— Самого главного глазами не увидишь, — повторил Маленький принц, чтобы лучше запомнить.

— Твоя роза так дорога тебе потому, что ты отдавал ей все свои дни.

— Потому что я отдавал ей все свои дни… — повторил Маленький принц, чтобы лучше запомнить.

— Люди забыли эту истину, — сказал Лис, — но ты не забывай: ты навсегда в ответе за всех, кого приручил. Ты в ответе за твою розу.

— Я в ответе за мою розу… — повторил Маленький принц, чтобы лучше запомнить».

— Ты бы меня приручил? — спрашиваю Максима, открывая глаза.

— Если ты этого захочешь.

Я киваю и поворачиваю голову, встречаясь с его глазами.

— Тогда да.

— Тогда мне повезло.

Максим дочитывает книгу, и к последним строчкам я уже борюсь со сном.

— Спи, Котёнок. Можно выключить свет?

Я киваю и сворачиваюсь в клубок, держа Максима за руку. Комната погружается во тьму, и я, кажется, засыпаю.

***

Утром мы нехотя поднимаемся из кровати. Максим ставит передо мной на стол тарелку с разноцветными хлопьями и возвращается к тостеру. Кухню освещает только блестящий светло-жёлтый свет с улицы. Из заряжающегося телефона играет лёгкая музыка, заглушая звуки того, как я зачерпываю ложку йогурта с хлопьями. Выбираю из тарелки сначала только жёлтые кругляшки, потом — зелёные, оставляя только фиолетовые и любуясь на свой идеальный завтрак.

— Так вкуснее? — спрашивает Максим с улыбкой.

— Ага. Попробуй, — говорю ему и подношу целую ложку ему ко рту.

Мы вместе доедаем хлопья, а потом в обнимку пьём чай с тостами. Я смотрю вокруг и понимаю, что хочу сюда вернуться. В эту тёплую квартиру, на эту кухню, к этим хлопьям и чтению по ночам. К моему Максиму, который захотел меня приручить, к его тёплым рукам и утренним объятиям. Понимаю — нужно потерпеть всего лишь пару недель. А потом всё обязательно будет хорошо.

Комментарий к Глава 23. То, что они будут помнить, несмотря ни на что

Пожалуй, я воздержусь сегодня от комментариев. Всем тепла и солнца хх

========== Глава 24. Серёжа ==========

8 июня, пятница. Пункт 1: Выяснить, куда опять пропал Свобода

Стою около подъезда и пытаюсь вспомнить номер его квартиры. Представляю перед собой табличку на двери: то ли «238», то ли «328». В тот вечер, когда я оказался здесь первый раз в своей жизни, мы со Свободой были оба пьяные вдрабадан. Набираю «238» и жду.

— Кто? — раздаётся пронзительный женский голос. Мне на секунду кажется, что это Кошелева. Или…?

— А Максим тут живёт? — прислушиваясь, спрашиваю я.

— Нет, — отрезает девушка и кладёт трубку домофона, вызывая своим действием противный электрический звук.

«328». Жду.

— Да? — отвечает Анисимов. Победа!

— Открывай, это Серёжа.

Слышу неразборчивое ворчание, потом — шуршание, и, наконец, дверь открывается. Поднимаюсь на его этаж, который подсматриваю на табличке в подъезде, и захожу в квартиру. В нос ударяет противный запах, который запомнился ещё с юности — душная квартира, пропитанная ароматами алкоголя и табачного дыма после прошедшей вечеринки. Свобода выходит встречать меня со стаканом, как мне кажется, виски.

— Привет, Серёж, — говорит он тихим, усталым голосом и прислоняется к косяку двери, ведущей в комнату.

— Чувак, такая духота у тебя. Хоть бы окна открыл — на улице лето.

— Я не заметил, — отвечает он и проходит в комнату. Разуваюсь и иду за ним.

— Куда ты пропал-то?

Я оглядываюсь вокруг. Вижу несколько пустых бутылок, переполненную пепельницу, до сих пор не разобранную сумку с реалити и раскиданные повсюду исписанные текстами листы. Понимаю, что пора привыкать к виду выпившего Свободы, но не утром же. Слышу из кухни тихое жужжание включённого телевизора. Атмосфера в квартире, мягко говоря — гнетущая. Темно, душно и воняет.

— Я никуда не пропал. Просто не хочу выходить отсюда. Я же не просто так сижу — я песни пишу.

— Я вижу, — вздыхая, говорю ему. — И как успехи? Как группа твоя к этому относится?

