– Мы собрались здесь сегодня по воле Господа нашего, – громогласно начал председатель Владимир, выйдя на середину зала и прервав все разговоры, – чтобы провести экстренное собрание Совета. Три дня назад произошло нечто греховное, нечто ужасное. Каждый из вас присутствовал там и знает, о чем я говорю. И, чтобы разобраться во всех мрачных деталях того вечера и наказать еретиков, предавших волю Бога, я попросил наших добросовестных хранителей из Братства пригласить на заседание чудом уцелевшую княжну – Анну Романову, – Владимир повернулся к девушке, изучив ее растерянное лицо проницательным взглядом выцветших желтовато-карих глаз. И Анна почувствовала, как вслед за ним на нее устремились все взоры в этом зале. – Что вы помните о той ночи, дитя? Покажите же всем, и пусть Бог будет милостив к нам.
Анна опешила. Она и не думала, что председатель так быстро перейдет к действиям, хотя и предполагала, что Совет пожелал видеть ее на заседании не просто так. В растерянности княжна озиралась по сторонам и буквально уперлась взглядом в Ольгу Ивановну. Трубецкая сидела к ней боком, так что Анна могла разглядеть только ее выразительный профиль. Хозяйка трактира повернула голову и посмотрела на девушку заинтересованным взглядом, будто ожидала от нее чего-то.
Но чего? Неужто Трубецкая была в курсе планов Владимира? В таком случае, она могла бы предупредить о них Анну, раз уж решила стать опекуном княжны. Председатель хотел, чтобы Анна показала то, что она видела. Не рассказала, а именно дала всем им возможность взглянуть на происходящее ее собственными глазами. Анна знала, что это значит. Но, возможно, так даже лучше, княжне хотя бы не придется говорить высокопарную речь, которую все равно никто не станет слушать. И, быть может после этого, Совет увидит картину в целом. Анна медленно поднесла пальцы к вискам. Открыть свои воспоминания такому количеству людей совсем не просто, потому как раньше гостей всегда было не больше двух. Так странно было позволить каждому из них зайти в ее сознание. Это чувство похоже на десятки невидимых нитей, которые тянутся к мыслям Анны, и каждая из них была осязаема, каждая нить жаждала получить свои ответы. Анна физически чувствовала, как лихорадочно метались ее глаза под плотно сомкнутыми веками.
И вот они там, в событиях трехдневной давности…
…Анна стоит у огромной парадной лестницы Зимнего Дворца и тщательно скрывает от горничной приступы дрожи, которые накатывают на нее один за другим. Все здесь донельзя прекрасно. Еще красивее, чем дома, в Меншиковском дворце. Внешний фасад здания украшают скульптуры, что возвышаются на фоне нежно-голубых стен с вкраплениями белоснежных рам. А от великолепия убранства просто захватывает дух. Вокруг пустынно и совсем нет людей, даже сторожи дворца не могут увидеть гостей сегодняшнего мероприятия, чье присутствие скрывает морок своей легкой пеленой. Анна нервно сглатывает, перебирая рукой рюши на длинном рукаве платья, в которое ее облачили этим вечером. Оно в действительности похоже на наряд особы царских кровей, но Анна все еще не уверена, что носить такое ей под стать. Их с Марией платья всегда были легкими и довольно элегантными, но она не привыкла к такому обилию дополнительного кринолина, обручей и юбок, в которых можно запутаться. Корсет жмет, плотно стягивая ребра, и не дает дышать полной грудью, на которой вздымается массивный золотой крест. Волнистые волосы уложены на макушке в высокую прическу, а длинная вуаль, которая призвана скрыть лицо Анны во время посвящения, оттягивает голову назад. В остальном – платье действительно идеально сидит на ней. Молочного цвета, отороченное кружевами и оборками, оно полностью расшито бисером и маленькими сверкающими фионитами. Анна отрывает взгляд от своей юбки и слегка прибирает ее руками, чтобы не запутаться в подоле. А затем, запрокинув голову назад, рассматривает фрески на колоннах и расписной сводчатый потолок.
