— Ты думаешь, проблема в нём? — спрашиваю я, задумавшись.

— Даже если бы я была по-настоящему счастлива, вряд ли тебе можно было принимать мои советы за правду. Но проблема сидит в каждом из нас. Без исключений.

30 сентября, воскресенье, г. Красноярск

— Крис, пять минут до выхода, — напоминает мне Лена, проходя мимо.

— Да, помню, спасибо, — благодарю её, отрываясь от телефона, который пронзительным сигналом пытается заставить меня сходить за зарядкой и оставить его в покое.

Чувствую, что начинаю заболевать, и поэтому игнорирую красную полоску заряда. Экономлю свои силы для выступления за счёт того, что перед этим лежу в кресле и листаю ленту в телефоне, практически не двигаясь. Фотографии, посты, сообщения. Но телефон резко начинает гудеть, а на экране появляется такое тревожное для меня — «Максим».

Он продолжает звонить, а я понимаю — если отвечу, то услышу его голос. Это единственное, что может сейчас довести меня до обморока. Я не слышала тебя уже четыре месяца, и ты предлагаешь мне вот так без подготовки сделать это прямо сейчас?

Господи, четыре месяца кажутся такой пропастью. Я боюсь. Но ты ведь знаешь, что я просто не могу тебе не ответить.

— Да? — осторожно говорю я в динамик и прислушиваюсь. Дыхание сбивается тут же.

— Котё-ё-ёнок, — протягивает он этим самым голосом, как будто ничего не произошло. С убивающей меня теплотой. Я не была готова.

— Максим? — спрашиваю его, пытаясь понять причину звонка.

— Ты мне нужна. То есть твоя помощь. Я заблудился. Блин, у меня рука болит, я бутылку разбил. У меня кровь.

Он говорит это абсолютно пьяным голосом, путая слова так, что мне приходится закрыть одно ухо рукой и вслушиваться в его нескладную речь, смешанную с каким-то шумом на фоне.

— Где ты? — спрашиваю его.

— Я не знаю, Крис, я потерялся. Помоги, а?

Чёрт. Пьяный Анисимов шляется где-то в своём Владивостоке, просит меня каким-то образом ему помочь, а мне уже суют в руки микрофон и напоминают, что мой выход через две минуты. Единственное, что придумывает мой мозг — бежать к Серёже. Выискиваю его взглядом среди людей за кулисами и спешу к нему.

— Максим, никуда не уходи. Я отдам трубку Серёже, выступлю и вернусь. Хорошо? Ты слышишь меня?

— Даже если я провалюсь в канализацию и умру сегодня, это будут лучшие слова, которые я услышу напоследок, — серьёзным и пьяным голосом говорит он.

— Только попробуй двинуться с места. Это нормально для последних слов? — злясь, спрашиваю его и протягиваю телефон Серёже. Тот, конечно, ничего не понимает. Слышу, как профайл на сцене подходит к концу. — Не сбрасывай. Держи так, чтобы он меня слышал.

Говорю это недоумевающему Серёже, буквально впихиваю свой телефон ему в руки и бегу на сцену.

Оглядываю полный зал радостных глаз и с дрожащими руками начинаю петь. Ещё никогда эти три песни не тянулись так долго. Представляю, если бы спустя четыре месяца разлуки услышала, как Максим поёт. Это было бы даже тяжелее, чем его протяжное «котё-ё-ёнок».

Заканчиваю своё самое волнительное выступление и решительно направляюсь за сцену. Слышу пронзительные крики и длительные аплодисменты, но не могу порадоваться этому так, как следует. Подхожу к Серёже и вижу, что он не держит телефон так, как я его просила.

— Крис, он буквально только что разрядился и выключился, — оправдывается он и протягивает телефон мне. Черный экран. Потерявшийся где-то Максим. Прекрасно.

— У тебя есть номер кого-нибудь из его группы? — спрашиваю Серёжу.

— Да, был. А что случилось-то?

— Надеюсь, что ничего. Набирай.

Если Максим просит меня о помощи, я сделаю всё, чтобы помочь. Несмотря ни на что.

Он достаёт из кармана телефон, отыскивает номер Саши и протягивает телефон мне. Я понимаю, что если сама начну расспрашивать Свободу о том, что он там видит вокруг, то всё равно ничего не пойму, потому что Владивосток видела только на картинках. А если Половцев в городе, у него шансов отыскать этого идиота гораздо больше. Пережидаю гудки и слышу радостное приветствие. Вкратце объясняю ситуацию, на что получаю недовольный вздох и обещание «найти этого кретина, затолкать в машину и увезти в его долбаную квартиру». Облегчённо вздыхаю и благодарю Сашу за помощь.

