— А ты будешь без каблуков? А то я буду комплексовать.

— Да нет, смотри, — она опирается на плечо парня и поднимается на цыпочки. — Видишь? Я на каблуках примерно одного роста с тобой, даже ниже.

— Ну ладно, Майер.

— А мы неплохо смотримся, Свобода!

— Не надо, у тебя три брака, я на такое уже не ведусь, — отвечает он, и они начинают звонко смеяться.

Ещё два дня назад я могла бы сказать любому, что Максиму не нравятся такие девушки, как Женя, потому что он довольно замкнут и достаточно избирателен. Но сейчас я не могу перестать видеть флирт между ними. И ей это нравится больше, чем ему. Она пришла на прослушивание с провокационными и сексуальными номерами и до сих пор несёт это с собой. Мы практически не общаемся с ней, потому что обе понимаем — мы совершенно разные. Поэтому мне и странно смотреть на хихикающих Майер и Свободу. А Макс подошёл ко мне, когда я перед прослушиванием репетировала свой номер и выглядела, наверное, слишком растерянно и глупо. Поэтому он, кажется, и подошёл. Когда ты встречаешь такого человека, как Макс, сразу понимаешь, что он полностью состоит из музыки, своей интригующей, талантливой музыки. Когда мы оба прошли в команду Фадеева, мы пожелали друг другу удачи и разъехались по домам. И даже несмотря на то, что иногда он писал мне, сейчас становится неловко отвлекать его своими разговорами или просьбами. Хотя на данный момент Максим — самый близкий мне человек на проекте.

В комнату заходит Родион и садится рядом.

— А ты училась где-то петь? — неожиданно спрашивает Майер, приближаясь ближе к нам. Ей просто нужно быть в центре внимания.

— Нет, — чуть слышно произношу я, мне опять становится неловко от того, что у меня нет музыкального образования.

— Никогда? — переспрашивает она.

— Нет.

— Она просто прекрасный самородок, — говорит Родион.

***

Вечером мы собираемся в общем зале вместе с Катей Варнавой, которая сегодня решила поделиться неизвестными для нас фактами из биографии некоторых ребят. В ходе разговора подтверждается, что Дени — романтик. Он как-то раз сам испёк своей девушке маленькое шоколадное сердце. Серёжа был в браке семь лет. И, кажется, этот опыт его очень сломал. Но самый странный факт мы узнали о другом парне.

— Кто в новогоднюю ночь переспал с двумя девушками в одном доме, но в разных комнатах, и умудрился не спалиться ни перед одной из них? — спрашивает Катя и выжидающе смотрит на нас.

— Так, ребята, ну и кто это?

— Руслан!

— Может, Хабиб?

— А почему Макс молчит?

— Я не знаю, почему Макс молчит. Может он сам расскажет про себя? — говорит ведущая.

— Ма-а-акс?

— Ну, да, да. Было такое.

Все ребята воодушевлены и возбуждены. А я вижу, что Макс чуточку смущён, хоть и старается не показывать это. Его лицо уже даже начинает краснеть, а мне становится так смешно от того, что он такой крутой и милый одновременно, и я не могу остановить смех.

19 апреля, четверг

Я опять просыпаюсь одной из первых, даже до официального будильника, и уже сейчас решаю провести этот день максимально продуктивно. Я умываюсь, находясь в ванной только наедине с камерой, собираю волосы в свободный хвост и иду на кухню за кофе. Какао здесь нет, как и корицы с лавандой. Хорошие отношения у нас с лавандой начались после того, как мама иногда добавляла себе эту траву в кофе по утрам. А мне хотелось быть взрослой, и я кинула себе веточку в какао. С тех пор у нас дома всегда лежит пакет с лавандой, и только один этот факт меня успокаивает. На кухне уже завтракает Софа, я желаю ей приятного аппетита и достаю кружку из шкафа.

— Как тебе на реалити? — спрашивает она у меня.

— Знаешь, пока непонятно. Вроде очень круто, что можно музыкой заниматься, но так неловко от этих камер иногда.

— Кстати, Серёга сказал, что у нас будет свободный день перед концертом. Типа не будут нас снимать. Только тс-с, — девушка улыбается и прикладывает палец к губам.

— Вау. Серьёзно?

— Ага.

