Королева Шарлотта терялась в веках, её далекий потомок не знал даже, откуда пошёл его род и кем они были раньше. Сказки не в счёт, в сказках люди летали на крыльях, в сказках большие люди убивали своих жён из ревности, а родственников ― из мести, и всё в воображении Харууна представало бесцветным и плоским, как он ни силился вообразить себе прошлое.

– О чём задумался? ― спросил Мелле. Он сидел на стене, свесив ноги, ему было можно, он не был потомком знатного рода, просто смуглый простолюдин с бесцветными глазами.

– О королеве Шарлотте, ― признался Харуун.

– Хм, ― ответил Мелле, видимо, ожидая продолжения. ― И что ты о ней думаешь?

– Как бы она поступила на моем месте.

– Ты про Туркаса?

Харуун кивнул, не уточнив, что Туркас был здесь только частью, предвестником беды, и далеко не единственным.

Мелле пожал плечами.

– Шарлотта была милосердна. Она бы приняла его и оставила в городе.

– Он пришёл оттуда, откуда не возвращаются, ― промолвил Харуун.

Мелле понял его.

– Мы никогда не были убийцами. Ты же знаешь, убийство человека ― табу.

– Мы всего лишь выбрасываем людей за стены города, ― фыркнул Харуун. ― Безо всего. В том числе и зимой.

– Но мы их не убиваем. Вот видишь, Туркас остался жив.

Харуун промолчал ― разговор принимал опасный оборот.

– Десять часов! ― раздался снизу голос Ханы.

– Десять часов! ― выкрикивала Кристина, которая бежала за ней вслед. Раздавался звук колотушки. ― Десять часов! Через час ― принятие в ученики!

– Мне пора, ― сказал Харуун и поднялся. ― Нужно подготовиться и прийти в школу пораньше.

– Понимаю, ― немного завистливо кивнул Мелле. Он не мог явиться, его место было здесь.

«Как хорошо, когда у каждого свое место, ― думал Харуун, спускаясь вниз по лестнице. ― И когда порядок не нарушается».

Он осмотрелся, уверился, что и Мелле, и другие стражники стоят как нужно, спиной к городу и лицом к лесу ― и нырнул в сторону, за поленницы дров, сложенные под стенами крепости. Он проскользнул там, тихо ступая сапогами с износившейся подошвой, затем обогнул укрепление, перелез через низкий заборчик, прошмыгнул по заднему двору дома Эндрю Тилена, помахал рукой сидящей в пыли трёхлетней Анаис Ларисоль, которая сосредоточенно выковыривала из земли червяков, снова перепрыгнул через забор, приземлился на обломки глиняных горшков, обогнул уличный гончарный круг под навесом и замер, когда горшечных дел мастер Эльс отворил дверь, чтобы посмотреть, кто шумит. К счастью, Харуун стоял за углом дома, но если Эльс догадается обойти дом вокруг, то увидит его.

– Это кошки, наверное, ― раздался из дома звонкий голос тринадцатилетней ученицы Эльса, Мелассы. Ученики много времени проводили в домах своих мастеров, но Харуун почему-то не взял её в расчёт.

– Не отвлекайся, ― велел Эльс, и в доме снова что-то зашумело. ― Крути вот так.

Выдохнув, король двинулся дальше, пригнувшись, проскочил под окном и, не разгибаясь, перевалился через следующий заборчик.

Перед ним маячила новая дверь ― в этом доме их всего было четыре, и оба этажа принадлежали одной семье, хотя всем остальным это было запрещено. Эта семья много веков защищала город от болезней и напастей и потому пользовалась всеми мыслимыми и немыслимыми привилегиями. Членам этой семьи позволялось входить везде, куда вздумается, занимать любые понравившиеся места, и никто не мог им в этом препятствовать.

Под ноги Харууну выскочил пёстрый комочек, за ним ещё один, и он, присев, погладил кошачьи спинки. Внутри кошачьего дома раздались шаги, и на порог вышел смотритель ― Бенни Тиркс, дряхлый старик сорока четырёх лет от роду, который занимался кошками сколько себя помнил и посвятил им всю свою жизнь. В руках он держал блюдо с мелко нарубленными крысиными хвостами и лапами, должно быть, это были останки тех крыс, которых сегодня принесли Нэм и Энни. Значит, у Альсы должны быть уже только что пожаренные куски мяса. При мысли об этом Харуун почувствовал, что голоден.

