– Сейчас нельзя разговаривать, Анна. Совсем скоро тебе станет гораздо легче, обещаю.

– Анна, ты слишком много нервничаешь. Если опять доведешь себя до такого приступа, то в сущем мире от тебя будет мало толку, – мелодичный голос Марии раздается над Анной. И, услышав его, девушка встрепенулась, как будто только что вынырнула из сна:

– С чего ты вообще взяла, что со мной что-то не так? – она быстро подскакивает на кровати, подбирая под себя пуховое одеяло. – На самом деле, мне уже намного лучше, вот сейчас переоденусь, и мы пойдем играть в снежки во дворе…

– Ты не выйдешь из этой комнаты, пока я не позволю, – голос Леона заставляет вздрогнуть их обеих, но уже в следующую секунду по одному мановению его руки тело Анны будто бы обмякает, и голова девушки снова опускается на шелковые подушки. – Ты упала в обморок не потому, что перенервничала, Анна, а оттого, что использовала свою силу.

Княжна с детства часто болела. И уже давно сбилась со счета, сколько раз за последний год была прикована к постели. Но она всегда знала, что малейшего прикосновения руки Леона уже достаточно, чтобы почувствовать себя почти здоровым человеком. Его длинные пальцы всегда рассеивали все страхи и бережно наводили порядок в затуманенном рассудке.

– Уверена, когда-нибудь это пройдет, – произносит Мария, поджав губы. – Я сделаю тебе чай, ладно? – обеспокоенно спрашивает княжна и хватает с прикроватного столика маленькую белую чашку, просто чтобы занять себя чем-нибудь. Она поводит над ней рукой, и в ту же секунду чашка наполняется горячей фиолетовой жидкостью, внутри которой вертятся клубы дыма и звездной пыли. Это сияние длится совсем недолго, и, когда оно угасает, внутри остается всего лишь ароматный чайный напиток.

– Спасибо, Мария, – говорит Анна и слегка приподнимается, перенимая чашку из рук сестры. – Но вы не обязаны сидеть у моей кровати весь день, это вовсе ни к чему.

– Но… вдруг, когда ты уснешь, тебе снова приснится какой-нибудь кошмар, – неуверенно произносит Мария. – Может быть, я все же останусь с тобой?

– Мне давно не снятся кошмары, и я прекрасно справляюсь с этим сама, – врет Анна и делает глоток, после которого приятное тепло обволакивает все внутри княжны. – Тем более день еще в самом разгаре. А значит, занятия не окончены. Проведите их до конца, хорошо? – Анна отворачивается лицом к стене, давая понять всем присутствующим, что не нуждается в компании.

– Ну, раз так… – Леон поднимается на ноги и подхватывает Марию под руку. – Запомни, Анна, ты уже действительно не ребенок. Ты должна нести ответственность за свои слова и поступки, – и, не давая вставить Марии ни слова, выводит девушку из комнаты.

Когда Анна остается одна, она, наконец, может отставить чашку и растянуться на мягкой перине в полный рост, а потом сладко потянуться, разминая отекшие конечности. Тонкая ночная рубашка путается в ногах и мешает двигаться. Анна задирает ее до коленей и встает босыми ступнями на холодный пол. Она закутывается в одеяло и подходит к большому окну, которое в разы выше ее самой. Затем садится возле него, опуская подбородок на раму с кое-где потрескавшейся краской.

Анна видит, как во дворе ее сестра с легкостью выполняет любые задания Леона, когда как она сама будет вынуждена провести еще как минимум неделю в этой комнате. Их наставник садится на край фонтана, где еще кое-где журчит вода, и касается ладонью ее поверхности, после чего та замирает в одночасье, покрываясь толстой коркой льда. Мария хлопает в ладоши. Впрочем, только для нее происходящее может показаться развлечением. Она так легко кружится в своем пышном платье, заставляя потоки воздуха и снежинок танцевать вместе с ней, повторяя каждое движение. Кажется, будто девушка не прикладывает никаких усилий для этого. А затем ей стоит только повести рукой, чтобы статуи, что стоят вокруг, буквально за минуту обросли сверкающими, заснеженными сталактитами.