— Офигенно! Вот бы ещё телефоны дали хотя бы на пару минуточек, я бы позвонила маме с папой. Но день без камер — это вау.

Я сажусь за наш стол и вижу, как на кухню заходит Свобода. Он укутан с головы до ног в огромное одеяло и выглядит как утреннее облачко.

— Доброе утро, — говорит Софа, а я улыбаюсь от этой картины.

Он присаживается на край нашего длиннющего дивана и смотрит на нас. Его утро — это особое явление. Все это уже знают и принимают.

— Крис, пошли курить, — хрипло произносит он. По утрам он говорит очень тихо. Его хрипотца едва доносится до ушей нормальных людей, но я уже привыкла и понимаю этого утреннего Максима, ещё витающего в своих снах.

— Можешь идти, я сейчас, — отвечаю я и спешу в спальню. Мне хочется взять блокнот с собой. На всякий случай.

По пути к своему балкону я хватаю ещё кружку с кофе и бегу из квартиры.

Мы встречаемся у входа на балкон. Он пропускает меня вперёд, а я сразу понимаю, что в десять часов утра на улице в апреле не бывает тепло.

Многозначительно проговариваю «ой» и смотрю на парня.

— Холодно?

Я киваю.

— Садись, — отвечает он, снимает с себя одеяло и накрывает меня так, чтобы руки оставались свободными.

— Как ваш номер? — спрашиваю я.

Он садится рядом, закуривает.

— Скажем так, мне было бы намного легче, если бы я пел с тобой, например. Но номер будет хороший.

— Я бы тебе точно не могла помочь написать песню или музыку. Я как куколка поющая.

— Ты реально? С твоим голосом можно вообще не париться о своей эффективности. А вообще, — он задумывается, — ты пробовала писать?

— Ну, так. Раньше пробовала стихи, как и все.

— Ты знаешь, никогда не поздно взять и выложить свои мысли на бумагу. Вот прямо как твои рисунки. Ты же в какой-то момент начала рисовать. Так и тут. Я подумаю над этим. Напишем вместе хит. Такой, чтобы прям огонь.

Я улыбаюсь и открываю блокнот.

— Можно? — спрашиваю его.

— Ой, это Софа?

— Да, вчера нарисовала.

— Я же сказал, что буду рад своему портрету.

— Окей.

Он сидит напротив в футболке и длинных штанах, его сигарета запускает ему в рот последнюю порцию дыма и летит в пепельницу. Его волосы такие взъерошенные, что карандашу придётся очень не просто.

— Чего тебе не хватает здесь? Из вещей.

— Какао и упаковки с лавандой.

— У тебя уже был готов ответ?

— Ну, да, — смеюсь я. — Вот пью кофе с сахаром.

— Мне теперь после твоих детских желаний даже не рассказать о своих хотелках.

Макс отпивает кофе из моей кружки и закатывает глаза.

— Ой, да ладно тебе.

— Хочешь сказать, если бы в этой кружке было какао с твоей лавандой, мне бы понравилось и стало лучше?

— Конечно! В тысячу раз!

— Тогда запишем твои желания в список для Кати.

Я и забыла совсем, что каждый из нас может написать своё желание в нашу внутреннюю социальную сеть, которое должны исполнить. А точнее принести. Желания могут быть только материальными.

— А тебе чего не хватает?

— Коньяка.

— Мощно.

— Особенно после твоих какао.

Я вывожу на лист блокнота его глаза, губы, дохожу до безразмерной футболки, до свободно лежащих кистей рук. Он сидит в очень расслабленной позе, ему становится лучше, он просыпается. Мы не разговариваем, слышен только звук скрипящего карандаша по бумаге и шум за окном. Эта относительная тишина успокаивает нас обоих, моя душа полна умиротворения. Не помню, когда последний раз мне было так приятно молчать. Смотря на Максима, я ловлю себя на мысли, что рада отсутствию здесь камер. Серёжа может не так всё понять, а я не хочу этого. Правда, не хочу. Мы и без этого ругаемся каждую неделю. Теперь остаётся надеяться, что время и расстояние поможет нам разобраться в себе и в нас.

— Ты в курсе, что это мой балкон? — я нарушаю десятиминутную тишину.

— Чего?

— Ну, я его первая нашла и захватила. А вы с Пиэлси ворвались со своим курением ко мне сюда.