Последняя часть и стала для неё самой эмоциональной — маленькими шагами, озираясь, Али пошла к гробу и остановилась в нескольких метрах от него, не в силах заглянуть внутрь. Безмолвным «Давай!» Рейчел положила ей руку на плечо, в это же время на неё посмотрели миссис и мистер Сава, посеревшие от горя, и Алексис, собравшись с силами, подошла к гробу вплотную.

Жан был мало похож на себя — его прекрасные кудри уложили большим количеством геля, веснушки замазали специальными гримом, а на шею, чтобы скрыть порез, повязали слишком взрослый для него широкий галстук в серо-синюю полоску. Али почувствовала, что должна снять очки и платок и попрощаться с учеником с открытым лицом. Так она и сделала, отдала вещи Рейчел, а сама аккуратно положила руку на холодные, восковые пальцы Жана.

— Я буду помнить тебя всегда, — прошептала Алексис, не пытаясь скрыть слёз.

Родители Жана всё это время с тихой ненавистью смотрели на неё, но их можно было понять, ведь именно у неё на руках умер их сын. Поняв, что если не покажет им письмо сейчас, то не решиться на это никогда, Али медленно подошла к ним.

— Примите мои соболезнования, — потупила она взгляд, — Жан… он… оставил мне письмо, — дрожащей рукой передала она листок Луи Сава.

Тот, не говоря ни слова, выхватил его и углубился в чтение. Через пару минут томительного ожидания он вернул письмо девушке.

— Мы не отдадим вам картины. Показать можем, но, не более.

— Хорошо, — решив не спорить с убитыми горем родителями, кивнула Алексис.

Рейчел открыла было рот, чтобы напомнить им, что именно Али Жан завещал рисунки, но жена жестом остановила её.

— Поминки пройдут у нас дома в три часа дня, — не смотря на Алексис, тихо сказала Милен Сава.

*

Родители Жана сдержали обещание, хотя Алексис на это и не рассчитывала. Они отвели её в комнату Жана, которая за несколько дней без хозяина, казалось, покрылась вековой пылью. Ощущая незримое присутствие Жана (хотя, скорее, это было лишь самовнушение), Али застыла у двери, смотря, как Луи достаёт из-под кровати рисунки, упакованные в плотную белую бумагу.

— Забирайте, — неожиданно твёрдо сказал он.

Милен и Алексис удивлённо посмотрели на него.

— Нет, даже не вздумай! — крикнула на мужа миссис Сава.

— Ты не читала письма, Милен, — поджал губы Луи, — он хотел, чтобы рисунки ушли ей. Я решил, что мы обязаны исполнить последнюю волю нашего сына.

Миссис Сава, вместо того, чтобы возразить, разрыдалась и унеслась по лестнице на первый этаж.

— Берите, Алексис, — повторил мистер Сава, — я не хочу даже знать, что там изображено. Понятно, что что-то мрачное, так унесите эту мрачность прочь из нашего дома! Наш сын умер, одетый во всё белое, пусть таким он и останется, темноты у него хватало при жизни. Берите рисунки и уходите.

Не зная, что сказать, Али повиновалась — взяла их и, окликнув Рейч, ушла из дома Сава прочь, не оглядываясь. В своей квартире она также не решилась посмотреть, что же изображено на рисунках, а просто примотала к стопке три давно украденных у Сава работы и положила их в боковой карман самого большого чемодана. Сейчас она не могла вновь окунуться в мир Жана — это было слишком болезненно и… рано. Его дух ещё витал вокруг нее, и она не хотела знать, какие именно мрачные образы раздирали его душу незадолго до смерти.

*

Приехав на Гавайи, Али и Рейчел, бросив чемоданы в мотеле, первым делом отправились в паспортный стол. Алексис решила кардинально изменить свою жизнь — поменять фамилию с Блум на Полье. Со старой фамилией она хотела оставить позади все беды и невзгоды, коих было слишком много за последние годы: травма Рейчел, которую Али переживала чуть ли ни сильнее, чем сама пострадавшая; болезнь и смерть отца и жуткая история Жана с огромным вниманием прессы. Документы были готовы через пару недель, но перед тем, как официально стать Алексис Полье, она решила открыть последнюю тайну прошлой жизни — посмотреть рисунки Жана.

