знаю, что Валка жила в моей стороне города. Но она отличается утонченная элегантность, которой не было у женщин с которыми я росла. Она похожа на царицу.

Она обнимает Иккинга, который целует ее в щеку, и просто кивает мне. Я рада, что она не изображает любовь. Не то, что ее муж. Неприязнь — эмоция, которую я могу уважать.Ужин подается в столовой. Стол слишком большой для нас четверых, но он полностью

заставлен. Хеддоки сидят друг напротив друга и предложили нам с Иккингом сделать также.Но он берет стул и садится рядом со мной.

— Слишком большой стол, — говорит он своей матери. Я чувствую благодарность за этот маленький акт неповиновения.

Миссис Хеддок не довольна изменением, но она не делает из этого проблему. Она лишь кивает.

— Они все еще молодожены, в конце концов, — говорит Президент Стоик с улыбкой. Я сомневаюсь, что он знает, что Иккинг спит на диване каждую ночь.

Мы едим салат и теплый хлеб с розмарином и ведем светскую беседу. Я начинаю думать, что смогу пережить этот вечер без потерь, когда президент Хеддок поворачивается ко мне с улыбкой.

— Как твоя работа в суде?

— Мне нравится, — говорю я. — Я работаю с Хеддер Вереск.

Президент кивает.

— Я хорошо знаю Хеддер и ее отца. Это займет тебя до тех пор, пока не пойдут дети.

Мое сердце замирает.

— Да, — говорю я.

Президент Хеддок разрезает свой кусок курицы.

— Ты изучаешь что-нибудь интересное?

Я делаю глоток ледяной воды.

— В основном, я занимаюсь практической работой, — говорю я осторожно. — Помогаю с организационными моментами, — делаю паузу. — Хеддер сказала, что на следующей неделе мы сможем работать с заключенными.

Миссис Хеддок охает.

— Я не уверена, что это уместно, Астрид. Не для тебя.

— Почему нет? — кто-нибудь, заткните меня.

— Ты всего лишь девочка, — говорит миссис Хеддок. — Некоторые вещи являются слишком взрослыми для тебя.

Я сосредотачиваюсь на своей тарелке. Закрой рот, говорю я себе. Просто заткнись. Но я не могу, поэтому до боли прикусывая язык. Если я смогу выполнить план моего отца, это будет чудо.

— Думаю, что если я достаточно взрослая, чтобы выйти замуж против своей воли, то и достаточно взрослая, чтобы работать там, где хочу, — говорю я, поднимая глаза.

Длинная пауза молчания. Вилка миссис Хеддок падает на тарелку.

— Как ты смеешь, — говорит она, широко раскрыв глаза. — Как смеешь…

— Валка, — говорит Президент Хеддок спокойным голосом. — Астрид имеет право на собственное мнение. Особенно здесь, за нашим обеденным столом, — я смотрю на него. — Я призываю к дискуссии, — говорит он мне без всяких ироний.

— Пока это в рамках ваших убеждений, верно? — спрашиваю я. Я опускаю вилку, чтобы никто не увидел, что мои руки дрожат. — На улицах люди не могут говорить о демократии.

Президент Хеддок поднимает брови.

— Твой дед поддерживал демократию, Астрид. И он проиграл. Он проиграл потому, что у него не было достаточно сторонников.

— Нет, он проиграл, потому что ваш отец первым получил оружие, — мне нужно

замолчать. Я делаю глубокий вдох, приводя себя в порядок. Рука Иккинга лежит на столе рядом со мной. Его мизинец дотрагивается до моего. Я смотрю на него и не понимаю, что он пытается сделать: поощрить меня или остановить.

— Что случиться, если давать людям решать, какое правительство они хотят? —спрашиваю я. — Чего вы боитесь? — это слова моего отца.

— Людям нужна определенность, — говорит Президент Хеддок. — Им нужен мир. У нас было достаточно войн.

— Люди за забором тоже вызывают волнения? — спрашиваю я.

— Люди за забором делали ужасные вещи. Наказание соответствует преступлению, —встревает миссис Хеддок.

— Может быть, некоторых из них, — соглашаюсь я. — Но не все из них убийцы.Некоторые люди просто воруют. Зачем оставлять их умирать? — миссис Хеддок открывает рот, собираясь заговорить, но я останавливаю ее. — А что заставляет девушек вступать в брак, не позволяя им самим решать, что делать со своим счастьем?

— Нашим приоритетом является не личное счастье, Астрид, — говорит Президент Хеддок.

— Мы все еще пытаемся выжить, увеличивая наше население. Мы пытаемся сделать их жизни лучше.

Я подавляю смех.

— Так вы знаете, что лучше для каждого человека?

— Да, — говорит миссис Хеддок. — Он знает, — она сердито смотрит на меня.

— Ты знаешь, — говорить мне Президент Хеддок. — Ты напоминаешь мне свою мать.Конечно, ты похожа на нее. Она тоже была… слишком страстной.

— Что? — шепотом спрашиваю я, но в моей голове я слышу крики. — Вы знали мою маму?

— Да, — его улыбка печальна. — Я хорошо ее знал.

У меня так много вопросов, что они образуют комок в горле. Я хочу кричать на него, царапать еще щеки и спрашивать, как может он говорить о ней таким нежным голосом, если он сам убил ее? Но я беру себя в руки. Если он сможет рассказать мне о моей матери, то я готова выслушать.

— Откуда вы ее знали? — спрашиваю я.

Ножки стула скребут по полу, заставляя меня вздрогнуть.

— Хватит с меня этого, — говорит миссис Хеддок, вставая и бросая салфетку на стол. —Я приняла тот факт, что она вышла замуж за моего сына, но я не потерплю того, что она приходит

к нам в дом и изрыгает бред своего отца, — она указывает на меня. Я не…

— Достаточно, — говорит Иккинг. Он не повышает голоса, но в нем слышна угроза.

Миссис Хеддок смотрит на сына, ее губы задрожали.

— Две недели? — шипит она. — Столько времени потребовалось, чтобы она настроила тебя против нас?

— Никто не против тебя, мама, — устало говорит Иккинг. У меня чувство, что он говоритэто не в первый раз. Неужели он провел свое детство, постоянно доказывая преданность собственной матери?

— Валка, пожалуйста, — говорит президент Хеддок. — Сядь. Не нужно устраивать сцен.

Но миссис Хеддок не собирается успокаиваться.

Я не единственная, кто совершил преступление, — она смотрит на меня. Она поворачивается и выходит из комнаты, ее каблуки стучат по полу.