— Что происходит? — панически воскликнул Марк.

— Чёрт, — поднимая Эмму, с волос которой стекала кровь с молоком, шикнул Брендон, — с ней такое бывает время от времени, какие-то приступы. Она же постоянно по носу получает, по голове, может что-то повредила себе. Эмма, эй! — легонько похлопал он девушку по щекам, — давай, очнись.

Та медленно открыла глаза и инстинктивно схватилась за нос, размазав кровь по лицу.

— Давай, я помогу тебе, — внезапно наклонилась к ней Рейчел, — пошли в туалет.

Голдфайн, качаясь, выбралась из-за стола и, облокотившись на Рейч, побрела в уборную.

— Эй, Джейми, ты в порядке? — пытаясь успокоиться, провёл руками по волосам Марк.

— Да… — рассеянно произнесла девушка, — просто… эта кровь с молоком — самое прекрасное из всего, что я видела в жизни. Ты только посмотри! Как будто произведение лучших экспрессионистов.

Брендон с недоумением посмотрел на Марка. Тот в ответ лишь махнул рукой и беззвучно проартикулировал:

— Она теперь всегда такая.

========== Глава 24. Прощение ==========

Комментарий к Глава 24. Прощение

Надо было, наверное, повременить с публикацией этой главы, вчера же только новая вышла, но я не могу сдерживаться)

Просто рыдала, когда писала эту главу Т_Т Серьезно, никогда так не плакала при работе.

Включаем песню Lady Gaga - Always Remember Us This Way и рыдаем вместе со мной!

В туалете Рейчел пыталась помочь Эмме прийти в себя. Голдфайн до сих пор подрагивала и всё норовила упасть, еле балансируя на каблуках. Полье, перенеся вес тела на здоровую ногу, одной рукой дотянулась до диспенсера с салфетками, а другой открыла кран.

— Эм, сама стоять можешь? Давай, аккуратно, — подведя ее к раковине и придерживая за плечи, встревоженно спросила Рейчел.

— Да, — еле слышно отозвалась та, скрутила салфетки в турунды, заткнула ими обе ноздри и принялась смывать молоко с волос.

Рейчел не могла оторвать взгляд от Эммы. Её сердце разрывалось от жалости и чувства вины. «Я должна ей сказать, просто обязана», — подумала девушка.

Через несколько минут Эмма смогла отмыться и в изнеможении прислонилась к стене, запрокинув голову.

— Не стоит, — тут же сделала к ней шаг Рейч, — нельзя запрокидывать голову, когда идёт кровь из носа, а то она может попасть в горло и желудок. Тошнота и рвота тогда обеспечены, — возвращая голову пострадавшей в вертикальное положение, предупредила Полье.

— Серьезно? То-то я думала, почему меня так мутит после этих долбанных припадков, — скривилась Голдфайн.

— И часто они у тебя? — встревоженно глянула на нее Рейч.

— Да… довольно часто. Может, раз дней в десять. Всё началось после того нападения. Помнишь? Когда какой-то неадекват покромсал меня у бара и сломал мне нос. Нос же потом сросся неправильно. В это же время я вышла на свою охренительную «работу» и стала регулярно огребать по башке. За год с небольшим нос мне ломали еще два раза, а сотрясов я схлопотала штук пять. Наверное, что-то случилось с мозгами, — пожала плечами Эмма.

Глаза Рейчел стали стремительно наполняться обжигающими слезами. «Это я виновата. Это всё я виновата», — билось у нее в голове.

— Прости меня, — срывающимся голосом воскликнула она.

— За что? — не поняла Голдфайн.

— Я это сделала, — прошептала Рейчел, закрывая лицо руками.

— Что? Я не понимаю, о чём ты, — помотала головой Эмма.

— Это я тогда напала на тебя у бара, ясно! — резко выкрикнула Рейч.

Её слова отлетели от стен и повисли в воздухе звенящей тишиной. В туалете было слышно лишь тяжёлое дыхание обеих девушек.

— Но почему? — после минутной, наверное, паузы выдавила Эмма.