За то время, которое остаётся до финального выхода на сцену вместе с ребятами, я пытаюсь найти в рюкзаке зарядку. Руки опять начинают дрожать, стоит мне только вспомнить его встревоженный голос. Во Владивостоке уже одиннадцатый час вечера. В голове возникает картина, как он в темноте проваливается в этот чёртов люк. И зачем ты только сказал это, Свобода?

Психую и вытряхиваю всё из рюкзака на кожаный диван. Нази спрашивает, всё ли у меня в порядке, и мне приходится врать.

Нахожу зарядку, подключаю телефон и сверлю взглядом чёрный экран. Звонить ему нет смысла. Сейчас важнее, чтобы до него дозвонился Саша, поэтому я послушно жду. Не трогаю телефон, хотя взгляда от него не отвожу до тех пор, пока нас не приглашают на сцену. Больше получаса я нахожусь в полном неведении того, что там происходит с Максимом.

***

Я пулей лечу к телефону, когда концерт заканчивается. Набираю Максима и иду в конец коридора, потому что во всех гримёрках наступает самое оживлённое время. Все переодеваются, смывают макияж, собирают сумки, обсуждают выступления и громко смеются. А я ухожу от этой суеты, потому что ничего важнее жизни Максима сейчас для меня нет.

Даже как-то легче становится от того, что я наконец-то произношу это у себя в голове.

Занимаю целых три соединённых между собой кресла, закидывая на сиденье ноги, и прижимаю телефон к уху. Гудки сверлят в моей голове дырку. Концентрируюсь только на этих звуках.

— Крис! — отвечает он, и я выдыхаю.

— Где ты?

— Половцев куда-то меня везёт, — отвечает Максим, а на фоне слышатся недовольные реплики Саши. Кажется, он говорит, чтобы тот поменьше возмущался, иначе — окажется там же, где и был.

— Ты напугал меня, — признаюсь ему.

— Прости. Я хотел потеряться.

— Зачем? — непонимающе спрашиваю я.

— Потому что дома душно.

Душно.

Я откидываю голову назад, меняя направление стекающих по щекам слёз. Мы молчим, потому что это наш особый способ выразить эмоции. Вместо крика можно молчать. Хотя, какой он, к чёрту, особый способ. Мы ведём себя поистине глупо. Если он и особый, то только в том, чтобы делать друг другу больно.

— Почему ты позвонил мне?

— А кому ещё?

Впиваюсь зубами в сложенную в кулак руку, чтобы не закричать и не нарушить эмоциональную тишину. Хватит говорить такие вещи, умоляю.

— У меня не было ничего с Олегом, я тебе не изменяла. Никогда. Я бы не смогла тебе…

— Тебе не стоило говорить это тогда.

— Я знаю.

Молчим. Молчим. Молчим.

— Ты был со мной не потому, что просто хотел снять напряжение? Не потому, что больше никого не было вокруг?

— Я был бы с тобой, даже если бы вокруг были миллионы других людей. Просто нам нужно было раньше это понять, да?

Раньше. 4 месяца назад. А сейчас всё изменилось, да?

— Не плачь, — говорит он.

— Мне тяжело слышать твой голос.

— Тогда надо прощаться.

— Клади трубку, пожалуйста, я не смогу.

Не знаю, в какой момент он отключит вызов, и вслушиваюсь в его молчание до последней капли.

— У тебя всё получится, Котёнок, — говорит он, отключается, и я слушаю совсем другую тишину. Холодную, противную и неживую. Мне тяжело без его тишины.

2 октября, понедельник, где-то по дороге в Улан-Удэ

Просыпаюсь от какого-то хлопка. Сонно брожу глазами по салону автобуса и понимаю, что мы сделали ночную остановку у придорожного кафе. В стекло попадает жёлтый свет от неоновой вывески, а из передней части доносится тихое жужжание радио.

Вытягиваю во всю длину затёкшие ноги и откладываю от себя подушку для сна. Серёжи рядом нет. Телефон показывает время — 01:11. Пытаюсь прийти в реальность после сна.

Через несколько минут вижу, как Серёжа заходит в автобус с бумажным стаканчиком. Он выглядит выспавшимся. Может быть, и я тоже.