— Тебе только кажется… Ветер в развалинах гуляет. При желании, все что угодно можно услышать.

— Ветер? — переспросила та. — Ну, если он знает тайный язык сестер-воительниц… Ты поступай, как знаешь, а я пойду гляну. У нас не принято своих в беде оставлять.

— Постой. Корчмарь предупреждал меня, чтобы не ходили к мельнице. Плохое место. Опасное.

— Боишься? — презрительно надула губки блондинка. — Тогда и впрямь, постой здесь. Или нет, не надо. Не жди меня, топай дальше. Такой смельчак медведю не страшен. Все равно я выиграю.

Она что, думает, будто любого мужчину можно под танки бросить, всего лишь обозвав трусом? Вот зараза! Правильно думает… Во мне аж встрепенулось все, а ущемленная гордость так и вовсе, как квашня, через край поперла. Пришлось ее и в руки взять, и ногой наступить. Чтоб не вякала.

— Ладно… Подожду. Куда торопиться. Сходи, если любопытство одолевает.

Амазонка аж вздрогнула. Что, милая, не нравиться, когда твоей же монетой расплатились? Фыркнула так, что лошадь бы обзавидовалась. Но, в этот момент, от мельницы и в самом деле раздался странный звук. Стон — не стон, но очень похоже.

— Теперь слышишь?

— Слышу, — пришлось признать. — Но ведь и корчмарь не просто так предупреждал.

— Нас… — кивнула Леонидия. — А если того, кто там, не предупредили? Такое может быть? И что теперь? Сделать вид, что ничего не слышали?

Гм… Логично. В уме амазонке не откажешь. Чувствую, что добром ее затея не кончится, но ведь, если не убедиться, не проверить — замучаешься потом угрызениями.

— Ладно. Будь по-твоему. Пошли… Но, если я окажусь прав, будешь должна еще одно желание.

А чего? Как учат нас мудрецы, хочешь добиться успеха, каждую ситуацию, даже проигрышную, надо пытаться использовать с выгодой. У меня же этих сверхзадач — мешок и котомка.

Леонидия такой подход тоже посчитала разумным и с улыбкой подставила ладонь.

— И наоборот. По рукам?

— По рукам. Кто не рискует, тот шампанское не пьет.

— Что не пьет? — заинтересовалась амазонка.

— Шипучее вино…

— Вкусное?

— Кому как… Я не в восторге. А девушкам нравится.

Хоть и держались настороже, поперлись напрямик. А чего петлять? Все, как на ладони. Травы высокие, но вряд ли здесь устроили засаду индейцы или ниндзя. Место глухое, случайных прохожих запаришься дожидаться. Дорога, которой мы шли, едва-едва утоптана. Только и того, что следы от тележных колес нарезаны.

Леонидия, оценив наше совместное вооружение, а точнее то, что у меня нет ничего, кроме меча — доверила нести свое копье, а сама приготовила лук.

Мельница — будто поняла, что мы не пройдем мимо — затаилась и хранила безмолвие. Зато вонь гнили и прели сделалась гораздо отчетливее. Словно мы нечаянно раздавили трухлявое бревно, густо поросшее поганками, и теперь тащим все это благоухающее «счастье» за собой на подошвах.

— Эй! — не выдержала тишины амазонка. — Кто здесь? Есть кто-нибудь живой?

Мельница промолчала. Один раз только раздался омерзительный скрип. Словно крышку гроба отдирали, а ржавые гвозди не хотели вылезать. Хотя, это только из-за нашего настроения он казался мерзким, а на самом деле скрип, как скрип. Ветер доску расшатал или даже целое бревно с места сдвинулось.

Вблизи здание оказались разрушенным еще больше, чем выглядело издалека. Венцы сруба прогнили настолько, что непонятно каким чудом вообще держались вместе, а не разъехались до сих пор. Или не раздавили трухлявые нижние бревна общим весом.

— Фу… — поморщила носик девушка. — Воняет, как из склепа.

— Тлен, запустение, как олицетворяющие смерть — и не должны нравится живым. Поэтому и пахнут соответственно.

— Ты еще и философ? — съехидничала блондинка. — Не слишком ли много достоинств для такого красавчика?

