Он не отвечает, смотрит на меня, будто ждет, что я закончу мысль. Он облокачивается на книжный шкаф и смотрит мне в глаза. Ему действительно интересно. Я не могу вспомнить последний раз, когда кто-то действительно слушал меня. Обычно слушаю я.

— Когда парень добиваются девушку, он ведет себя приемлемо, а потом, когда девушка становиться его, он начинает обращаться с ней, как захочет.

— Но этого нельзя сказать про каждый брак? — спрашивает Иккинг. — Все зависит от людей и их воспитания не так ли? — он, кажется, искренне заинтересован в разговоре, старается

понять мою точку зрения.

— Ну, да, — говорю я. — У нас здесь… — осторожно начинаю я. — Большинство парней не считают своих жен за людей, — я не скрываю горечи в голосе. — И все начинают смотреть на тебя по другому, когда узнают, что ты замужем.

Иккинг смотрит на меня так пристально, что я начинаю краснеть.

— Очевидно, что я не могу говорить за всех, — говорит он, в конце концов. — Но я так не думаю. Я считаю тебя равной себе.

Я стараюсь дышать. Улыбаюсь и смотрю на него из-под моих ресниц.

— Значит, ты тоже думаешь, что браки по расчету — не очень хороши?

— Я этого не говорил, — он сложил руки на груди. — Но это не наш выбор.

Я смеюсь.

— Говоришь как человек.

Он смотрит на меня снова, и я опускаю взгляд.

— Мне тоже это не по душе, Астрид, — говорит он. — Никто не спрашивал меня, хочу ли я жениться.

— Я знаю, — говорю я оборонительно, думая о том, что даже в обычных браках, парни ведут себя по-свински. — Тебя это не беспокоит? — спрашиваю я. — Что все решили за нас?

Иккинг пожимает плечами, а я хочу кричать. Я не понимаю, как он может так спокойно говорить об этом.

— Не вижу смысла злиться на то, чего не изменить.

— Я не думаю, что есть что-то, чего нельзя изменить, если люди хотят этого достаточно сильно, — говорю я, хотя мой разум шепчет: осторожнее…осторожнее.

— Может быть, — говорит Иккинг. — Но мы уже женаты. Хотим ли мы этого или нет. Мы должны научиться с этим жить. У нас нет другого выбора.

Я знаю, что есть другой выбор. Его смерть и правление моего отца.

— Ладно, — говорю я. — Я постараюсь, — даже для себя я звучу не так убедительно.

— Ладно, — говорит Иккинг, отталкиваясь от книжного шкафа. — Теперь, давай найдем тебе что-нибудь почитать.

Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на кучу книг. Я не знаю, что я хочу прочитать, я просто наслаждаюсь запахом и атмосферой.

— Как насчет этого? — спрашивает Иккинг. Он протягивает мне тонкую книгу в черной кожаной обложке. — Ромео и Джульетта. Соперничающие семьи. До смерти влюбленные подростки, — его лицо невозмутимо, но его глаза смеются.

— Очень смешно.

— Назови меня сумасшедшим, — говорит он. — Но это звучит очень интригующе.

Я поворачиваюсь спиной к книжному шкафу, прежде чем он сможет увидеть мою ухмылку.

Верный своему слову, Иккинг поговорил с отцом о моей работе в суде. Как я поняла, сначала поняла президент выступил против этой идеи, но, видимо, Иккинг его убедил, потому что я начну завтра. Я в спальне, пытаюсь выяснить, что надеть в свой первый рабочий день, когда Иккинг зовет меня.

— Что? — спрашиваю я, проходя в гостиную. Он стоит там с кучей грязной одежды у ног.

— Что это?

— Я забыл про грязную одежду, — говорит Иккинг. — А она копится. И ее больше.

— Оу, — пристыжено говорю я. — Я не успела постирать. Я постираю в эти выходные.

— Я сделаю это, — говорит Иккинг, удивляя меня. Стирка — работа жены. — Просто покажи мне, как, — он чешет затылок. — Я никогда не делал это раньше.

— Правда? — спрашиваю я, подняв брови. — Никогда? — большинство парней в моей части города, по крайней мере, знают, как стирать одежду, даже если они редко делаю этого.

— Неа. В доме отца есть служанки.

Конечно, служанки. Он, наверное, никогда не делал то, что мы делаем ежедневно.

