Девушка тяжело вздыхает и приседает на корточки прямо напротив борзых, что выгибают дугой спины и тихо рычат, но не двигаются с места. Медленно, содрогаясь внутри себя каждой клеточкой тела, она разъединяет ладони, а вместе с ними разделяется и сфера, которая клубится и живет отдельно от всего мира.

В книжках все это выглядит гораздо проще. В книжках ты видишь только деформировавшиеся органы, скрюченные тела и заметки Леона, что выцвели уже очень давно, но до сих пор пахнут коньяком, что тот когда-то пролил на них. Да, ты различаешь его угловатый почерк в тетрадях, кучу помарок, клякс и перечеркнутых с сотню раз предложений. Ты даже можешь найти вырванные листы из учебников, которые Бог знает где взял твой наставник. Но самое главное, ты воочию не наблюдаешь того, над чем он работал. Все эти банки, склянки с существами, что стояли в кабинете Леона, куда, к слову, сестрам нельзя было заходить, не передавали даже толики того, что сейчас наблюдала княжна собственными глазами. Все знания, записанные в его толстых черных тетрадях о тех, чьего названия Анна даже не знала, вмиг улетучиваются из головы девушки. Остается только желание доказать, что она может это сделать.

То, чем они здесь занимаются с Леоном и Марией – очень опасно. Как для них самих, так и для окружающих. И если сделать что-нибудь неверно, можно с легкостью уничтожить самого себя.

Собравшись с духом, княжна также осторожно, чуть дыша, дотрагивается сначала кончиками пальцев, а затем и самими ладонями до собачьих лап. Девушка чувствует слабое, чуть покалывающее, но приятное ощущение, когда дотягивается до потоков, ведущих к источнику мироздания, что управляет всеми законами вселенной и формирует этот мир. Она открывает глаза, обомлев: уродства и разрывы на телах собак начинают затягиваться на глазах. Те поскуливают и переминаются с лапы на лапу, будто чувствуют, что внутри их организма что-то происходит, но не могут понять, что. Анна смотрит на свои руки, по венам которых бурлит ее голубая кровь, на испещренные линиями судьбы ладони и не понимает, как это ей настолько быстро удалось сделать то, что так давно ждал от нее Леон. Он множество раз говорил девушке исправить что-нибудь, повлиять на импульсы, но у княжны никогда этого не получалось.

– О Боже! – от восторга Анна закрывает лицо руками, чтобы спрятать слезы, наворачивающиеся на глаза, и смеется. – Ты видел? Ты же видел это, да?!

– Ну что за повод для радости? Веди себя прилично, – молодой человек наклоняется к борзым, осматривая места, где раньше были нарушения регенеративных потоков этих существ. – Неплохо, но это лишь одно задание, что я тебе дал. Все предыдущие ты с треском провалила.

Девушка отрывает руки от лица и обиженно смотрит на наставника:

– За всю мою жизнь ты ни разу не порадовался за меня.

– О, я просто счастлив, что ты усвоила самые азы нашего ремесла до посвящения. Приятно осознавать, что моя ученица не погибнет при первой же опасности в сущем мире, – он устало потирает переносицу, а затем поднимает взгляд на девушку, которая, казалось, вот-вот заплачет. – Ладно, Анна. Ты права. Я действительно должен радоваться вашим достижениям, – он запахивает на себе длинное пальто, скрывающее его высокую фигуру, и жестом приказывает собакам удалиться. Те, словно слыша его мысли, задом пятятся куда-то к чащобе, а затем, развернувшись, переходят на бег. – Просто я хочу, чтобы ты продолжала работать так же усердно, как и сейчас, вот и все.

Не успевает Анна ответить что-нибудь внятное, как ощущает теплое дыхание прямо у себя над ухом. Она резко оборачивается и видит Марию:

– Сюрприз! Что, сестричка, не слышала, как я появилась здесь? – на губах Марии играет восхитительно довольная улыбка. – Я видела, как ты справилась с ними! Молодец! – она притягивает к себе Анну и крепко обнимает ее. – Так и знала, что рано или поздно тебе удастся это сделать, поздравляю!

– Хоть кто-то в меня здесь верит! – Анна подавляет улыбку. – Ну прекрати же, Мария, щекотно!