Хотел ответить, что много не мало, и напомнить о проигранном споре, когда тишину нарушил стон, раздавшийся внутри мельницы. На этот раз со словами. Они доносились отрывками, не слишком четкими, но достаточно, чтобы понять:

— Я зде… В подва… упа… Помо…

— Держись, сестра! Я иду! — Леонидия отложила лук и метнулась внутрь. Быстрее чем я успел остановить. И спросить: почему она говорит о сестре, если на помощь зовет мужчина?

Предчувствие не обмануло. Едва амазонка исчезла за перекошенной дверью, держащейся на одной, чудом уцелевшей, ременной петле, как в мельнице тут же раздался треск и грохот. Сопровождаемый звуком падения и болезненным вскриком.

— Говорил же!

Не самое мудрое и своевременное изречение, но трудно удержаться.

Быстро взбежал наверх по лестнице, оторвал к чертям собачьим створку, чтобы стало светлее, и только потом сунул в проем голову.

Полумрак, усиленный поднявшейся пылью. Странно… Откуда она здесь, если сырость внутри такая, что влага на бревнах проступает крупными каплями? Там, где дерево свободно от мха и лишайника. Дверь и та измазала руки, словно не за доски хватался, а комья грязи разминал. Но, тем ни менее, из-за этой пыли дальше носа ничего не видно. Кроме, более темного, чем все остальное, пролома в полу.

— Леонидия! Ты цела? Ау?

Тишина.

— Вот блин! Не было печали… И что дальше?

Вопрос, конечно, риторический. Коню понятно, что я не брошу девушку в беде. Тем более теперь, когда она мне уже должна, как минимум, одно желание. Вот только лезть «в воду, не зная броду» глупо.

Я осторожно проверил ближайшую доску настила, перенес вес тела и прощупал вторую. Держит…

— Леонидия! Отзовись!

Ни звука.

Еще шаг… Еще… До провала рукой дотянуться. Может, лучше ползком? Как по льду?

— Леонидия!

Хрясь! Хрусь! Хряп! Бемц!

Пол не выдержал раньше, и я тоже полетел вниз. К счастью, падение было коротким. Глубина подвала не превышала нескольких метров. Достать до края не получилось бы, но встав на бочонок или сундук…

Не понял?! Мысли, как всегда опережают сознание. Я ведь почему о бочонке или сундуке подумал, потому что видел их перед собой.

Вопреки любой логике, в подвале оказалось гораздо светлее, чем снаружи. Свет, правда, зеленоватый, как сквозь бутылочное стекло, но достаточно яркий. Можно не только пальцы на руках разглядеть, но и грязь под ногтями. Фу, омерзительное зрелище.

А вот Леонидии и того, кто стонал, в упор не видно. И еще одна странность. Мельница — по периметру метров пять на пять. А с того места, где я сижу, до противоположной стены подвала не меньше двадцати шагов. Да и там, кажется, не тупик, а поворот.

Ой, не нравится мне все это. И никакого желания идти дальше не вызывает. А какие варианты? Альтернативы нет.

— Леонидия! Черт тебя дери! Это уже не смешно! Отзовись!

— Ись… ись… ись… — пошло гулять эхо, еще раз подтвердив, что я не в подвале, а в подземелье.

Ладно… Бог не выдаст — свинья не съест. Копье наперевес. О, шлем амазонки… Подберем. Не помешает. Подземелье, мать его… Все что угодно может на голову свалиться. От комка грязи и до какой-нибудь кусачей козявки.

Надеваем… Как родной… Это она такая умная или у меня череп сузился? А-а… Девушка ж его поверх копны волос носила, а я на спортивный ежик нахлобучил.

Защитив голову, сразу почувствовал себя увереннее. Подошел к ближайшему сундуку и ткнул копьем.

— Тьфу…

Крепкая на вид тара тут же рассыпалась горкой праха. Вместе с содержимым. Если таковое там имелось.

Следующий бочонок и стоявший рядом сундук повторили судьбу первого. С одним отличием — бочонок превратился в лужицу вонючей слизи. По запаху больше всего напоминающей тухлую рыбью требуху.

— М-да… Надавать бы по жопе тому, кто все это добро сюда стаскивал. Ни себе, ни людям…

До поворота я проверил еще один сундук и три бочонка. Увы, в результате только вонять стало сильнее, так что у меня появился дополнительный стимул двигаться дальше.

Подземелье за поворотом тянулось еще шагов на двадцать, но судя по тому, — что я в нем не увидел ничего, кроме все тех же бочонков и сундуков, а еще с той стороны тянуло свежим воздухом, — оно и там не заканчивалось.