Испорченный сын президента. Я хочу разозлиться, но он пытается. И я помню, что сказала мне Кэтрин в парке: чтобы все получилось, нужно держать рот на замке.

Я смотрю на кучу одежды.

— Возьми стирку и жди меня снаружи.

Во дворе металлическое корыто. Я вытаскиваю из дома шланг и начинаю заполнять корыто Иккинг положил одежду на землю и взял пакет с мыльной пеной.

— Ладно, — говорю я, — высыпай немного в воду. Нужно вспенить её, — Иккинг кивает и высыпает половину пакета в корыто. — Нет! — кричу я. — Я сказала немного! Немного!

— Прости, — говорит Иккинг. — Что мне делать? Вытащить пену?

— Можно попробовать.

Он использует обе руки, чтобы зачерпнуть половину пены из воды и бросить ее на газон.

— Я не думаю, что это работает, — говорит он. — Я явно не предназначен для стирки.

— Хорошо, не волнуйся. Это, наверное, единственный раз, когда ты делаешь это.

Иккинг хмурится.

— Почему ты так говоришь?

— Потому что я — жена, — медленно говорю я, — а ты — муж.

— Мне все равно, — говорит Иккинг. — Я имею в виду, у тебя теперь есть работа, верно?

Поэтому я должен помогать тебе по дому.Я сажусь на корточки, пытаясь найти в его словах подвох.

— Ладно, — говорю я, наконец.

Иккинг кивает и снова поворачивается к корыту.

— Теперь я должен убрать отсюда излишки пены.

Неожиданно я хихикаю, и Иккинг смотрит на меня.

— Что? — спрашивает он.

— Ты выглядишь смешно, — говорю я. Его рукава закатаны, и он весь в воде и пене. Еще один смешок вырывается из меня, и я прикрываю рот тыльной стороной ладони. — Извини, выдыхаю я.

Он вытирает руки о свои шорты.

— Смейся, смейся, — говорит он, улыбаясь. — Что теперь?

— Теперь опусти туда несколько вещей. Две или три! — говорю я, когда он схватил всю кучу. — Не все!

— Это будет длиться бесконечно, — бубнит он, бросая в воду две рубашки и пару брюк.

— Теперь бери стиральную доску, — я указываю на деревянную стиральную доску рядом с корытом. — И стираешь одежду. Вот так, — я беру одну футболку и провожу ею по доске вверх и вниз. — Потом ополаскиваешь ее чистой водой и вешаешь сушиться.

— Понял, — говорит Иккинг.

Я ополаскиваю футболку и вешаю ее на веревку. Когда я повернулась обратно, Иккинг драил брюки так, будто хотел протереть в них дыру.

— Ты пытаешься сделать их чистыми, — говорю я ему. — А не порвать их.

Иккинг смотрит на меня. Его темные волосы падают на лоб, и он начинает смеяться, морща нос. Это делает его моложе, беззаботнее. Мы смотрим друг на друга, и затем он продолжает стирать штаны, на этот раз аккуратнее.

Я делаю глубокий вдох, игнорируя горящие щеки.

— Так лучше, — говорю я, идя в сторону дома. — Я буду отдыхать на веранде, а тебе нужна практика.

Он бросает горсть пены в мою сторону, и я уворачиваюсь от нее с воплем. Когда я отошла на безопасное расстоянии, я поняла, что это первый раз, когда я провела более пяти минут с ним и

не думала о плане. Это именно то, чего хотели мой отец и Кэтрин — я вела себя естественно. Я должна быть счастлива. Но я помню смех Иккинга, его морщинистый нос, тепло на своих щеках, и не могу избавиться от ощущения, что я сделала что-то неправильно.

========== Глава 6. ==========

Здание суда стоит прямо напротив здания мэрии. Мои глаза скользят по мэрии, как я поднимаюсь по ступенькам суда. Я уверена, что они разобрали сцену и поставили все стулья обратно в хранилище до следующего года. Жизни десятков детей изменились, и доказательства уже убрали.

Возле дверей в суд стоят двое охранников. Они в форме, и я вижу пистолеты в кобурах на их бедрах. Редко можно увидеть пистолеты. Даже полицейским нельзя было их носить — у них были дубинки, и они владели боевыми искусствами. Я напоминаю себе, что не стоит на них смотреть. Я подхожу к стойке ресепшен, и чувствую, что натерла себе пятки.

Там толстый мужчина в очках, которые кажутся слишком маленькими для его лица. Он смотрит на меня, когда я подхожу ближе.