Остальные парни в количестве десяти человек, загородив проход в гараж, с любопытством смотрели на работу двух юных механиков.
Митя с десяти лет проявлял наклонность и интерес к физике и особенно к автомеханике. Все ему советовали поступать на автомеханика и говорили при этом, что «он не пропадет даже в городе», а Митя отвечал всем на это, что подумает.
Данила благоговел перед ним буквально, бегал за ним, как Санчо Пансо за доном Алонсо Кихотом, исполнял все его поручения и даже теперь был уже весь измазанный в масле и саже, неизвестно откуда взявшейся, в то время как Митя сидел перед мотоциклом только с замаравшимися руками, принимал, даже не оглядываясь, инструменты от помощника и старался не обращать внимания на собравшихся зевак.
Наконец, Митя вытер руки грязной тряпкой, настолько грязной, что неизвестно, что он замарал больше – тряпку или руки; поднялся с низенького стула и крикнул парням:
–Ну чего вы?! Пошли вон! – Митя даже выругался, и Данила кинулся выгонять парней, повторяя за Митей маты.
Парни быстро отошли от гаража, Митя, чего доброго, мог и молотком кинуть. А Митя сел на мотоцикл и сказал Даниле:
–Закроешь гараж, на обратном возьму, – и выскочил пулей из гаража.
Данила, поторапливаясь, выполнил поручение и выбежал на дорогу, по которой должен был проехать Митя.
Наконец, близко взревел мотор, тут же стал стихать, Митя вывернул из-за поворота и остановился почти возле Данилы.
–Давай, садись, – пригласил он. – Только не лапай, а то скину.
Данила, переполняемый счастьем, сел сзади Мити, почти на багажник, и Митя газанул с места.
Они понеслись по грязной после дождя дороге, подскакивая на ухабах и выбоинах, по всему поселку, назло ворчливым бабкам, которые грозили им на каждом повороте: «Разобьетесь!».
Данила обожал кататься с Митей. Тогда его ничего не беспокоило, ни о чем не думалось, и Данила чувствовал себя абсолютно счастливым.
В принципе, для счастья ему нужно было очень мало: такая вот поездка по поселку с Митей, хороший денек с солнцем, голубое небо, пойманный хариус, чтобы никто не трогал его и домогался до него криками и просьбами.
Ну, вот, они и носятся по поселку, едва починив старенький мотоцикл, и Данила абсолютно счастлив, он так думает, потому что его ничто не беспокоит.
Наконец, Митя, вдоволь задохнувшись теплым майским воздухом, остановил мотоцикл у Данилиного дома и спросил:
–Вечером придешь?
–Не знаю. Заорет, так и приду, наверное, – ответил, слезая, Данила.
–Ну, ладно. Если что – я у Вадьки, – сказал Митя. – Давай!
Митя потрепал Данилу по голове, газанул и погнал дальше, домой.
Данила вздохнул, медленно сошел с обочины к своему палисаднику, коснулся рукой только забиравшейся черемухи с тугими бутончиками, которые обещали раскрыться вот-вот; оперся о палисадник.
Домой ему идти не хотелось. Данила долго стоял, трогая мягкую листву черемухи, ластившейся под порывами ветра к Даниле, и думал, куда бы ему пойти еще. Но идти было некуда, Данила вздохнул и пошел во двор. Во дворе он еще посидел перед псом, который тоскливо сидел на цепи и был рад любому новому человеку, хоть даже постороннему. Данила потрепал пса по голове, посмотрел на грядки огорода, где уже зеленели грядочки редиса и лука, на вскопанное под картошку полу-поле, и зашел в дом.
В сенях он стряхнул с ног ботинки и, морщась, вошел в квартиру.
Мать стояла за плиткой и готовила обед.
–Пришел? – спросила она, не оборачиваясь. – Где опять бегал?
–Да так, у Мити в гараже чинили, – сказал Данила в ответ.
–Опять чинил? – мать повернулась к Данилу. – Что же, каждый день почти.
–Да так, старый, – буркнул Данила и поспешил в свою комнату.
Мотоцикл чинили не каждый день, но на каждый второй день точно, потому что Митя и Данила гоняли нещадно, и уже пару раз Митя даже с Данилой попадали в маленькие ДТП, а сколько раз Митя один переворачивался на мотоцикле, никто и не знал. Данила не хотел, чтоб мать была в курсе этого, потому как она бы сразу запретила Даниле возиться с Митей, и Митю даже близко к дому не подпустила бы.
–Руки вымой и лицо. Хоть не сильно вымазался? – мать подошла к Даниле.
