Когда Кристина узнала об этом, у нее в голове начал зреть план. «Быстрее бы похороны, — мечтала она, лёжа ночью в кровати и поглядывая на тревожно вздыхающего и дергающегося во сне Джея, — было бы неплохо поближе познакомиться с этим Чарли и прощупать почву. Если он симпатичный, я бы попыталась его соблазнить и подчинить себе, — меря всех мужчин Джеем, улыбнулась она своим мыслям, — а если не очень симпатичный… то всё будет ещё проще!»
*
Хоронили Александра Мартина третьего мая рядом с его первой женой, Шеннон, которую он пережил ровно на десять лет. Желаемое место захоронения было прописано в завещании Лекса, и Бекка не протестовала, понимая, что Шеннон всегда была его единственной любовью. К тому же, у самой Бекки существовала еще одна важная причина спокойного отношения к месту погребения. Когда Крис злорадно скривилась, услышав о решении Лекса, свекровь, побагровев, развернулась к ней так резко, что ударила ее волосами.
— Гляди! — срывающимся голосом крикнула Бекка, сорвала со своей шеи небольшой медальон и ткнула им Крис чуть ли не в нос.
— Что ты творишь? — еле успела перехватить вещицу Кристина.
Собеседница, всё такая же красная, нажала на кнопочку на корпусе медальона. Перед взором Крис предстало фото светловолосой девочки лет двенадцати.
— Кто это? — свела брови Крис, возвращая украшение его хозяйке.
— Это моя сестра, Рита, — возбужденно отчеканила Бекка, чьи глаза начали наполняться слезами, — она была на год старше меня и утонула в бассейне в девяносто восьмом году. Ей было тринадцать лет. С тех пор я предпочитаю, чтоб меня называли Бекка, а не Ребекка, чтобы не возникало ассоциаций с сестрой, ведь нас обеих зовут на букву «Р»! И, когда придёт мой смертный час, я предпочту провести вечность рядом с Ритой, потому что мужчин и мужей у тебя может быть множество, а сестра по крови — одна, — в совершенно несвойственной ей манере завершила тираду женщина.
Больше по этому поводу Кристина ее не задирала. Ведь даже у такой отъявленной негодяйки было элементарное уважение к чужому горю.
Утром похорон все члены семейства Мартин и Мэнникс встали ни свет ни заря. Джордж возился на кухне, готовя для всех завтрак, Джей всё повторял и так уже выученную вдоль и поперёк речь, написанную им для похорон, Кристина крутила волосы и отпаривала бархатное чёрное платье с длинными рукавами и открытыми плечами, в котором намеревалась появиться в церкви, а Бекка с Холли были заняты по-настоящему захватывающим делом. Мать всеми силами пытались отобрать у дочери бутылку вина, ее верную спутницу последние дни, и привести вдову в приличный вид.
— Милая, — твёрдо, но не без ноток жалости проговорила Холли, вытягивая Ребекку из-под одеяла за ногу, — соберись и убери уже своё чёртово вино! Разве ты хотела бы, чтобы Лекс, привыкший видеть тебя такой красивой и ухоженной, лицезрел бы вместо этого раскисшую, неопрятную и пьяную жену? Вставай, Бекка, вставай! — почти сбросила она дочку с кровати.
— Я никуда не пойду, — прогнусавила Бекка, прижимая к себе полупустую бутылку и посильнее укрываясь одеялом, — если я пойду, то это будет значить, что его больше нет!
— Его ведь на самом деле нет, — отбирая у дочери одеяло, воскликнула Холли, — Ребекка! — подняла она ее за подбородок, — ты должна пойти.
— Нет, — отрезала та, помотав головой.
— Встань сейчас же!
В ответ лишь те же отрицательные махания головой.
Миссис Мэнникс, посмотрев на дочь несколько секунд и поняв, что другого выхода нет, обежала кровать и, приложив все силы, вытащила из-под Ребекки простыню.
Та с грохотом скатилась на пол, приложившись коленом о край кровати и облившись остатками вина.
— Мама! — заныла, словно ребёнок, Бекка.
— Не мамкай! — отрезала Холли, — сейчас же пойдешь вниз, отец, должно быть, уже сварил кофе, поешь, помоешься, оденешься и накрасишься! На похоронах будут все богатые и влиятельные жители города! Хочешь выглядеть, как бомжиха?