– Нет, ни за что! Я так рада, Анна! Сегодня у нас самый счастливый день. Теперь мы с тобой можем расслабиться и просто ждать совершеннолетия. А потом нам позволят выйти в сущий мир.

Анна знает, что Мария на самом деле хочет этим сказать. Ее сестра беспокоилась, что у Анны ничего не получится, и посвящение, которое должно состоятся в день их совершеннолетия, придется перенести. Она всегда усваивала информацию гораздо медленнее сестры. Но теперь, когда Анна достигла уровня Марии, их жизнь должна была кардинально измениться. Сейчас Анна чувствовала себя не такой уж бесполезной.

– Мария, прекрати паясничать, – мягкий голос Леона настойчиво разрезает воздух и взмывает клубами пара в небо. Мария отстраняется от сестры, и на мгновение морозные солнечные блики играют на ее белокурых волосах. Леон подходит к ней, поворачивает девушку к себе лицом и заправляет прядь ее выбившихся и чуть заледеневших волос под шапку. Затем он протягивает руки к Анне и застегивает верхние пуговицы на ее меховой накидке.

– Мне посчастливилось обучать вас в течение долгих лет, и теперь я буду рад заявить Совету о том, что вы выросли такими одаренными барышнями, – Леон делает паузу и переводит взор с одной девушки на другую. – И я безмерно горд, что вы стали теми, кем являетесь сейчас.

– Ты говоришь с нами, как с детьми. Но я уже не ребенок и не могу слушаться тебя вечно! Ни тебя, ни Марию! – Анна капризно отталкивает руку наставника и горделиво вздергивает подбородок.

– Это все, что ты хочешь мне сказать?

Княжна фыркает, поднимает подол юбки, намереваясь уйти, и стоически выдерживает на себе насмешливый взгляд молодого человека. Кажется, что через ледяную броню Леона невозможно пробиться. Но если не им, то кому? Анна и ее сестра-близнец Мария выросли в этом дворце, отгороженном мороком от всего остального мира. Леон говорил, что их родители умерли вскоре после рождения дочерей. Он воспитал девушек и был для них всем: и учителем, и другом одновременно. Они втроем навсегда связаны друг с другом, это было очевидно…

Внезапно спазм скручивает все тело Анны, отчего та медленно падает на колени, схватившись рукой за горло. Сдавленный хрип вырывается из гортани несчастной, когда Мария бросается к ней и обхватывает за хрупкие плечи, не давая сестре повалиться в снег.

– Леон, быстрее! У нее снова приступ!

– Отойди… – он уверенно отстраняет Марию и пытается точно таким же отточенным движением отцепить пальцы Анны от ее же горла. И если бы не испуг на лице Леона, то можно было бы подумать, что этот человек абсолютно точно знает, что нужно предпринять. – Анна, прекрати делать это… Анна, ты слышишь меня?

Нет, она не слышит. Боль расплывается, как и все вокруг. Оставаться в сознании почти невозможно. Перед взором княжны теперь только размытые черты лица Марии и ее светлого платья, кружащиеся в водовороте сияющих алмазов.

Со слов Леона, самый первый приступ произошел, когда Анне было пять лет. Именно в тот период жизни они с сестрой попали в Меншиковский дворец.

Все вокруг, включая каждого человека, состоит из определенного набора импульсов и божественной материи. Мир существует таким, какой он есть, потому что все его составляющие пребывают в равновесии. Так вот, Леон полагал, что эти приступы происходят с Анной, так как внутри у нее что-то перепутано. Испорчено, работает не так, как нужно. И он не может это изменить. А если Леон не смог, значит, не сумеет никто. Почему так? Потому что всю свою жизнь их наставник посвятил тому, чтобы исправлять сбои, которые время от времени происходят в мире. Такие люди, как Леон, входят в Братство Хранителей. Сестры тоже считали, что похожи на этих людей. Но как же они ошибались…

Веки Анны слабо трепещут, а затем девушка медленно раскрывает затуманенные глаза. Первое, что она видит, это лицо Леона, обрамленное дымкой темных волос. Его ладонь покоится у нее на лбу и источает знакомую прохладу.

– Леон, неужели это снова произошло со мной?