— Чего? — морщась от тянущей боли в плече, буркнул маньяк.

— Что ты сделал с Джейми Томлинсон?

— С кем? — решил специально поиздеваться над ним Санчес. Он прекрасно помнил каждую из своих жертв.

— С. Джейми. Томлинсон. Ты, а я уверен, что это был именно ты, похитил её тридцатого августа. Что с ней сейчас? — открыв на телефоне объявление с ориентировкой на Джейми, Ник ткнул им психу в лицо.

— О, помню эту крошку. Она хотела сока, так мило, — ёрничая, Санчес скривился, — ну я и нацедил ей своего сока. Прямо в её девственно-розовый зад, — заржал он.

Нику стоило немалых усилий не врезать по его самодовольной, отвратительной роже. Чтобы подавить волну злобы, полицейский тяжело сглотнул и отвернулся от ехидно лыбящегося маньяка. «Какой счастье, что Фиби и Фрэнк не дожили до этого кошмара», — мрачно подумал он.

*

Ник сообщил сыну о поимке преступника не по телефону, а с глазу на глаз, придя к нему домой. Когда Марк услышал эту новость, у него так закружилась голова, что он схватил отца за руку.

— Как вы узнали, что это он? — прошептал Марк, садясь на диван.

— Он изнасиловал и покалечил твою коллегу, Викки Эсси. Она пережила нападение, хотя пострадала так, что теперь никогда не сможет говорить в полный голос. Первое, что она сделала, придя в себя — написала его имя.

Сердце Марка упало. Перестав сдерживать себя, он уронил голову на руки и горько зарыдал.

— Как его зовут? — еле сказал он сквозь слёзы.

— Максимилиан Санчес, — не зная, как еще поддержать сына, Николас обнял его, чего не делал, наверное, лет двенадцать.

— Что с ним будет? — прижимаясь к отцу, спросил Марк.

— Его ждёт смертная казнь, без сомнения. Но судебный процесс затянется — очень большое внимание СМИ, они всегда осложняет дело. А этот ублюдок еще и тщеславный, будет стараться заинтересованность общественность так, как только может.

— Он сказал, где Джейми и что он с ней сделал?

— Пока нет, — не решившись повторять слова, сказанные Санчесом в машине, ответил Конелли-старший, — его допрашивает сержант Хикокс.

— Тот дурачок? — отстранился Марк.

— Да, но это только первый допрос, завтра в Марану приедет агент ФБР из Финикса. Мы прижмём урода, — заверил сына Ник.

Однако сделать это оказалось куда труднее, чем полицейские себе представляли.

Санчес оказался упёртым и хитрым куском дерьма, он не желал рассказывать, куда спрятал тела первых пяти жертв — Стейси, Лорен, Джейми, Кейси и Селии. Конечно, для того, чтобы отправить его на «зелёную милю» хватало и пяти других похищений, но родственники ненайденных девушек, в том числе, сам Ник Конелли, требовали, чтобы ФБРовцы дожали Санчеса. Все хотели по-человечески попрощаться со своими дочерьми, сестрами и любимыми. После долгих дебатов прокурор и другие представители органов правопорядка решили пойти маньяку на уступки — заменить смертную казнь пожизненным заключением без права досрочного освобождения, если Санчес покажет, куда дел девушек. Он рассчитывал именно на это, поэтому с радостью принял новые условия.

Санчес обладал феноменальной памятью, так что без труда указал все места захоронения в пустыне близ Мараны. Пока бригада в защитной одежде и респираторах эксгумировала порядком разложившиеся в раскалённом песке тела, маньяк смотрел на них из полицейской машины и злорадно улыбался.

— Чего ты смеёшься? Пару дней назад тебе светило в скором времени присоединиться к ним! — зыркнул на него Ник Конелли.

— Из-за этого и смеюсь. Теперь-то мне это не светит, потому что вы, вялые тупицы, поленились сами их поискать. Хотя это было совсем несложно, — пожал плечами Санчес, — я, как обычно, выиграл.

*

Конечно, пресса надеялась, что всех пятерых девушек будут пафосно, с кучей репортёров и фотокамер, хоронить в одном месте, но их родственники были против — жертв связывала лишь смерть от рук одного и того же психа, в жизни они не пересекались. К тому же, никто не хотел устраивать из прощания шоу. Лорен перевезли в Альбукерке, откуда происходило всё семейство Сабара и где у них имелся собственный склеп, тело Селии и вовсе отправили в Испанию. Джейми же похоронили рядом с её родителями.

