–Ну и что? – пожал плечами Митя. – Я не таможенник, чтоб держать его. Нам с Данилой от этого не холодно и не жарко. Верно, Даня?

–Верно, – кивнул головой Данила. – Придет какой-нибудь воображала из города. Видали мы их.

–Видали, – покивал Митя.

В прошлом году приезжал один такой – причесанный, прилизанный, беленькие худенькие ножки в сандаликах, по поселку ходил с книжечкой, с андроидом последней модели, выражался, как сказал Митя Даниле, «витиевато» (Данила так и не понял, как это, но видать, «плохо»), а более того – вознаглел и даже за Шурочкой, предметом Митиного немого обожания, так сказать, стал ухаживать. Митя такое безобразие долго терпеть не стал, и подкараулил их в один из теплых вечеров возле речки, где парочка, вероятно, рассуждала о высоком, глядя, как с водопоя возвращаются грязные и худые коровы, возле речки же произошло нечто вроде дуэли на кулаках. Митя намял бока городскому сопернику, Шурочке, подошедшей к Мите вытереть землю и кровь с рубашки, бросил пару грязных слов со зла, однако все парни в поселке стали уважать Митю – «начистил рыло как следует городским».

Теперь ко всем городским Митя относится с пренебрежением и гордой ухмылкой, а Данила повторяет за ним.

–Ну и зря! – вздохнул вдруг Вадька. – Парень, говорят, неплохой. Я пойду знакомиться.

–Это ты перед Марьей выделываешься? – с язвительной насмешкой спросил Митя. – Перед Марьей? Тройки испугался?

–Не тройки испугался, тройку я уже исправил… – важно заметил Вадька.

–Ага, на двойку, – прошипел Данила.

–Нет, на четверку. Я просто пойду – вы какие-то дураки. Раз городской – так сразу воображала, дурак, заносчивость, брезгливость и так далее, – сказал Вадька.

Митя язвительно усмехнулся и покачал головой, повернулся к Даниле:

–Марья его обработала!

–При чем тут Марья? – возмутился Вадька.

–А при том здесь Марья, – пожал плечами Митя. – Давай флэш, и я пойду. Ты пойдешь, Даня?

–Пойду, – решительно кивнул головой Данила.

–Нет, при чем тут Марья? – снова повторил возмущенно Вадька.

–А притом, что везде свою пропаганду пустила! Ни одного нормального человека в поселке не осталось – я да Данька! – крикнул Митя, Надя испугалась резкого голоса, и Даниле пришлось ее успокаивать.

–Жизни она нас всех учит, – продолжал Митя уже спокойней, видя, что гнев ни к чему хорошему не приведет. – Как вести себя, как говорить, не материться, не плевать, чуть не сюртуки заставляет носить. И ты туда же! Туда же! Елейным голоском подвизгивать «Добрый день, Марья Владиславовна! Как здоровье ваше драгоценное?».

–А что в этом плохого? – возмутился Вадька.

–А то, что все это – брехня. Так, показуха! Вот что! – воскликнул Митя. – Это в школе, при ней все такие паиньки, а как вечером, на улицу – так уши заворачиваются, как мы материмся! В школе Шурочка такая скромница, а вечером попрет по поселку – только юбка задирается! Брехня все это – ваше воспитание. Ничего там нету, а только выгибаетесь из-за оценок, – заключил Митя. – Пошли, Данила.

–Иду, – важно и тоже возмущенно глядя на Вадьку, Данила посадил Надю на прежнее место и вышел из комнаты следом за Митей.

По улице они прошли пару шагов молча, точнее, Митя прошагал, а Данила просеменил за ним. Потом Митя обернулся и сказал:

–Впрочем, если ты хочешь, ты можешь пойти к этому новенькому. Я тут неправ, управляя тобой. Все-таки это не хорошо.

Митя повернулся, Данила догнал его, и они дальше пошли вровень. Митя снова заговорил, запихнув руки глубоко в карманы потрепанных и потертых джинсов:

–Конечно, Вадька прав… застоишься тут, засмотришься, люди все одни и те же, а тут как-никак свежая кровь, новое лицо… – Митя помолчал, пожевал губы, снова продолжил:

–А Вадька-то! ловко как… Мамина двоюродный брат… да сразу уж и говори – Марьин внук. А то вокруг да около ходит. А, как будто я не знаю – приедет какой-нибудь зарвавшийся, надо же, заслуженного работника образования внук! Ах, какая важность! Ну конечно, почти, без одного места учитель года по району! И его внук – несомненно, вундеркинд во втором поколении, или даже в третьем! Конечно, занимается каким-нибудь правильным или сильным видом спорта, конечно, одет хорошо, конечно, рубаха-парень, конечно же, отличник или, на крайняк, хорошист. Ну в общем, знакомьтесь, просю любить и жаловать – образец для подражания! Не сломайте карандаш, срисовывая!