Не замечая его, Бенни прошёл чуть подальше и начал разбрасывать останки на землю. Почуяв свежую кровь, со всем сторон поднялось кошачье воинство. Белые, бесцветные, полосатые, пёстрые, рыжие и чёрные, гладкие и пушистые, они соскакивали с крыши, перепрыгивали через забор и бежали старику навстречу, кровожадно урча.

Кошек никогда не кормили досыта, но приучали к запаху и вкусу мяса грызунов. С крысами они справиться чаще всего не могли, и нередко бывало так, что очередной пушистик куда-то пропадал ― тогда Бенни говорил, что бесстрашного охотника инстинкт повёл вниз, под землю, на погибель, и оплакивал павшего воина. А вот с мышами и прочими грызунами кошки расправлялись беспощадно, натаскивая порой за ночь горку трупиков на порог кошачьего дома.

Не все кошки постоянно жили в специально отведенном для них доме. Часть из них выбрала своими обиталищами дома горожан, и не стоило сомневаться, что там они были привечаемы и обласканы.

– Кто здесь? ― спросил Бенни, подняв голову. Он был подслеповат, и ему часто помогал его ученик, Марти Ханс, который перенимал у него науку ― как ухаживать за кошками, как принимать роды, как лечить, как играть и развлекать, чтобы они не скучали. Но Марти здесь сейчас не было.

– Это я Харуун, ― сказал король. Он выпрямился и подошёл. ― Доброй воды, Бенни.

– Доброй воды, ― откликнулся тот. ― Не поможешь раскидать?

Немного раздосадованный задержкой, Харуун принял у него тяжёлое блюдо и разом высыпал его на землю. Урча, кошки набросились на еду, и от их пёстрых спин зарябило в глазах.

– Экий ты резвый, ― проворчал Бенни.

– Да я только мимо проходил, ― извиняясь, ответил Харуун. ― И как их не погладить?

Кошек он в самом деле любил больше, чем собак, и они были поприятнее, чем свиньи или чем безмозглые куры.

– И правда! ― просиял Бенни и, с трудом наклонившись, поднял на руки пёструю пушистую красавицу.

– Это Мила, ― безошибочно определил он. ― Посмотри, какая у неё блестящая шёрстка.

Харуун согласился и погладил кошку. Бенни не спрашивал у него, что была за тревога и шум утром, он вообще мало чем интересовался, помимо кошек.

– Придёшь на суд? Или на принятие в ученики? ― спросил Харуун.

– Даже не знаю… ― задумался Бенни. ― Альфреда вот-вот окотится, на Марти разве можно положиться?

– Нет, конечно, ― поддакнул Харуун. ― Можно я через дом сокращу?

– Конечно, проходи.

– Спасибо! Доброй воды! ― воскликнул Харуун и взбежал на крыльцо. Он попал в просторный дом, весь состоящий из одной комнаты. Наверх вела крепкая лестница. Внизу везде были дощечки для точки когтей, лежанки, домики, полки и гамаки ― настоящий кошачий рай. Харуун вышел в противоположную дверь, не потревожив двух кошек, которые в обнимку спали на одной из лежанок, и отправился дальше. Он отворил заднюю калитку и попал под большую покосившуюся яблоню.

Он преодолел пространство, любовно засаженное лекарственными травами, и попал на задний двор больницы. Поглядывая по сторонам, Харуун прокрался вдоль её стены, достиг окна и заглянул в него. Окно было открыто, и ему не составило труда сразу увидеть Туркаса, который лежал на хорошо устроенной постели возле жаровни. Было очевидно, что даже в тёплый день его бил озноб. Он был вымыт и, наверное, накормлен, и сейчас, хоть и исхудалый, он был больше всего похож на того Туркаса, кого знал весь город.

Рядом с Туркасом прямо на полу сидела Анна и толкла лекарства в ступке. Уходить она никуда не собиралась, таким образом, поговорить с больным наедине никак не вышло бы, не вызывая подозрений.

Убедившись все же, что его приказ исполнен в точности, Харуун отправился дальше и, попетляв огородами и проходами между домами, вышел к дому Энни. Если за ним, по его распоряжению, и приходили, то у Леа не застали, и он решил сам проверить, что с охотниками. Нэм жил на втором этаже, к нему не так просто было добраться по лестнице, которую было хорошо видно с улицы, но вот Энни…