Харуун осмотрелся и хотел было напомнить всем о недопустимости приближения к провалу, но тут он увидел, что по улице с трудом ковыляет Джанин, начальница стражи, которая ныне находилась в декретном отпуске, и её живот, обтянутый зелёной тканью платья, колыхается впереди неё. За Джанин бежала её мать Альса, которая обычно распоряжалась крысиным мясом: готовила и ходила по улице, раздавая желающим перекус. Сейчас при ней не было её неизменного лотка. Альса на ходу уговаривала дочь не рисковать ребёнком, но непреклонная стражница упрямо продвигалась вперёд, опираясь о копьё, которое не оставляла даже в декрете.

– Сколько прошло минут? ― спросила она, останавливаясь возле Харууна и отдуваясь. От её дыхания светлые волосы, упавшие ей на лицо, подлетели и снова упали, она нетерпеливо смахнула их. Ее положение тяготило её, и она переживала, что не сможет быть полезна.

– Восемнадцать минут двадцать две секунды, ― ответила Хана. Кристина рядом с ней утирала слёзы собственной косой.

– Так ещё не всё потеряно, ― обрадовалась Джанин. ― Они точно должны быть где-то неподалёку.

– Все в этом уверены, ― ответил Харуун. ― Народ спустится и их вытащит. Ты только не волнуйся, тебе вредно волноваться.

– Боишься, что рожу до срока? Мне ещё пять дней, ― усмехнулась Джанин.

Вольтар тем временем нетерпеливо переминался, ожидая, пока ему дадут факел и оружие, и уже готовый начать спуск. Он когда-то пробовал себя в качестве охотника на крыс, но потом ушёл в огородники. Сейчас только он обладал необходимыми навыками выживания под землёй, за исключением престарелой Эндел.

– Верёвка, ― сказал Хуанито.

– Я пристегнулся, ― махнул рукой Вольтер, но Хуанито настаивал:

– Верёвка шевельнулась!

Разговоры сразу замерли, и на площадке перед провалом установилась тишина. Теперь и Харуун видел, что верёвка в самом деле немного натянулась, а потом ослабла, как будто её дёргали откуда-то издалека.

– Нэм! Энни! ― позвал Элтар, наклоняясь вниз и пытаясь заглянуть в темноту. ― Вы там?

Никто ему не ответил, но верёвка дёрнулась снова.

Харуун не смотрел ни на кого из окружающих, только на верёвку, от которой Вольтар уже отстегнул ремень, опасаясь неладного. Король знал, что все вспомнили рассказы о том, как тяжела была жизнь первых маленьких людей, когда приходилось жить в таких провалах и растить там детей, укрываясь от гнева богов. Теперь там водились только жирные крысы, пожирающие всё живое и даже друг друга. При должной сноровке охотников они превращались в почти неиссякаемый источник мяса наряду со свиньями, но память о страшных временах всё равно осталась.

Верёвка зашевелилась куда более размеренно, похоже было, что кто-то вытягивает себя на поверхность, упираясь ногами в разрушенные ступеньки.

– Нэм! Энни! ― закричал уже и сам Харуун. ― Отзовитесь!

Ему показалось, что снизу донёсся слабый голос, но он не был уверен.

– Кричали? Кричали? ― переговаривались люди, заглядывая в провал. ― Ты слышала? Нет?

И наконец, выступив из кромешной мглы, в поле зрения показалась маленькая фигурка двенадцатилетней Энни, сгибающаяся под тяжестью отборного десятка убитых крыс. Они висели у неё за спиной, привязанные хвостами к деревянной палке, которая крепилась ремнями, охватывающими руки под мышками.

Перебирая руками, Энни взбиралась наверх, и последние её рывки жители приветствовали дружным восклицанием восторга. Перед ней расступились, держась на предписанном санитарными нормами расстоянии. Энни положила гарпун на землю, и к ней тут же подбежали санитары. Они помогли ей стащить со спины тушки крыс, снять шапку, тряпку, закрывающую лицо, загрубевшие от крысиной крови перчатки, промокшие сапоги.

Она села прямо на землю, усталая, но довольная; она не выглядела встревоженной и только показала назад дрожащей от слабости рукой:

– Там, ― сказала она. Глаза она держала закрытыми, чтобы солнце не ранило их своими лучами.

Потом она легла на спину и закрыла лицо тряпкой, не торопясь идти мыться.