Митя плюнул ожесточенно.

–А может, Марья права? – спросил Данила. – Может, правда, как она говорит, так надо поступать?

–В чем вопрос, конечно, надо, – пробубнил Митя, садясь на скамейку у своего дома.

–Так чего ж ты против выступаешь? – опешил Данила.

–Я против отношения выступаю, а не против… идеи, что ли, – ответил Митя. – Она бегает, трындит по всей школе о вреде курения, ловит всех, кого не лень, а парни с ее класса – тот же Вадька – стоят за школой и курят. Все это показуха, и с ее стороны – тоже. Только речи толкать можем.

–Ну вот взял бы и завел бы себя как полагается, – заметил Данила, садясь рядом.

–Больно надо!

Оба замолчали разом и неожиданно. Данила хотел сказать Мите, что так, кажется, неправильно думать, как ему соображается, Даниле, но думал, что Митя еще чего добавит, и потому молчал.

–Ладно, валяй домой, Даня, – сказал Митя. – Когда это чучело городское приезжает, Вадька сказал?

–Через неделю, – ответил Данила, глядя в сердитое и щурящееся лицо Мити.

–Ага, значит, – Митя посмотрел в календарь в телефоне, – 30 мая. Ну, флаг в руки. Пойдешь к нему? Нет, серьезно?

–Вообще-то, пойду, – еще колеблясь, ответил Данила. – Так, просто посмотреть, кто приехал, может, парень и ничего…

Данила посмотрел вопросительно на Митю, тот опустил глаза, подумал и промолвил:

–Ну, может, тоже пойду, если время будет. Так, вправду, посмотреть разве что… Ну, ладно, что же… Пока. До завтра, – Митя поднялся со скамейки и ушел к себе во двор.

Данила пошел к себе, расстроившись из-за разговора с Митей и его тона о городском госте.

«Почему так возмущенно? Конечно, он думает, Шурка его опять будет гулять с новым городским, – подумал Данила. – Надо было сказать ему… ага, так бы он съездил мне по морде-то… ну а с другой стороны – что же так кипятиться-то?» – Данила пожал плечами и пришел, в конце концов, к выводу, что Митя просто сразу почему-то, по какой-то непонятной пока Даниле причине невзлюбил городского.

Уже порядочно вечерело. Кое-где стряпки уже подымились, а кое-где даже печки в домах топили, хотя по ночам уже не было заморозков. Мычали негромко коровы. Хозяева вывалили на огороды полить то, что уже высажено. Мать тоже поливала на огороде уже хорошо взошедший редис, лук, прорезавшуюся морковку и только высаженные в парники огурцы.

Данила, заходя во двор, увидел только еще в конце улицы их корову Марту.

–Ну-ка, Данька! – крикнула мать с огорода. – Иди-ка полей, а я Марту пригоню. Вон она, стерва, плетется!

Данька поспешил в огород, а мать отправилась на улицу, пригнать корову, которая останавливалась у каждого кусточка пощипать зелени.

Марта – хорошая корова. Здоровая, хотя и не мясная, но молоко дает хорошее, жирное, и сливки у нее хорошие и вкусные. Еще глаза у нее добрые, дыхания теплое. Данила любит Марту.

Данила расторопно и быстро стал поливать грядки, ловко вышагивая между грядками и удерживая одной рукой лейку.

Мать загнала в стайку корову, подоила ее, и когда Данила шел с огорода, полив все и закрыв парники, мать в доме уже разливала молоко по двухлитровым банкам, на продажу. Молоко для дома стояло в трехлитровой банке.

–Сейчас ужинать будем, – сказала мать. – Тети Светы еще не видать?

–Нет. Да придет.

–Да чтоб к ужину не пришла, а то весь чай выпьет опять, – усмехнулась мать.

Пока готовились, Данила мыл руки, и мать разогревала обед, во дворе залаял пес, раздались шаги, зашла соседка тетя Света, за молоком, хотя у нее самой была корова, но доилась она плохо.

–Здорово, соседка, – сказала тетя Света.