— Всё нормально, правда.

Слишком душно. Подхожу к окну и открываю его настежь. Облокачиваюсь на подоконник, чтобы вдохнуть немного свежего воздуха.

— Я так понял, что слухи про твоё участие в туре — всего лишь слухи?

— Как видишь, никто мне не звонит, — отвечает он и тоже подходит к окну, чтобы покурить и перезаполнить пепельницу ещё больше.

— Может быть, потому, что у тебя телефон отключен? Где он валяется?

— Не знаю.

— Ты меня поражаешь просто. Я узнаю насчёт этого, но никто ничего не говорит про тебя.

— Я не знаю, с чего ты это вообще взял.

— Даша сказала. Слушай, ты мне скажи, какие у тебя планы-то на будущее? Что делать будешь?

— Знаешь, я себе дал обещание, когда ехал на проект. — Он тушит сигарету о край пепельницы и кладёт бычок прямо на подоконник. — Если ничего не выйдет — вернусь домой, во Владивосток. Как видишь — ничего не вышло.

— Свобода, я понимаю, что ты стрессуешь. Поверь мне, я знаю, что это тяжело, но это не повод всё бросать.

— Ты прав, но я уеду. В любом случае. Я хочу домой.

— Если ты бросишь музыку, чувак, ты будешь самым настоящим кретином.

Обхожу комнату, и взгляд падает на знакомый альбом. Никогда не забуду, как Кошелева носилась с ним по всей башне и никому не показывала, что там внутри. О содержании именно этого альбома знает только она и, вероятно, Макс.

— Откуда он у тебя? — спрашиваю Свободу и киваю в сторону блокнота, который торчит из-под подушки.

— Не знаю, нашёл в рюкзаке. Наверное, сбагрила мне на вечную память. Вообще я его выкинуть собирался, руки пока не дошли.

Он вытаскивает альбом и со злостью швыряет его на рабочий стол. Оттуда вылетает несколько листков с рисунками. Чувствую, что прикасаюсь к чему-то слишком личному, но мне нужно что-то сделать, чтобы этот идиот не выкинул свою последнюю память о Кристине. Знаю — пожалеет.

— Эй, эй, слушай, давай я его заберу, окей? Можно?

— Делай с ним, что хочешь, — отвечает он и заполняет свой бокал жидкостью из полупустой бутылки.

Собираю упавшие листки — на них Свобода во всех возможных видах и ракурсах. Складываю их внутрь к сотне других Максимов. Перед глазами предстаёт картина того, как она ночами рисует его портреты по памяти, а он, не выходя из душной квартиры, пишет о ней песни. Душераздирающе, если признаться.

— Макс, давай отметим твой день рождения, и вали на все четыре. Потерпишь пять дней? Я всё сам замучу.

— Можно и отметить, — почти без интереса произносит он.

— Забились?

— Ага.

— Отлично. Место, время сообщу. Только включи свой телефон, я тебя прошу!

— Спасибо, Серёж.

— Макс, серьёзно. Мне будет очень лестно, если я смогу вернуть тебя к жизни. Сделай мне это одолжение — не зарывай себя и свой талант.

Я выхожу из квартиры с его клятвой о том, что он возьмёт себя в руки, и с альбомом Кристины. Не знаю, что у неё на уме, но ему я попытаюсь помочь. Потому что он мой друг. И я знаю, какого это — когда душа постепенно сгорает, начиная заражать пеплом мозги.

11 июня, понедельник. Пункт 2: Поговорить с Кошелевой

День рождения Свободы послезавтра, и мы с Дашей уже выбрали отличный бар и пригласили основную часть людей, поэтому настал момент позвать Крис.

Я встречаюсь с ней в общей гримёрной перед записью интервью. Мы не виделись уже больше недели, и за это время над её образом неплохо поработали, но, вы уж меня простите, я вижу настоящую Крис не в уверенных движениях, отработанной манере вежливо улыбаться и правильно говорить. Я вижу её во взгляде — неугомонную, весёлую и любопытную.

— Привет, Крис.

— Привет, — с улыбкой отвечает она.

— Как ты?

— Всё нормально.

Ага, у них у обоих всё нормально, только что-то оба ведут себя не так, как раньше.

— Слушай, у Макса день рождения послезавтра. И я заморочился отметить, потому что он уезжает.

— Уезжает? — переспрашивает она удивлённо.

— Да, во Владивосток, домой. Возвращается обратно. Он считает, что у него ничего не вышло. Ни с музыкой, ни с…