— Хочешь сказать, что у маленькой Кристины не было ничего такого?

— Нет, конечно! — заявляю я и закатываю глаза. — Это раз и навсегда.

— Не пугает перспектива слушать моё нытьё каждый день?

— Пугает, а что уже теперь сделаешь?

Вместе доедаем наше яблоко и валяемся в утренних лучах ещё очень-очень долго. Максим постоянно пытается натянуть на меня одеяло, хоть мне и не холодно. Сдаюсь на очередной попытке и укрываюсь. Чувствую его дыхание, слушаю — голос, покрываюсь мурашками от того, как он проводит губами по моей шее и играет с волосами. Первый раз за своё присутствие в башне чувствую себя настолько счастливой. Спасибо, Максим.

Как Максим решился на свою первую татуировку

— Не двигайся, — ругаю его и легонько ударяю ногой, закинутой на его колени. Он закатывает глаза, но замирает, демонстрируя мне свой профиль.

Мы любим проводить время отдельно ото всех, поэтому наш балкон очень в этом помогает. Максим сидит на лавочке ближе к окну, а я, облокотившись на стену и положив ноги на парня, рисую его прекрасный портрет.

— Я просто тут подумал, что у меня даже номера твоего нет.

— Как и у меня — твоего. Надо исправлять. Давай я тебе маркером напишу номер на руке и припишу «Кристина с реалити».

— Кристина с реалити, — повторяет он и смеётся. — Кошелева с соседней кровати.

— О, ну, всё, решено. Давай руку, — говорю ему и протягиваю маркер к открытому участку кожи. — Хотя, знаешь, давай тебе татуировку набьём. Как раз на неделе придут ребята из студии.

— Твой номер на всю руку?

— Ага.

— Охрененно, — говорит он, улыбаясь. — А насчёт тату — знаешь, что хочу?

Максим на пару секунд задумывается, но создаётся ощущение, что ответ у него уже давно готов.

— Чтобы ты мне сделала эскиз.

— Правда? Хочешь набить? Что именно? — спрашиваю я, откладывая блокнот.

— Море, — вдохновлённо говорит он, и я, поймав его взгляд, всё понимаю.

До конца недели мы вместе работаем над эскизом его персонального моря, и в итоге у нас остаётся три варианта. Первый — это светло-голубое небо и глубокое тёмное море, струящееся волнами, в круглой рамке (и это его любимый вариант). Второй — горящий маяк среди бушующих волн и небо с россыпью звёзд (мой любимый вариант). И третий — лаконичная волна с тонкими линиями. Хоть Максим и твердит, что уже выбрал, я приношу к мастеру три этих варианта.

— Так, значит, парные татуировки, — заявляет девушка, разглядывая мои рисунки.

— Это не парные тату! — отвечаем мы одновременно.

— А, да? Просто два варианта круглые. Я думала…

— Кошелева! Давай тебе сделаем вот эту, которая тебе нравится.

— Макс, меня мама убьёт.

— Ну, Кри-и-ис!

— Можно волну эту маленькую, — предлагает девушка. — Например, под грудью в центре. Не будет видно.

— Огонь! — восклицает Макс. — Всё! Мы решили!

— «Мы» решили? — переспрашиваю его.

— Всё равно никто его не увидит. Это вот мне делают на руке, а твою буду только я видеть.

— Макс! — смущаюсь я и оглядываю девушку-мастера. Она, улыбаясь, смотрит на нас.

Не знаю, как это происходит, но я соглашаюсь на его безумную идею. И когда дело доходит до того, как ему уже приставляют к выбранному месту иглу, он начинает переживать, что это может быть больно. Ворчит, как дед, но, в конце концов, успокаивается.

— Тебе точно нравится? — спрашивает он, кивая на выбранный первый вариант. Свободно переливающееся море на светлом фоне, но такое суровое и пугающее.

— Мне очень нравится твоя идея. К тому же, это же мой рисунок, Максим, — говорю я, улыбаясь.

— Ладно, давайте, — сдаётся он и берёт меня за руку.

Когда татуировка оказывается готова, Максим опять удивляет меня — просит по кругу рисунка поставить свою подпись. Я ставлю на бумаге свою привычную подпись, которой иногда заканчиваю свои рисунки. Первые три буквы фамилии с длинной «К». Девушка дополняет работу моим почерком.

Мою татуировку делают в другой день. Я предусмотрительно надеваю толстовку Максима с замком в центре, чтобы не сидеть при всех совсем раздетой.