— Я не знаю… Я была ослеплена яростью, — размазывая по щекам слёзы, воскликнула Рейчел, — у Брендона случился передоз, я была уверена, что это всё только из-за тебя, а мне он тогда очень нравился, хотя я и сама это не до конца понимала. Всё произошло слишком быстро. Я схватила нож и кинулась в бар. То, что я совершила непоправимое, я осознала лишь в больнице, оттирая твою кровь от своих ногтей. Боже, это даже звучит жутко! — всхлипнула она, — я каждый день думала о том, что сделала, и вот, наконец, в марте карма меня настигла. И, знаешь, смотря на свою искалеченную ногу, я чувствую благодарность. До сих пор. Справедливость восторжествовала. Но меня всё равно жгло изнутри. Я должна была покаяться перед тобой. Месяц назад я приходила в тот чёртов бар именно для этого, но я так малодушна! Слаба. Не смогла… я не смогла. Но теперь, видя, ЧТО я сделала, какое отвратительное и непоправимое зло причинила невинному, в общем-то, человеку, видя, как ты утопаешь в собственной крови и грёбаном молочном коктейле… зная, как тебя избивают все, кто ни попадя, даже Бренд, я не могу больше держать это в себе. Я, наверное, даже хуже этих больных ублюдков, душащих и истязающих тебя, потому что они, хотя бы, делают это открыто. А я… подлая и трусливая сволочь. И я даже не рассчитываю на прощение, потому что ни капли его не достойна.

Эмма, ошарашенно поглядев на собеседницу несколько секунд, глубоко вздохнула и зарыдала в голос.

— Стоп, тебе нельзя сейчас плакать, кровь из носа снова пойдет! — попыталась взять ее за руку Рейчел.

— Не трогай меня, пожалуйста, — не злобно, а умоляюще сказала Голдфайн.

Рейч медленно убрала от нее руки.

Шмыгнув носом, Эмма сплюнула в раковину шматок крови, вздохнула несколько раз, прикрыв глаза, и с готовностью глянула на Рейчел:

— А я всё время думала, кто бы это мог быть. Перебирала в голове и не понимала — почему меня не изнасиловали? Изрезали и смылись, чушь же полная! Не пришло мне в голову, что это тупо месть и злоба, — усмехнулась она, — и мне отчего-то страшно не было, точно ты отметила, что инстинкт самосохранения у меня на нуле. Когда я оглядела себя и увидела, что ноги и руки теперь в шрамах, а нос свёрнут, то решила — «Нахер так жить? Я теперь не женщина, а гандон порванный». Тогда-то я и пустилась во все тяжкие, лишь бы поскорее добыть дозу и забыться, не видеть всего этого дерьма жизни и своего исполосованного тела. Мне стало плевать на себя. Пусть меня бьют, душат, насилуют, мне плевать. П-л-е-в-а-т-ь, — произнесла она по буквам, на удивление, даже не сбившись, — после твоих шрамов у меня появилось еще немало, гляди, — кивнула она Рейчел, — вот этот, — Эмма приспустила колготки и юбку, обнажая низ живота, где у нее красовался длинный тёмно-красный зигзаг, — мне выжег вонючей зажигалкой один урод. Ты его, может, знаешь, он учился в школе на год старше нас, такой ботаник, Лесли как-его-там. Он угрожал спалить мне волосы, если буду дергаться, связал по рукам и ногам моими же чулками и наделал эту красоту. А вот этот, — Эмма приподняла свои пышные кудри и указала на кожу между ухом и челюстью, — отвратительный глубокий порез в подарок от какого-то байкера, который имел меня сзади, держа у горла мачете. Кончил он, скорее всего, не от секса, а от вида моей крови, стекающей по лезвию.

Рейчел охватил такой ужас, что она инстинктивно закрыла руками уши.

— Нет-нет, у меня еще одна история. Самая лучшая, — плача и улыбаясь одновременно, сказала Эмма, — посмотри на мою правую руку. Видишь, что с пальцами? Какие-то не такие, кривоватые, да? Пару месяцев назад они были ровными, прямо как на левой. Но когда Бренд хочет дозу, он готов на всё. Абсолютно на всё. Например, взять, и сломать мне три пальца, пытаясь разузнать, где же его сраная наркота! Потому что, если мне плевать на себя, ему плевать на всех, кроме себя. И меньше всего в жизни его заботит то, что я ложусь под, скажем, семерых мужиков за ночь, дабы притащить ему вожделенный кулёчек герыча. А меньше меньшего его волнует, что у меня нет медицинской страховки, и если он когда-нибудь пробьёт мне таки башку, я буду помирать в луже собственной крови у него под ногами, потому что никто не придёт. Мозги у него протекли и он не может сложить два плюс два: если я подохну, то некому будет приносить ему дурь, и он загнётся от ломки раньше, чем успеет приползти к мамочке с папочкой.