Резко покраснев, Али повернулась к Габену, который с интересом слушал их разговор, подперев подбородок кулаком, словно старая сплетница.

— Леон, выйдите, пожалуйста, — указав ему взглядом на дверь, попросила Али.

Тот, очевидно, нехотя поплёлся к двери, несколько злорадно ухмыляясь. Проводив его взглядом и убедившись, чтобы он крепко закрыл дверь, Али вновь развернулась к Жану:

— Это ты звонил мне и молчал в трубку?

Подросток кивнул и уставился в пол.

— Но зачем? Зачем ты это делаешь, Жан? Разве не понимаешь, что это называется преследованием? По-хорошему, я должна обратиться в полицию, но, конечно, не буду этого делать.

— Почему? — поднял на неё полные слёз глаза Сава.

— Потому что я знаю тебя. Знаю, что ты не можешь мне навредить. Что ты хороший мальчик, просто запутавшийся, — Алексис взяла его за руку, — но ты должен пообещать мне, что перестанешь фотографировать меня исподтишка, воровать мои вещи, звонить мне вечерами. Живи своей жизнью, Жан. Ты мне очень дорог, но как ученик, как мой подопечный. Ни о каких романтических чувствах не может быть и речи. Я жената уже четыре года и очень счастлива в браке, — решила сразу расставить все точки над «i» Али, — но больше всего меня пугает и расстраивает то, что ты сказал, что не даёшь Бауэрсу отпора именно из-за меня. Так не должно продолжаться.

Сава усмехнулся и, помотав головой, выражая разочарование, попытался встать с дивана, но Али присадила его обратно:

— Жан, останься. Расскажи мне, что ты чувствуешь.

— Я уже всё вам рассказал, но вы отвергли меня! — вскрикнул Жан.

— Что ты хочешь от меня? — чувствуя его боль, Али сама готова была расплакаться.

— Я хочу, чтобы вы любили меня, — Сава сполз-таки с дивана и, встав на колени, обнял Алексис за талию, уткнувшись носом ей в живот.

Али стало настолько страшно, что она застыла, подняв руки, будто арестованная. Объятия Жана были довольно крепкими и, к тому же, он горячо дышал ей в низ живота, от чего все её мышцы напряглись так, что она не могла продохнуть.

— Отпусти меня, Жан, — сориентировавшись лишь через полминуты, Али принялась судорожно расцеплять его пальцы, — что ты делаешь, чёрт побери!

Тот на это ещё крепче прижал её к себе, пугающе возбуждённо сопя. Не в силах больше сдерживать эмоции, Алексис заплакала, закрыв рот рукой. Ей настолько хотелось вырваться из объятий паренька, что она не волновалась о том, что выглядит при нём глупой и слабой. Когда слёзы, наконец, подействовали на Жана, и он медленно выпустил учительницу из мёртвой хватки, она отскочила от него и выставила руки вперёд.

— Простите, миссис Блум, — прошептал Сава, закрывая лицо руками, — я напугал вас?

— Я отвезу тебя домой, — проигнорировала его вопрос Али. Она поняла, что с ним бесполезно разговаривать, проблему надо было решать через его родителей.

*

Дверь Жану и Алексис открыла мать мальчика, Милен. Увидев, что сына домой привёл школьный психолог, женщина побледнела:

— Что он наделал на этот раз?

— Он — ничего, — решив рассказать ей о признании в любви и объятиях наедине, сказала Али, — а вот Патрик Бауэрс вскрыл его шкафчик и рылся в его личных вещах. Нам надо серьёзно обсудить дела Жана, миссис Сава. Банда Бауэрса травит его всерьёз.

— Хорошо, — не сводя глаз с понурого сына, кивнула Милен, — пойдёмте в гостиную, миссис Блум. А ты, Жан, иди в свою комнату.

Когда подросток ушёл на второй этаж, везя за собой рюкзак, миссис Сава взволнованно затараторила по-французски, очевидно, для того, чтобы сын, не знающий язык, не понял, о чём она говорит:

— Вы же пришли поговорить не столько по поводу самого вскрытия, сколько из-за содержимого шкафчика, да, миссис Блум?

Алексис кивнула:

— Там нашли мои фото. Некоторые из них взяты из соцсетей, некоторые же… сняты скрытой камерой.

— Господи, — всплеснула руками Милен, — покажете?

Али протянула ей стопку фотографий, которые та принялась внимательно изучать. Продолжалось это минут пять и когда миссис Сава, наконец, положила снимки на журнальный столик и подняла голову, Алексис увидела, что она беззвучно плачет.

