— Хватит! — приказала ему. — Хватит!

— Нет, не хватит. Пока не признаешь, что я твой муж, не перестану. Отсюда ты выйдешь только тогда, когда услышу это от тебя.

— Хорошо, — не выдержала я. — Хорошо, не буду больше говорить, что ты не муж, только прошу, перестань. Это страшно и больно.

— Где больно? — уточнил этот гад, а я, дура, повелась.

— Да везде! — крикнула, показывая внизу, где всё болело от трения. — Верёвка больно впивалась.

Я взвизгнула, он меня усадил на спинку дивана, раздвинул ноги и, сдвинув ткань трусиков, стал языком снимать ноющую боль. Я вцепилась ему в волосы, закидывая голову.

Озабоченный он. Ну вот кто так наказывает? Ну кто?

Год назад

Новоман

Алиас

Тамино бродил вдоль окна своего кабинета пытаясь понять то, что увидел на станции «Астрея». Он прилетел за своей женой, которая встречалась на станции со своим любовником, так как терпение у Алиаса лопнуло. Просто как-то раз вошёл в спальню детей, уложил сначала дочь, затем сына и осознал, что так больше продолжаться не может.

Дети с каждым днём становились всё взрослее и понятливее. Дом был полон манаукцев, но дети постоянно чувствовали себя одинокими. Им не хватало внимания отца и любви матери. Тамино осознал, что в Берте нет любви. Она любила только себя. Не детей, не его, а только себя и деньги.

Проследить, где пропадает жена, он мог легко, но не хотел. Ему и так стало всё понятно. Любовь в нём не угасала. Он влюбился в яркую блондинку, как только увидел. Янарат отговаривал, но Алиас не мог насмотреться на стройную дерзкую и раскованную Берту, которая сама к нему подошла и пригласила на танец.

Может, виноват менталитет, может, вбитые с детства правила. Он сам не понял, как угодил в цепкие коготки маленькой бестии. Она вскружила ему голову, и он, проживший на Новомане холостяком всего два года, вновь оказался во власти женщины. Пусть законы были иными, и женщина должна была подчиняться мужчине в новом для альбиносов мире, но этот же закон и привязывал мужчин к избранницам, обязав содержать их, оберегать, пока она сама не захочет разорвать узы брака.

А Берта о разводе не помышляла. Она жила на полную катушку, пренебрегая своими обязанностями, как жены, так и матери. Притворялась прилежной женой на людях, на раутах. Искала знакомства с высокопоставленными гостями, и больше её привлекали унжирцы. Хотя кого свободные мыслители не привлекали? Берте нравилась светская жизнь, но и ночная её манила не меньше. У неё было много знакомых, и вскоре раскрылась истинная личина яркой блондинки. Её все знали как хищницу, которая рыскала в поисках сплетен и тайн, передавая их потом таким же, как она, товаркам. Она знала о личных жизнях самых важных персон, но и свою не скрывала.

Она изменяла Алиасу, и он знал это. Это был не один мужчина, а каждый раз новый. Берта перелетала от одного к другому, ища что-то, ведомое лишь ей. Она не раз предлагала манаукцу секс втроём, но получала строгий отказ. Алиас наказывал её, запирал дома, но долго не мог выдержать стенаний и истерики жены и отпускал её. Он знал, к кому она улетала, и не мог ничего с этим сделать, так как вызвать на поединок того, с кем спит твоя жена, — это плевок в самого себя! Алиас терпел, раненым зверем бродил по кабинету, ища выход. И вот, наконец, это случилось.

Замерев напротив окна, он воззрился в ночную мглу, туда, где бушевало море. Он видел знак судьбы в мимолетной встрече с незнакомкой. Девушка была полной противоположностью жены, а точнее, словно другая Берта, такая, какой она должна быть.

Прикрыв глаза, Алиас вспоминал, как она выглядела. Немытые волосы, убранные в пучок. Тёмные круги под глазами от недосыпа. Рассеянный взгляд, полный отчаяния. Бледные губы с красными следами от зубов. Девушка нервничала и не замечала, что искусала их практически до крови. Ей были нужны деньги: то, чего у Алиаса было много. А ему нужна была жена. Кроткая, скромная, такая, какой он себе когда-то представлял Берту.

