«Променяю воздух на сигареты,

Ты сегодня очень плохо одета.

Помнишь, раньше здесь летали ракеты?

А сегодня пусто, пусто, пусто».

Я сажусь на диван, который стоит за креслом звукорежиссёра, и впитываю в себя этот голос и эти слова. Здесь нас не снимают, я могу делать всё, что хочу. Могу смотреть, как хочу, говорить и смеяться с ним без перерывов. Хотя времени у нас не так много.

Максим замечает меня сразу после того, как записывает припев. Открывает глаза и видит, как я сижу и смотрю на него. Но он не прекращает петь — мы смотрим друг на друга, и у меня начинает дрожать всё тело. Я сжимаю кожаную обивку дивана, потому что мне кажется, что прямо сейчас моя душа может вылететь и оказаться в его теле. Мне кажется, что именно этого она сейчас хочет. Его голос пробирается под кожу, и я, чёрт возьми, не знаю, что с этим делать. Я не могу оторваться. Теперь мне кажется, что раньше меня сдерживали только камеры.

Его волосы опять растрёпаны, и вообще мытьё головы — не его любимое занятие. Но он без этого совсем не Свобода. Когда он поёт — всё его тело отдаётся ритму и дышит этой песней. Мне кажется, ни один человек на свете, увидев его, не сможет отрицать, что он занимается своим делом. Я восхищаюсь им до глубины души. И мне хочется сказать ему это прямо сейчас. Но мне кажется, сейчас я говорю это взглядом.

Через пятнадцать минут, наполненных тысячами наших переглядываний и сотнями сжиманий моих кулаков, он записывает последнюю ноту. Он свободен. Мы можем ехать домой. Максим благодарит звукорежиссёра и выжидающе смотрит на меня.

— Идём?

— Да, — отвечаю я и киваю несколько раз подряд.

Он смеётся и пропускает меня вперёд.

— Нам бы поспешить, ты сколько уже тут без дела?

— Минут сорок.

— Кошелева, ты хочешь, чтобы тебя отругали?

— Нет, хочу, чтобы у нас всё было так, как раньше.

— А что поменялось? Ты же сама хотела меньше общаться.

— Я не могу так.

Он останавливается около выхода из студии, мы стоим друг напротив друга. Смотрю на него снизу вверх как маленькая девочка и пытаюсь не сказать вслух, какой он сейчас красивый. После записи песни, в своей рубашке, с лохматыми волосами.

— А я не могу так, как раньше.

Я не выдерживаю — обхватываю его за шею и обнимаю, что есть сил. Сжимаю его тело так, как будто не смогу сделать этого больше никогда. Но отчасти это правда — скоро мы вернёмся в башню. Такого удовольствия позволить мы себе не можем. Он тоже обнимает меня, но не так сильно. Бережно, нежно, словно я могу исчезнуть прямо сейчас.

— Вот бы никогда не было этих камер, и не надо было вытаскивать батарейки из микрофона, — шепчу я тихо-тихо прямо ему в ухо.

— Это всего на несколько недель.

— А потом?

Он молчит и сжимает меня крепче. Мы стоим так достаточно долго, чтобы начать волноваться из-за времени, но это всё совсем не важно сейчас.

28 апреля, суббота, день концерта

Мы с Софой вместе стоим за кулисами, пока Максим выходит на сцену и готовится к номеру. Я бы хотела посмотреть его выступление из зала, но нам нельзя туда выходить. Кто бы говорил о правилах, да?

— Он крутой, — говорит Софа.

— Ещё какой. — Улыбаюсь я ей.

— Он очень заботится о тебе. Это видно.

— Соф…

— Знаю, знаю, всё сложно. Я просто думаю, что вы вдвоём точно будете в финале.

— Почему? Точнее, он, конечно.

— Потому что ты талантливая, хоть и не понимаешь этого ещё в полной мере. И ты нравишься зрителям. Ты лидер голосования, хоть и на общих сборах не говоришь и не привлекаешь внимания. Мне кажется, что в финале будут те, кто останется собой. Кто не будет себе придумывать никакого образа. А вы как раз такие.