На скромной церемонии присутствовали лишь Марк с сыновьями и родителями, Ким, Дафни и постепенно поправляющаяся Викки.

Когда священник завершил похоронную службу, а белоснежный лаковый гроб, украшенный великолепной композицией из красных роз, опустился в могилу, Ник кивком указал родственникам, что его сына следует оставить одного. Все медленно поплелись к выходу с кладбища, а Марк, даже не смотря на них, остался стоять у свежего захоронения. Когда ушел и могильщик, юноша опустился на землю и уставился на временную табличку, на которой было написано лаконичное «Джеймс Флоренс Томлинсон. 1995-2017». Рядом с табличкой стояло фото Джейми — её портрет с выпускного. Она, удивительно красивая, с сияющими от счастья глазами, прекрасными пышными кудрями, в ярко-оранжевом платье, весело улыбалась, смотря в объектив. Марк с удивлением осознал, что запомнил её именно такой — очаровательной девушкой, с которой они смело смотрели в совместное будущее, а не обрюзгшей истеричкой, ненавидящей своих детей, свою жизнь и саму себя.

— Джейми, — погладив фото, начал Марк, — вчера я позвонил Полин Уотрес из Fueled by Ramen и договорился с ней о встрече. Можешь считать, что я пытаюсь осуществить свою мечту на своих слезах, мучениях и боли, но это не так. Я верю… Нет, я знаю, что так будет лучше для всех. Для тебя — потому что о тебе будут помнить. Для Аарона и Хоакина — потому что, если моя карьера заладится, у них будет всё, что они пожелают. И для меня — я жил в страданиях четыре года, почти потерял надежду на лучшее, но теперь, когда ты упокоилась, я надеюсь, с миром, я хочу завершить эту тяжёлую главу своей жизни и шагнуть в новое, светлое будущее. Я… люблю тебя. И прости, что у нас так и не сложилось.

Встав на ноги, Марк понял, что ему совсем не хочется плакать. Этой речью он будто бы окончательно отпустил свою потерянную любовь. Выдохнув, юноша пошагал с кладбища прочь. Через два дня начинались слушания по делу Санчеса, а ещё через неделю он должен был прилететь в Нью-Йорк, чтобы встретиться с представителями звукозаписывающей компании.

*

Все судебные заседания по своему делу Санчес превратил в отвратительный цирк и спектакль одного актёра.

В зале суда выставили три стенда с фотографиями жертв маньяка. На первом разместили Бриджет Клаус, не относящуюся к основной серии, на втором — восемь убитых девушек, на третьем — Викки Эсси и Джулию Лонг. Санчес был поистине уникальной личностью — умный, расчетливый, злорадный и ехидный — лакомый кусочек для журналистов, гоняющихся за «горячими» подробностями. Он с удовольствием, в мельчайших, гадких подробностях рассказывал, что, как и в какие места вставлял своим жертвам, тыкая пальцем в их фото и торжествующе смотря на их родителей. Повторял последние слова девушек и насмеивался над их мольбами о пощаде. Поток его токсичных изречений мог остановить только судья, который, несмотря на восемнадцать лет работы, впервые столкнулся со столь омерзительным в своих извращениях подсудимым.

Не преминул Санчес и повторить те слова о соке, что сказал Нику Конелли при аресте. По залу прокатилась волна шокированных вздохов, а Марк, и так еле выдерживающий вид человека, надругавшегося над Джейми, вскочил со своего места.

— Марк, сядь, — шепнул ему отец.

— Ты слышал, что он сказал? — задыхаясь от ярости, воскликнул юноша.

— Я слышал это ещё месяц назад, — мрачно ответил Ник, — и я обещаю, — понизил он голос так, что было еле слышно, что он говорит, — он не доедет до федеральной тюрьмы.

Марк непонимающе посмотрел на него.

— Она была матерью моих внуков. Для меня это — дело чести, — похлопал Ник сына по плечу.

Эти слова, кроме Марка, услышала Эллен Полье, на всех слушаниях сидящая позади Ника. После заседания она подошла к Конелли-старшему.

— Ник, — строго глянула она на него, — ты хочешь убить этого сукиного сына?