Любовь в груди сжалась в комок после разговора с женой. Берта даже не скрывала, что она опять изменяла ему. Наконец она перестала лгать, придумывая истории про подруг, таких же грязных, как и она сама. Осмелилась усмехнуться ему в лицо, обозвать модифицированным уродом. Слишком много было в её крови алкоголя, который придавал ей смелости. Она обвиняла его в том, что не способен её удовлетворить как мужчина. Он, кого растили именно для этих целей — удовлетворять любое эротическое желание женщины, предугадывать и дарить наслаждение. Он, кого растили рабом для самых привередливых и вздорных женщин — госпож Шиянары.

Алиас вспылил и обрушил шкаф с её нарядами, рвал ненужные тряпки, рычал, уничтожая всё, что так было дорого Берте, а затем устроил пожар, сжигая испорченные вещи на глазах испуганной жены. Впервые она взглянула на него так, в страхе прижимаясь к стене спальни, стоя на их брачном ложе.

Алиас открыл глаза и вернулся к столу. Он стал искать ту, которая улетела со станции «Астрея» раньше них. Её звали Кэйт Гофман, единокровная сестра Берты, о которой та так и не упомянула ни разу. А ведь он проверял её по требованию янарата. (Кошира бесила мысль о скорой свадьбе Тамино.) Правда, только то, что выдавала ему Берта. По документам она была сиротой, графа «Родственники» личной карты в интернате оказалась пуста, и Алиас успокоился, поверив своей возлюбленной.

Мажордом оповестил, что пожар потушен, и сейчас он приступает к уборке, поэтому осведомился, нужен ли он Алиасу ближайшие пару часов.

Тот ответил, что и сам будет занят. Он с жадностью читал строки о Кэйт, рассматривая её фотографии. Кого нужно было винить в том, что он не захотел сам поискать сведения о родственниках жены? Даже мысли не возникло узнать, кто её родители. А ведь сестра Берты нуждалась не столько в деньгах, сколько в покровителе.

Оторвав взгляд от названия рейса, которым девушка улетела со станции «Астрея», Алиас взглянул на школьную фотографию, где две сестры были разными до неузнаваемости. Печальный взгляд Кэйт приковывал к себе внимание манаукца, а вот тяжелый и злой Берты отталкивал.

— Ангел и демон, — тихо шепнул Тамино, понимая, что ему достался демон.

Но внутри каждого манаукца жил не просто демон, а сама тьма, которая растекалась по венам с каждым ударом сердца.

Модифицированные не просто так зовутся агрессивными и страшными убийцами. Воины, которые чтут доблесть и отвагу, они выжили в аду, закаляясь и усмиряя тьму, поселившуюся в их телах. Манаукцев боялись все другие расы, даже сами создатели, которые на свой страх и риск помогли выжить бывшим землянам, программируя их, совершенствуя.

Но даже среди обычных манаукцев альбиносы считались самыми опасными. Никто не знал равных им по силе, никто не знал, как противостоять их бешенству. Единицы осмелятся выйти на поединок против альбиноса. И только женщина способна покорить его, сделать послушным своей воле. Только они способны убить манаукца, ранив в самое сердце.

В дверь постучались, а затем в кабинет вошла Берта. Она была в чёрном коротком халате. Шла, покачивая бёдрами. Алиас следил за ней взглядом, закрывая все странички, которые до этого с таким любопытством рассматривал. Пояс халата упал на пол, чёрная ткань, любовно поглаживая плечи, соскользнула вниз, являя взору манаукца чёрный кожаный костюм. Ошейник, цепочка от которого спускалась до пояса, обнажённые груди стягивали кожаные полоски, чёрные чулки и ажурные маленькие трусики, практически не скрывающие бритый лобок.

Когда-то Алиаса это заводило. Когда-то…

— Уходи, — приказал он, с ленцой окидывая взглядом тело Берты.

Одна мысль, что несколько часов назад её кто-то имел, приводила в бешенство.

— Дорогой, — жалобно протянула Берта, смело приближаясь к мужу, — твоя киска хочет ласки.

Алиас склонил голову набок, насмешливо глядя на жену. Несколько минут назад она его боялась, а сейчас хотела. Он знал этот блеск её глаз, этот решительный настрой. Она хотела его, и пришла сама, в попытке отработать прощение, не испытывая при этом ни грамма стыда или раскаяния. Алиас встал, вытащил ремень из брюк и, играя им, подошёл к ней.