— Это не больно? В этом месте? — спрашивает он девушку.

— Терпимо.

— Ой, может, тогда где-нибудь в другом месте?

— Максим, я сейчас тебе назло сделаю на лбу.

Он берёт мою руку, как и я в тот раз, и всё это время внимательно смотрит то на процесс работы, то мне в глаза. Иногда, когда я жмурюсь от неприятных ощущений, он пугается и каждый раз предлагает остановить это.

— Видишь, всё хорошо, — успокаиваю Максима, когда мы заканчиваем. — Надеюсь, ты не хочешь, чтобы твоя роспись тоже была на мне.

После этого он постоянно расстёгивает мне кофту и разглядывает рисунок. Подставляет свою внутреннюю сторону локтя со своим любимым морем и любуется. Радуется, словно ребёнок.

— Знаешь, это как будто твоя волна вылилась из моего рисунка.

— Да, Максим, — наслаждаясь моментом его радости, говорю я.

Как он спасал её, когда никто другой не смог бы

Мы молча лежим на кровати в его квартире. Я вижу, насколько он беспокоится за меня. Знаю, что он заботится, но мне нужно время на принятие этого чёртового мира.

На улице — глубокая ночь, шторы не пускают внутрь блестящее лунное сияние, вся комната — жёлтая и тёплая. Свет от лампы лежит на беззвучной гитаре, на моей одежде, на стенах, потолке и исписанных альбомных листах. Каждый раз, когда я закрываю глаза в попытках заснуть, чувствую, как Максим начинает дышать реже. Боится спугнуть долгожданный сон, потому что лежит сзади, прижимаясь ко мне. Но раз за разом я открываю глаза и без намёка на усталость продолжаю вглядываться в этот жёлтый цвет.

— Полежишь пару минут одна? — спрашивает шёпотом Максим. Я киваю.

Он аккуратно встаёт и уходит из комнаты, а мне сразу становится холодно. Неприятное чувство.

Максим возвращается, держа в руке тонкую книжку. Ложится так же — за мной, чувствую шеей его дыхание. Протягивает руку через мою талию, и я вижу название книги — «Маленький принц».

— Ты читала?

— Нет.

И он начинает мне читать. Совсем без перерыва, вдумчиво, выделяя свои любимые моменты, периодически посматривая на меня. Я слушаю тёплый голос и записываю его на самую надёжную кассету в своей памяти.

Максим доходит до конца двадцатой главы и вдруг останавливается.

— Может, это наоборот тебя отвлекает? Всё ещё не хочешь спать?

— Читай, пожалуйста, дальше. Я хочу узнать, что будет.

Разглядываю красивую иллюстрацию с Маленьким принцем и Лисом и прижимаю Максима крепче. Он читает.

« — А как это — приручить?

— Это давно забытое понятие, — объяснил Лис. — Оно означает: создать узы.

— Узы?

— Вот именно, — сказал Лис. — Ты для меня пока всего лишь маленький мальчик, точно такой же, как сто тысяч других мальчиков. И ты мне не нужен. И я тебе тоже не нужен. Я для тебя только лисица, точно такая же, как сто тысяч других лисиц. Но если ты меня приручишь, мы станем нужны друг другу. Ты будешь для меня единственный в целом свете. И я буду для тебя один в целом свете…».

Он заметно сжимает руку на талии и несколько раз целует меня в шею.

« — Скучная у меня жизнь. Я охочусь за курами, а люди охотятся за мною. Все куры одинаковы, и люди все одинаковы. И живется мне скучновато. Но если ты меня приручишь, моя жизнь словно солнцем озарится. Твои шаги я стану различать среди тысяч других. Заслышав людские шаги, я всегда убегаю и прячусь. Но твоя походка позовет меня, точно музыка, и я выйду из своего убежища. И потом — смотри! Видишь, вон там, в полях, зреет пшеница? Я не ем хлеба. Колосья мне не нужны. Пшеничные поля ни о чем мне не говорят. И это грустно! Но у тебя золотые волосы. И как чудесно будет, когда ты меня приручишь! Золотая пшеница станет напоминать мне тебя. И я полюблю шелест колосьев на ветру…».

Закрываю глаза от удовольствия и лежу так, слушая Максима. В своей голове я ограждаю нас от всего мира и отправляю в открытый космос.

« — Прощай, — сказал Лис. — Вот мой секрет, он очень прост: зорко одно лишь сердце. Самого главного глазами не увидишь.