Рейчел с отцом, приехавшим, чтобы помочь девушкам освоиться и определиться с жильём, ушли смотреть очередную квартиру, и Алексис осталась одна в номере мотеля. Чемодан с рисунками она не разбирала, уж слишком ей было страшно. «Посмотри сейчас или оставь их закрытыми навсегда», — подумала Али, запуская на телефоне судьбоносную песню, «11 Minutes» от Halsey, Yungblud и Тревиса Бейкера. От начального гитарного перелива сердце девушки сжалось, она будто вновь очутилась в школе, с умирающим у неё на руках Жаном. Вдохнув и выдохнув несколько раз, она разрезала упаковочную бумагу и высыпала рисунки на кровать. Листы бумаги разлетелись разноцветным веером и Алексис, к своему удивлению, отметила, что эти картины не такие мрачные, как остальные работы Жана. Некоторые из них были выполнены в технике акварели и напоминали эскизы для тату, в них был цвет, какая-то лёгкость, воздушность. Конечно, главная героиня всех работ была вдохновлена Али, но теперь она не плакала нефтяными слезами и не лежала в луже крови. Тёмные сюжеты заменили довольно жизнеутверждающие и весёлые, что было вдвойне странно, учитывая, что автор покончил с собой через несколько недель или даже дней после выполнения работ. Вот, например, девушка на картине улыбалась, а на голове у нее красовался пышный венок из полевых цветов, вот она лежала на розовом пледе в такого же цвета закрытом купальнике и забавных квадратных очках в стиле семидесятых. Больше всего Али же понравился портрет девушки с очень красивой причёской из множества косичек и перьев всех цветов радуги. Не досчиталась Алексис лишь голубых перьев, ровно как на флаге ЛГБТ. Рассмеявшись сквозь слёзы, она взяла картинку и отправилась с ней к тату-мастеру. Для Али эта татуировка, которую она разместила ровно под левой ключицей, стала талисманом — смотря на себя в зеркало, она вспоминала о чистой душе Жана, и это придавало ей силы каждый день. Хотя, сил жить полно у неё и так было предостаточно, потому что с переездом на солнечные Гавайи они с Рейчел будто переселились на яркую сторону жизни.

Им очень помог отец Рейчел, который не жалел денег для дочери и ее жены — помог девушкам купить небольшой, но славный домик и открыть прокат сёрфов, о котором так мечтала Рейч. Она назвала его «Блум», в честь прошлой жизни. «Для твоего папы, — вручая жене ключи от дверей пункта проката, улыбнулась Рейч, — те четыре тысячи, что он выиграл, вложены в лучшие доски». Али была очень благодарна ей за такой трогательный жест, а увидев, что все доски чёрные, чуть не разрыдалась.

Бизнес, как и жизнь девушек, шёл хорошо. Омрачали его лишь некоторые тёрки за «сферы влияния» с хозяином соседнего проката, Рэем Прескоттом*, но это были сущие мелочи. Рейчел и Али, наконец-то, жили хорошо. Просто, спокойно, дружно и честно. Так, как никто из них никогда не мечтал, но так, как обе они заслужили.

* более подробно о Рэе можно почитать в рассказе «Луч солнца золотого». Ссылка в шапке.

Комментарий к Глава 36. 11 минут (II)

Ребята, как говорится, “We Are In the Endgame Now”. Основной сюжет завершён, впереди остался лишь эпилог, происходящий через много лет. Надеюсь, вы удовлетворены, потому что последняя глава далась мне очень тяжело. Вообще, я планировала убить Али, но весь запал жести ушёл на жертв Санчеса, и рука у меня не поднялась, всё же, я её очень люблю, да и хоть какая-нибудь пара заслуживала своего хэппиэнда, хоть и очень большой ценой. Было много вариантов смерти Али, но все они были либо слишком гротескными, либо не подходящими характерам персонажей и сеттингу. Кстати, смерть Жана - некая отсылка к песне группы Pearl Jam “Jeremy”, которую герои обсуждают в первой (!) главе. Да, всё у меня закольцовано)

========== Эпилог. Счастье? ==========

Комментарий к Эпилог. Счастье?

Формы примечания не хватит, чтобы выразить всю мою признательность, поэтому читайте большое любовное письмо к вам, дорогие читатели, в первом отзыве под главой.

Надеюсь, финал удовлетворит всех и будет максимально справедливым и полным. Безумно волнуюсь и очень жду ваших мнений!