– Нэм идёт, ― сказал Харуун, присев, чтобы было лучше видно. Верёвка дёргалась, кто-то догадался налечь на ворот… И внезапно из тьмы на свет выбрался не всем известный Нэм, а совершенно чудовищная фигура, да такая, что многие в едином порыве отбежали подальше с криком ужаса.

Харуун отшатнулся, инстинктивно закрывая собой Джанин, которая крепче перехватила копьё. Он всматривался в копошащуюся фигуру, силясь найти в ней что-то человеческое. С трудом в ней опознавался мужчина. Всклокоченные грязные волосы и неровная борода скрывали почти всё его лицо. Невозможно было понять, где заканчивалась его одежда и начиналось тело ― всё было совершенно ровного цвета засохшей грязи.

Выбравшись на поверхность, он упал на колени, а потом на четвереньки, и его голова коснулась земли. Вслед за этим человек издал хриплый звук, который, вероятно, надо было расценивать как выражение радости. Он заслонялся от света руками с обломанными и окровавленными ногтями.

– Да это же Туркас! ― воскликнул кто-то.

Шокированный, король сделал шаг вперёд, забыв о санитарной зоне. Впервые за всю историю города изгнанник смог выжить и вернуться обратно ― неслыханно, неописуемо… И совершенно непонятно, что с ним делать дальше.

Это в самом деле был Туркас Стен, осуждённый за непреднамеренное убийство Маркуса Стена, своего единоутробного брата. Его присудили к изгнанию ровно три месяца назад. В день оглашения приговора его вывели за черту города и оставили там. Стражники ночь и день отгоняли его от ворот и от пшеничного поля, когда он пытался то перелезть через стену, то украсть недавно взошедшие колосья, то когда он просто стоял внизу, слёзно умоляя впустить его обратно. Вскоре Туркас исчез и больше не появлялся, и все сочли, что его уже нет в живых. Ведь говоришь «изгнание» ― подразумеваешь «смерть». Говоришь «за стеной» ― подразумеваешь «смерть». Говоришь «лес» ― подразумеваешь «смерть».

А теперь Туркас появился из-под земли, словно так и было нужно. Куда же смотрели Нэм и Энни? Почему они взяли его с собой? Неужели он использовал своё красноречие и смог уломать их, уговорить так, как не смог уговорить стражников?

Нахмурившись, Харуун взял у Джанин копьё и тупым его концом перевернул несчастного преступника. Сомнений не было ― Туркас, потрёпанный до нечеловеческого состояния, с гноящимися глазами, с ранами на руках, но живой.

Никто не мог бы продержаться за чертой города так долго, к тому же не имея с собой никаких инструментов и приспособлений, кроме той одежды, которая была на нём надета. Однако Туркас оказался здесь и был жив.

Харуун обернулся, желая получить объяснения у Энни, но она лежала, не обращая внимания ни на кого вокруг, а из провала тем временем уже выбирался и Нэм. Из-под тряпки показалось его обезображенное крысиными укусами лицо со свежими ранами, он так же, как и его ученица, сбросил свой груз, гораздо более тяжёлый по сравнению с её, и крыс тут же унёс Фаренне. Несмотря на чудесное явление преступника, мясо всё равно портилось, крыс нужно было подвергнуть обработке и отдать на разделку мяснику.

– Доброй воды, ― хрипло сказал Нэм и прикрыл глаза ладонью от света.

– Объяснись, ― потребовал Харуун. ― Почему вы позволили Туркасу вернуться?

– То, что он знает, может оказаться важным, ― ответил Нэм и вслепую протянул в сторону гарпун, который тут же выхватили у него две пары рук, защищённых от заразы кожаными перчатками. ― Дайте нам с Энни перевести дух, и мы вам всё расскажем.

– Как распорядишься? ― спросила Джанин, подступив к Харууну с левого плеча. За ней стояли Лиам и Айрис, стражники, готовые по первому её слову сделать с Туркасом что угодно.

Харуун осмотрелся. Собравшиеся на безопасном расстоянии от охотников жители ждали его решения. Перекинуться словечком с Нэмом он не мог, все бы услышали, а подойти было нельзя.

Король перевёл взгляд на изгнанника. Тот лежал неподвижно, грудь его часто вздымалась, а руки конвульсивно скребли землю. Было очевидно, что он страдает.