— А я всё думала, на кого похожа героиня рисунков, что я нашла у него под кроватью, — тихо сказала она, — он рисует вас. Жан рисует вас, понимаете?

Шокированная Али смогла лишь медленно помотать головой.

— Пойдёмте, я покажу вам эти работы, — поднялась миссис Сава с дивана и указала гостье рукой в сторону кухни.

На кухне она отточенными движениями открыла шкафчик, вытащила оттуда пластиковую банку с мукой, открыла её и достала несколько скрученных в трубочку альбомных листов. Передав их Али, женщина выжидательно уставилась на неё.

Всего работ было три, все они не были похожи на обычный скетчевый стиль Жана. На первом рисунке «главная героиня», чертами лица и пропорциями тела невероятно похожая на Али, сидела на коленях и смотрела снизу вверх. Она была обнажена, голую грудь прикрывали лишь длинные пепельные волосы, на голове у неё красовался венок из тёмно-красных роз и… рога. Вторым рисунком оказался портрет, на котором та же девушка была изображена с закрытыми глазами, а из-под её длинных и пушистых ресниц текли чёрные слёзы. На третьем же рисунке героиня лежала на животе, развернув лицо в «камеру», а вокруг её головы растекалась лужа крови. Кровь также тоненькой струйкой выливалась у неё изо рта, взгляд девушки был потухшим, безжизненным, брови — нахмуренными, сведёнными болью. Все рисунки можно было описать парой слов — невероятно прекрасно и пугающе одновременно, некая готика. «Словно посмотрела серию «Ганнибала», — попыталась подбодрить себя воспоминанием о любимом сериале Али. Вышло у неё плоховато — рисунки вселили в неё какой-то животный страх, от которого сводило живот.

— Что скажете? — подалась вперёд Милен.

— Я… это очень красиво, миссис Сава, у Жана талант.

— И это всё? — внезапно злобно воскликнула женщина, — вы никак не прокомментируете то, что от любви к вам у моего сына едет крыша?

— Что?

— То! Он любит вас настолько, что вырезал у себя на запястье букву «А»! Я всё думала, к чему это, неужели, заделался анархистом? Нет! Это же вы! Вас зовут Алексис! Он не может есть и спать от любви! Готов убить себя, да и вас заодно, разве вы не понимаете?! Только посмотрите на эти картинки! Тут сплошная любовь и смерть, красное и чёрное!

От последних слов Али передёрнуло. Она вспомнила последние месяцы своего отца и то, как он ставил в рулетке именно на чёрное, а она теперь хранила выигранные им деньги в чёрной бархатной шкатулке.

— Что вы предлагаете мне сделать? — промямлила Али. Резкие гневные выпады дезориентировали её и заставляли чувствовать себя маленькой девочкой, которую отчитывали перед потешающимся классом, — я не могу полюбить Жана в ответ! У меня есть прекрасная жена, в которой я души не чаю, да и… он нестабилен, понимаете, о чём я?

— Вы назвали моего сына психом? — побагровела Милен.

— Нет. Нет. Ничего подобного, — Алексис постаралась произнести это как можно спокойнее и увереннее, — он — подросток, у него идёт гормональная перестройка, эмоциональные всплески и безответная любовь в этом возрасте — норма. Тем более, Жан — творческая личность, куда более чувствительный, чем большинство. Прибавим сюда его интроверсию, отсутствие друзей и непрекращающийся буллинг в школе… неудивительно, что он видит во мне, как в человеке, который старается спасти его от напастей, привлекательную фигуру и предмет воздыхания. Я просто хочу сказать вам, что могу помочь ему лишь в решении его школьных проблем, но никак не любовных. Вам стоит обратиться к психотерапевту, даже не к психологу. Жан склонен к самоповреждению, вы понимаете, насколько это серьёзно и опасно? Вы говорите, что он вырезал себе на запястье букву, вы разговаривали об этом со специалистами? Обращались в клиники?

— Нет, — мрачно сказала Милен.

— А стоит! Вашего сына гнобят в школе без причины, он не даёт отпор, а потом выплёскивает накопившуюся агрессию на самого себя. Я дам вам телефон доктора Жерара, он специализируется на работе с подростками, — незаметно скатав рисунки и спрятав их под топ, Али встала из-за стола, — я прошу вас, миссис Сава, — совершенно искренне взмолилась она, — помогите своему сыну. Он этого не перерастёт. Ему нужна помощь. Пожалуйста. Мы, все мы, губим эту чуткую и ранимую душу.