Значит, вот он какой – дворец царской семьи. Дворец, в котором когда-то жили их с Марией предки. Интересно, какого это, видеть каждый день великолепие его залов? В тот момент Анна подумала, что может упасть в обморок в любую секунду от разрывающих душу впечатлений и эмоций. К тому же ее беспокоило и то, что с утра этого дня у нее не было возможности увидеться с Марией, а Леон вообще не мог присутствовать на посвящении. Но как же княжне хочется поговорить с ними, поделиться мыслями и обсудить происходящее.
– Госпожа, посвящение скоро начнется, пожалуйста, пройдите в главный зал, – участливо произносит горничная, которая сегодня была с ней с самого утра и до позднего вечера. Она доброжелательно улыбается княжне и приседает в реверансе.
– Да, конечно. Благодарю, – Анна пытается выдавить вежливую улыбку в ответ, но только шумно выдыхает воздух. Она делает шаг, потом еще один, и каждый из них с гулом отдается вслед, будто бы даже стены дворца знают, что это ее первые шаги в сущем мире. В этих бесконечных коридорах из-под тяжелых золоченых рам на Анну смотрят люди, которых уже давно нет в живых. Смотрят изучающе, как будто пытаются понять, что она на самом деле из себя представляет. Княжна минует комнату в синих тонах и замирает подле одной, очень маленькой, по сравнению с остальными, картиной: четыре девушки и мальчик в парадных одеждах с красными атласными лентами, а головы девушек украшены очаровательными диадемами.
– Вы находитесь в будуаре княгини Марии Николаевны, тезки вашей сестры. На этой фотографии она сама, ее сестры и брат. Здесь вы можете увидеть письменный стол, софу для отдыха и ее любимые мягкие кресла. Мы стараемся поддерживать убранство в том виде, в котором оно было оставлено до того, как Мария Александровна погибла, – скромно подает голос горничная из-за плеча Анны. – Простите, госпожа, но вам нужно поторопиться, – напоминает она и, после утвердительного кивка девушки, двигается следом за ней, почтенно склонив голову.
Парадный зал огромен. В эту ночь здесь собрались все члены Совета. Они облачены в парадные красные мантии до пола, и у каждого из них на шее висит точно такой же золотой крест, как и у нее самой. Анна видит их безмолвные, возвышающиеся фигуры повсюду. Одни молчаливо наблюдают с балконов, а другие обступают ее со всех сторон и перешептываются друг с другом, как только она проходит вперед. Ольга Ивановна с достоинством подносит ей длинную восковую свечу, и та загорается, как только Анна крепко обхватывает ее двумя руками. Медленно двигаясь по алому ковру, девушка чувствует каждой клеточкой своего тела, как все на нее смотрят. Сквозь толпу Анна замечает бестелесных призраков монархов, некогда живших в Зимнем дворце. Леон предупреждал, что сегодня они будут здесь. И пусть ее предки кажутся холодными и безучастными, но, тем не менее, Анна знает, что Романовы явились только ради того, чтобы взглянуть на них с Марией. Мороз пробегает по коже, и девушка вздрагивает. Но как только она замечает сестру, идущую впереди, то сразу понимает, что раз Мария здесь, то все пройдет как нужно. Обе девушки, чьи лица скрыты вуалью от присутствующих, подходят к пустующему золотому трону, а затем опускаются на колени у его подножия. Из толпы выходит Владимир и становится напротив сестер. В руках у него витиеватая золотая корона, усыпанная алмазами – символ царской власти.
Анна должна была справиться, ведь к этому моменту ее готовили всю жизнь. Нужно просто произнести клятву, выразить благодарность всем присутствующим и признать свои обязанности хранителя и члена Совета.
– Я, Анна Романова, говорящая от своего имени и от имени своей сестры, Марии Романовой, выражаю нашу бесконечную признательность за заботу и защиту, дарованную Советом и Братством Хранителей. Именно благодаря этой опеке мы можем находиться здесь сегодня в полном здравии и с честью принять свою судьбу.
Ее слова звучат на удивление уверенно, даже голос почти не дрожит. Наверное, оттого, что Анна проговаривала их про себя каждую свободную секунду. Теперь нужно было принять свои обязанности. И если все пройдет правильно, то…