–Нет, я аккуратно, – ответил Данила.
–Знаю я твои аккуратно, – ответила мать, снова подходя к плитке и поднимая крышку, из-под которой рвалась наружу пена.
–Я, правда, аккуратно! – возразил Данила, моя руки под умывальником на кухни. – Скоро есть?
–Сейчас. Бегаешь там, его потом Митькой звали, а ты грязный приходишь и голодный! Хоть бы кормил он тебя, – сказала мать.
Конечно же, она чуть шутила.
–Ладно тебе, – попросил Данила. – Так просто, с ним интересно.
–Да уж, интересно, – покачала головой мать, сливая воду из кастрюли.
Хотя что ей возмущаться? В конце концов, Громов не самый плохой парень на деревне, есть и хуже, а этот, по крайней мере, возится хоть с мотоциклом, а не с водкой.
–Садись, ешь, – сказала мать Даниле, подставив тарелки с лапшой и самодельными котлетами на стол и нарезая хлеб.
–А ты? – спросил Данила.
–И я сейчас, – ответила мать. – Садись, ешь, пока горячее.
Мать достала еще соленых огурцов и, не разрезая, выложила на тарелку, поставила перед Данилой.
Они стали обедать.
Данила проголодался, пока чинил с Митей мотоцикл, и потому накинулся с жадностью на еду. Не поднимая головы, он осторожно поглядывал на дверь второй комнаты.
–Ушел, не бойся, – сказала мать.
Отец у них хороший, только пьет каждые два месяца. А так нормальный, по дому все делает, работает на ТЭЦ, но только пьет, и его с работы не выгоняют только потому, что работать некому, а если вместо него брать – так брать только такого же. Других-то нет.
Данила очень не любит, когда отец пьет – он тогда говорит громко, песни поет, лезет к матери с руганью, а Даниле мать жалко, и еще спать не дает им обоим. Мать тогда его выгоняет, если, к примеру, тепло уже, а если зимой – тогда вообще плохо. Данила с матерью спят вместе в Данилиной комнате, а отец – в спальне. И еще и ходит туда-сюда, студит дом и, бывало, забывает дверь закрывать.
Сейчас вот тоже запил, не сам, он никогда сам не запивает. Гоша, как его тут все называли, друг отцов по работе, запил сам отчего-то, подбил на работе отца и все, понеслось.
–Давно ушел? – спросил Данила у матери.
–Давно, не бойся. Калитку закроем и пусть сам как знает, – ответила мать.
Мать хорошая женщина, только очень часто ругается и всегда усталая, ее Даниле жалко. Она работает нянечкой в интернате при школе, туда еще и неблагополучных иногда свозят.
–Хватит тебе бояться, – сказала мать.
–А я и не боюсь, – сказал Данила. – Я только вечером к Мите пойду и все.
–Дался тебе твой Митя! – покачала головой мать. – Ладно уж, иди, только надолго не задерживайся.
–Сам знаю.
–Митя-то твой когда закончит ремонтироваться? – спросила мать. – Надо бы картошку уже садить, деньки подходящие. Придется нам с тобой вдвоем.
–Ну ничего, – сказал Данила. – Что, привыкать, что ли?
–Надо бы в субботу, – сказала мать. – Или пятницу, как приду с работы. У меня смена короткая будет.
–Много засадим? – спросил Данила.
–А сколько там не пропало.
После обеда пошли перебирать картошку. Когда снимали осенью, уже сразу все разделили, перебрали, а теперь только надо было еще раз перебрать, чтобы гнилой картошки не было.
Поднялся легкий ветерок, огороды не были полностью засажены, и Даниле почему-то показалось, что не весна, а осень на дворе. Но только взгляд поймал лилово-белое пятно у соседского забора – сирень набирала силу, вот-вот должна была зацвести.
Зелень уже покрыла верхушки многих деревьев, но ее при таком не пасмурном даже, а облачном просто деньке не заметно, а вот сирень замечается.
Еще недельки две – и попрет все, навстречу лету. А летом хорошо, целый день можно на рыбалке торчать, не ходить в старых зимних ботинках, не топить печку, не таскать дрова каждый день в дом, в школу не ходить, но зато поливать огород, Марту гонять, следить, чтоб курицы не убежали и их не утащили коршуны. Но это же так, мелкое, а в целом летом можно быть предоставленным самому себе и, что хочешь, делай – хочешь, у Мити в гараже торчи, хочешь – на речке, хочешь – дома просто так валяйся, хочешь – на велосипеде по улице рассекай.
