Не дожидаясь его ответа, она накрылась пледом с головой и отвернулась к спинке дивана.

Марк, шокированный её решением даже больше, чем собственной способностью на убийство, пошёл в ванную. Расстегнув, наконец, куртку, он вытащил из-под неё мятое оранжевое платье. На его глазах выступили слёзы — превратив этот символ надежды и радости в орудие убийства, он попрощался со своей прошлой жизнью. Возможно, Дафни была права — ему надо было остаться совсем одному и разобраться в себе, всё переосмыслить.

Бросил платье в ванну, он включил воду и пустными глазами уставился на то, как намокает тонкий искусственный шёлк. «Наверное, здесь воды столько же, сколько слёз выплакала Джейми», — присев на край ванны и начав постепенно раздеваться, подумал Марк. Выстирав платье, он залез под душ сам и, ощущая, как тёплая вода бьёт его по спине, уткнулся лбом в кафель на стене. Только сейчас до него дошло, что он не почувствовал абсолютно ничего, когда узнал, что Дафни уезжает. Просто удивился такой внезапной спешке, не более того. Девушка была не только «мамозаменителем» для Аарона и Хоакина, как она сама и сказала, но и заменителем, суррогатом, искусственным предметом воздыхания Марка. Предметом, именно предметом. Он никогда не испытывал к ней ничего, кроме страсти и благодарности, не строил никаких планов на совместную жизнь, хотя они встречались более полутора лет. Дафни, как бы хороша она не была, осталась для него наёмной работницей, по чистой случайности оказавшейся привлекательной, сексуальной и доброй девушкой. Но никакой привязанности и доверия в их отношениях не было. И Марку было не жаль. Он просто хотел оставить Дафни там же, где Джейми и Деспину. В шкатулке разочарования и разбитых сердец, пылящейся на самой дальней полке его души.

*

Дафни выполнила своё обещание — когда Марк проснулся, её и след простыл. Конелли быстро собрал вещи, необходимые для работы в Нью-Йорке, завёз сыновей родителям, а на вопрос матери о том, когда он вернётся, ответил:

— У меня нет обратного билета. Пробуду в Нью-Йорке столько, сколько потребуется.

Он ушёл, не оглядываясь, смотря только вперёд. Ушёл в ту жизнь, где его дебютный альбом стартовал с первого места в чарте Billboard 200, где музыкальные критики называли его творчество «новой вехой в альтернативном роке», где он получил номинацию на Грэмми и выиграл несколько наград канала MTV, и где он объездил с туром почти весь земной шар. В ту жизнь, где не было места чувству вины перед Джейми, перед Дафни и перед сыновьями, которых он видел раз в полгода. В ту жизнь, о которой он всегда мечтал.

========== Глава 35. 11 минут (I) ==========

Комментарий к Глава 35. 11 минут (I)

Да, это только первая часть, у главы будет продолжение, которое выйдет в ближайшие дни (наполовину уже написано). Во-первых, так будет легче читать (сама ненавижу главы на 100500 страниц), во-вторых - интрига, в-третьих - прекрасная отсылка к главам “28 дней спустя (I, II)”, потому что это единственные главы с цифрами в названии и единственные главы, состоящие из двух частей.

Перед прочтением настоятельно советую посмотреть клип группы Indochine - College Boy (не для слабонервных!) и послушать песню Yungblud & Halsey ft. Travis Barker - 11 Minutes, они играют большую роль в восприятии главы.

— Ты посмотрела клип, на который я тебе кинула ссылку? — лёжа вечером в кровати, спросила жену Али.

— Да. Холзи — красавица! Клип хороший, мне понравился сценарий про пять стадий переживания горя, хотя это было довольно мрачно. Но песня просто замечательная, напомнила мне Adam’s Song группы blink-182, — зевнула Рейч.

— И это говорит самый мрачный человек из моего окружения, — шутливо пихнула её в бок Алексис, — ну, не считая Жана. Знаешь, почему эта песня меня так зацепила?

Рейчел пожала плечами.

— Я впервые услышала её в школе. Помнишь, сколько ехать от неё до дома? — улыбнулась Али.

— Одиннадцать минут? — дала очевидный ответ Рейч.

— Именно.