Леон говорил, что их с Марией привезли сюда, чтобы они научились правильно использовать свою силу. И когда во время посвящения сестер признают хранителями Братства и членами Совета, они, наконец, обретут свободу. Анна всегда мечтала увидеть мир. Хоть что-нибудь, помимо привычных стен дворца. И после посвящения она, наконец, сделает это. Они позволят ей, и даже Леон не сможет запретить княжне жить так, как она сама того захочет.

Но девушка слышала, что сущий мир – это большое и пугающее место. И, возможно, поэтому в глубине души ей было немного страшно представить, что она будет делать в нем. А может, Анна переживала из-за того, что после совершеннолетия ее жизнь изменится, ведь они с Марией и Леоном уже не будут постоянно вместе, как раньше.

Анна замечает, как наставник говорит что-то Марии, после чего та кивает, а он, замотав шею длинным шарфом, возвращается ко дворцу.

Но даже сейчас, находясь во сне, Анна не могла избавиться от ощущения того, что она видит все это неспроста. Правда, указать на конкретную причину своего беспокойства девушка была не в силах. Просто это было такое чувство, будто она должна знать что-то, но не знает. Странно… может, стоит попытаться вспомнить, что она еще делала в тот день? Слегка приподнять мягкую пелену реальности, которую будто бы подправил кто-то извне, чтобы увидеть… Леона? В воспоминаниях Анны этого не было. Неужели ей стерли одно из них?

Сейчас сцена изменилась, и декорации на ней стали совсем иными. Анна наблюдает за происходящим как бы со стороны и видит себя. Она отчетливо вспоминает, что в тот раз решила подглядеть за своим наставником всего лишь одним глазком и спряталась за большой темной шторой, скрывавшей одну из дверей дворца.

А вот и он! Часы глухо пробивают полночь. Леон идет по слабо освещенному коридору, чьи стены в этом крыле круглые сутки погружены во мрак. Он совсем один и, кажется, Леон абсолютно спокоен, несмотря на то, что до слуха молодого человека доносится скрип одной из дверей, медленно отворяющейся прямо перед ним.

– Мне всегда было интересно, почему только тебе доверили воспитывать сестер Романовых? Только тебе одному? Это так не похоже на Совет, – голос доносится прямо оттуда, из темноты. – А ведь юные княжны чрезвычайно сильны, не так ли?

– Я, кажется, просил вас больше не появляться здесь, – отчеканивает Леон, а затем тяжело втягивает ноздрями воздух. – Анна и Мария обладают невероятными талантами, но они еще не готовы к тому, что ждет от них Совет и Братство.

– Готовы они или нет, – из дверного проема выглядывает человек, чье лицо полностью скрыто капюшоном, – ровно через полгода, в это же самое время, наступит совершеннолетие близняшек, – он тянет руку к Леону, и в свете свечи от кисти остается виден только ее скелет, кое-где прикрытый плотью. – Вижу, Леонид, ты совсем не изменился, несмотря на то, что был прекрасным учителем все это время. – Леон не двигается с места, и незнакомец издает гаденький смешок.

– Кажется, недостаточно хорошим. Иначе мои воспитанницы не шатались бы ночами по дворцу.

Все вокруг замирает и медленно растворяется в темноте ночи…

Леон что, встречался с кем-то во дворце втайне от них, и девушки даже не догадывались об этом? Что это значит? Анна ведь даже не могла предположить, что кто-то подправил ее память и спрятал оттуда этот фрагмент. В конце концов, какой бы своевольной ни казалась эта девушка, на самом деле она была всего лишь слабым болезненным ребенком.

Глава 3

Алая пташка

Анна почувствовала, как сначала холодный влажный нос тыкнулся в ее щеку, а вслед ему раздался звонкий лай. Девушка протерла глаза и поморщилась, нехотя приподнимаясь на локтях. Умка стояла рядом с ее кроватью и от нетерпения скребла лапами по паркету:

– Ваше высочество, ну сколько можно спать! – сказала она, все еще топчась на месте и издавая при этом еле слышные поскуливания.

– Мне снился сон… такой странный. Послушай, ты всегда так невоспитанно себя ведешь?