Максим начинает петь, и Софа понимает, что я не смогу ей ответить. Я слушаю его. Мы пока не можем его увидеть, потому что для этого номера на сцене установили большую коробку, в которой ему приходится сидеть на своём стуле весь первый куплет и припев. Но я всё равно знаю его номер наизусть. Сейчас, когда начинается припев, он вскакивает на стул. И хоть у него в этом номере первый раз есть постановочные движения, я знаю, что он двигается в своём ритме. В ритме своей музыки. Он каждый раз умирает и возрождается на сцене. От переизбытка чувств, от любви и великой страсти к музыке. Именно это вам нужно знать о нём.

Когда номер заканчивается, мы всё равно не можем видеть его из-за этой огромной коробки. Но знаю, он сейчас убирает прядь волос за ухо, неловко улыбается и готовится принимать комплименты. Потому что они будут. А он к этому не привык.

— Тебе никто никогда не говорил раньше, что ты похож на Джимирокуая*? — говорит Аида, которая сегодня стала частью нашего жюри.

— Смесь Джимирокуай с Куртом Кобейном, — говорит Тимати.

— Вот, да. Ну, Курт Кобейн — это волосы…

— Я Максим Свобода, — вдруг говорит он, и все зрители аплодируют.

— Молодец, — произносит Софа, возвращая меня со сцены за кулисы. Я всё это время была там, рядом с ним. Она уходит готовиться к своему выступлению, оставляя меня здесь.

Он возвращается сюда, и я обнимаю его, не давая опомниться. Здесь могут иногда проходить операторы со своими камерами и снимать нас, но ему нужно это сейчас.

— Ты Максим Свобода, — смеясь, шепчу ему я. — Было прекрасно.

***

Сегодня я не увидела в зале Серёжу, хоть и искала его глазами так долго, как могла. Его не было. И, наверное, я зря до сих пор надеюсь, что он снова проберётся ко мне за кулисы, чтобы поговорить. Кажется, он просто боится последствий нашего разговора. Я не очень довольна тем, что он делает, и мне необходимо с ним связаться.

Я оказываюсь лидером голосования.

— Ещё одна неделя без телефона, — шутит Тим, который стоит рядом. Не могу сдержать улыбку.

Максим наклоняется ко мне через нескольких ребят, потому что стоим на сцене мы с ним не рядом, и тихонько аплодирует.

Паша называет лидера в другой команде — это Дэни. Очень удивительно — мы с ним самые молодые участники на проекте. Ему — семнадцать, а мне — девятнадцать. Из нашей команды уходит Тим, из другой команды — Аня. Она говорит прощальную речь, и некоторые начинают плакать. Сначала Женя, потом Диана, Настя. Я буквально наблюдаю за тем, как этот момент соединяет нас всех вместе. Именно сейчас, не когда-либо. Я пока не готовлю эту прощальную речь, но вижу, как некоторые ребята уже действительно волнуются по этому поводу. Никто не хочет уходить, но каждый хочет уйти достойно.

Мы все по традиции обнимаемся на сцене и слышим, что съёмка закончилась. Ребята начинают расходиться, а я ищу глазами Пиэлси, чтобы попросить его выполнить одну мою просьбу. Мне нужно, чтобы в это время рядом с ним не было Максима, а такой момент обычно очень трудно поймать — они постоянно вместе. Даже обидно становится порой.

Мне везёт, потому что Макс устремляется смывать крема, которые он вынужден терпеть на своём лице во время выступления, и переодеваться в свою любимую одежду.

— Серёж, — зову я его.

— Что?

— Мне нужна твоя помощь. Только нельзя, чтобы Макс узнал.

— Окей, слушаю.

— Мне не очень удобно такое просить, но это может сделать только твоя знакомая.

*Джимирокуай (Jamiroquai) — британская группа, которую возглавляет вокалист и автор песен Джей Кей, одни из наиболее ярких представителей британского джаз-фанка и эйсид-джаза 90-х.

========== Глава 7 ==========

29 апреля, воскресенье

В доме с каждой неделей становится всё меньше людей, но ни один из нас не может побыть в одиночестве по-настоящему. Нас всё равно слишком много. Иногда у меня получается вставать пораньше и быстро пробираться в душ, завтракать почти в одиночестве, но чаще всего за завтраком я слушаю разговоры ребят. Не имею ничего против, но вижу, как многие уже стараются отгородиться от других. И я не исключение. Но, хоть я и могу уйти на свой балкон, сегодня я не делаю это из тех соображений, что вечером нам придётся сделать кое-что более противозаконное для нашего проекта.