— Ну, тогда она мне вообще больше не нравится. Там поётся что-то типа: «Я в одиннадцати минутах от тебя, и я скучала по тебе целый день, так почему ты ещё не здесь?» Ничего весёлого, а ты примеряешь это на себя.

— Это что, Рейчел Полье сейчас говорит мне всякие суеверные глупости? — округлила глаза Али, — песня крута, не выдумывай. Вернула мне, двадцатидевятилетней училке, дух подросткового максимализма и ангста.

— Ох, училка, — пощекотала её под одеялом Рейчел, — как, кстати, дела у Жана? Давно ты про него не рассказывала.

— Плохо, как всегда, — вздохнула собеседница, — обрати внимание, он даже в столовой сидит в уголке. Или, вообще, берет еду и убегает куда-то. Надеюсь, не в туалет.

— Знаешь, некогда учеников рассматривать, когда ты в спешке рассовываешь по их тарелкам долбаную мини-морковку и брокколи! — привычно пассивно-агрессивно сказала Рейч.

Алексис вздохнула:

— Я не знаю, что с ним не так. Он вырос на моих глазах, я встретила его, как только пришла работать в школу, тогда ему было одиннадцать, сейчас — почти шестнадцать, он уже сформировавшийся, красивый парень. У него такие чудесные кудри, большие, печальные глаза, правильные черты лица. Он хорошо учится, очень мил и застенчив. У него обеспеченная семья, я много раз разговаривала с его родителями, интеллигентнейшие люди! Единственный недостаток Жана — астма, но это не то, за что стоит унижать человека упорно и жестоко. Патрик Бауэрс со своими быками затравил его, из-за него с Жаном никто не общается. Они запирают его в шкафчиках, могут вылить на голову молоко, поэтому он и передвигается по школе короткими перебежками. Жан не ходит на физкультуру, потому что Патрик закидывал его баскетбольными мячами, а пару раз вообще подкарауливал после урока и избивал скакалкой! Скакалкой, понимаешь?

«Понимаю», — вспомнила, как получала ею от матери Рейчел.

— Я не представляю, откуда в детях столько жестокости, — протянула она.

— Я тоже. Они избрали этого чудного мальчишку козлом отпущения, и издеваются над ним, как могут. А ведь это именно моя задача — бороться с буллингом, но я не справляюсь! Наверное, стоит уговорить Дюпон-Старк дать мне полную ставку учителя музыки и убрать меня с должности психолога.

— Нет! — резко привстала на локте Рейч, — даже не думай! Сколько подобных ребят ты спасла? Десять? Двадцать?

— Но я не могу спасти Жана, а он очень важен. Так же, как и любой другой человек. Внутри него целый мир, а он не может выразить себя, найти друзей, девушку или парня, хотя в его возрасте пора было бы проводить время со сверстниками, а не сидеть на заднем дворе школы, накинув капюшон в любую погоду, и рисовать свои страшные картины.

— Что именно он рисует? — Рейчел совсем перехотелось спать. Али часто рассказывала о Жане, и ей была небезразлична его судьба.

— Виселицы. Кресты. Гробы. Призраков. Непонятных людей с чёрными, исчёрканными глазами, — начала загибать пальцы жена, — всё в виде карандашных скетчей, очень круто, между прочим, у него, очевидно, талант, но творчество — это работа нашего подсознания, выплеск эмоций, и мне страшно представить, что творится у него в душе.

— А он не склонен к… — Рейч прочертила ногтём поперёк запястья, она не хотела произносить слова «аутоагрессии» и «суицид» вслух.

— К самоповреждению? Склонен, склонен, — печально кивнула Алексис, — я узнал об этом пару дней назад, поэтому и встречалась опять с его мамой. Патрик схватил Жана за рукав, да потянут так сильно, что он разошёлся по шву, и все увидели шрамы, которыми буквально испещрено предплечье бедняги и букву «А» на запястье. Режет себя перочинным ножиком.

— Господи, — ужаснулась Рейч, — я не… я не думала, что всё настолько серьёзно.

— Да. И это не та тема, которую стоит обсуждать в двенадцать ночи. Давай спать? Завтра поговорим о Жане и его проблемах, — попыталась закончить мрачный разговор Али.

— Хорошо. Спокойно ночи, — уловив её настроение, Рейчел поцеловала жену и отвернулась к стене. Она не могла уснуть до трёх часов ночи. Али же ворочалась до самого утра.