— Мам! Почему ты так жестока со мной?! — потирая покрасневшую коленку, захныкала Ребекка.
— Ах, ты, неблагодарная, — всплеснула руками женщина, — кто бы еще с тобой так носился? Только я да отец! Раньше еще Лекс, но теперь он в лучшем мире, упокой Господь его душу, — тут же закатила она глаза, словно молясь, — давай, вставай, — протянула она Ребекке руки.
Та всхлипнула, но, всё же, поднялась с пола.
— Ну, вот и славно, — поставив дочь перед собой, взяла ее лицо в свои ладони Холли, — ты уяснила порядок действий?
— Да, мам, — часто закивала та, глотая слёзы.
— Умница! Ты у меня всегда была умницей, — тепло улыбнулась миссис Мэнникс, — всё будет хорошо. Давай, скажи это.
— Всё будет хорошо, — бесцветным голосом повторила Ребекка.
— Вот, видишь! Ну, всё, иди, собирайся, — встав на носочки, поцеловала мать ее в лоб.
*
Церемония была организована с размахом, попрощаться с Лексом пришло более двухсот человек. Иронично, учитывая, что на его последнем юбилее гостей было в два раза меньше. Саму процедуру отпевания и похорон же сделали более приватной, на ней присутствовали лишь самые близкие родственники, друзья и коллеги усопшего. Когда пришло время произносить речь Джею, он, еле справляясь с волнением и накатывающей тошнотой, нехотя пошел к трибуне. Прокашлявшись и поправив очки, молодой человек начал:
— Я стал по-настоящему близок с отцом лишь последний год. И, что самое интересное, нас сдружила его болезнь, первый сердечный приступ. Первый нас сблизил, второй — разделил навсегда, — вновь кашлянул он, явно сдерживая слёзы, — возможно, это хороший пример того, что всё быстротечно. Сегодня ты можешь веселиться, проводить время с близкими, есть вкусную еду, наслаждаться всеми аспектами жизни, а завтра — лежать в гробу. Вот так просто, — щёлкнул он пальцами. Это был неудачный жест, но все списали его на волнение и горе молодого человека, — в общем, что я хочу сказать: я благодарен за эти краткие, но радостные моменты, проведенные с моим отцом. Он был… он был хорошим человеком. И мне будет очень не хватать его добрых советов, его щедрости и того, как он легко сближался с людьми и прощал обиды. Я любил его, — Джей снял очки и чуть дрожащей рукой провел по переносице, — да… я любил его.
С этими словами юноша, согнувшись, направился к своему месту в зале и, неожиданно, сел не рядом с Кристиной, а рядом с Беккой. Его жена, заметив это, недовольно скривилась.
Далее свои речи произнесли Чарли Торн, нахваливающий и профессиональные, и личные качества бывшего начальника и Айзек Хоровиц, отец Брендона, старый друг и одноклассник Лекса, рассказавший пару забавных историй из их молодости.
На поминки, более неформальную часть прощания, проходившую уже в особняке Мартинов, также пришло немало народу. Как часто бывает, люди использовали это событие не только для того, чтобы отдать дань усопшему, но и для того, чтобы пообщаться с теми, с кем давно не виделись, и завести новые знакомства. Одними из таких гостей с «корыстной» целью были Люсиль и Айзек Хоровиц. Они знали, что их сын всенепременно придет на похороны отца одного из своих друзей, и всё искали и искали его в толпе.
Дело в том, что с Брендоном они не виделись уже почти полгода. Они звонили сыну время от времени и знали, что он жив и, скорее всего, здоров, но он не говорил им, где живет, а родителям так хотелось взглянуть на своего непутевого ребенка. Они не были в ссоре, просто их пути разошлись. Люсиль и Айзек, образованные и работящие люди, не могли принять мировоззрение сына, форменного разгильдяя и бездельника. Больше всего их расстраивало и злило то, что у него не было никаких интересов, кроме прожигания жизни. И, разумеется, родители совсем не одобряли вульгарную и распущенную пассию сына. Поэтому, когда Люсиль наконец заприметила пышную шевелюру Эммы, то тут же схватила мужа за руку и ринулась к девушке.
— Эмма! — приближаясь к Голдфайн, окликнула ее Люсиль.
Та увидела, что ее зовет мама Брендона, вздрогнула и попыталась отвернуться, попутно судорожно засовывая левой рукой в рот канапе. Правая рука девушки была на перевязи.