— Странно…

— Что именно?

— Карту ж не вчера рисовали? Почему никто не собрал?

— Во-первых, — здесь только то, что осталось. Лет сто тому, таких мест было в разы больше. Во-вторых, — что тебе известно из истории Ковыра?

— Даже не понял, о чем ты спросил. Кто такой Ковыр?

— Так называлась Империя до распада… Не стану утомлять подробностями, думаю — они во всех мирах схожи, но после того, как погиб последний император, в Ковыре настали смутные времена. Больше не было власти, способной поддерживать порядок. И каждый, кто ощущал силу — командир отряда, капитан судна, атаман разбойников, богатый купец, начальник стражи… В общем, все те, кто мог собрать хоть небольшой отряд, тут же провозглашали независимость своих владений. Захвативший пару-тройку деревень — стал бароном. Крепость — графом или маркизом. Ну, а те, что засели за городскими стенами — объявили себя королями или герцогами. Взять хотя бы основателя династии королевства Зонненберг — Рудиана Первого. Слыхал о нем?

— Да. Аристарх сказал — он был гладиатором.

— И тебя не удивила такая молниеносная карьера? Из рабов в короли?

— Удивила. Но, не очень. В моем мире гладиаторы тоже восставали…

— Серьезно? — ухмыльнулся маг. — И как? Многие стали королями.

— Вообще-то…

— А знаешь почему?

В ответ я только плечами пожал. Все же книгу Джованьоли «Спартак» я в детстве читал взахлеб. Искренне восторгаясь мужеству фракийца. Проигравшего, по версии итальянского писателя, не из-за недостатка ума и мужества, а из-за гнусного предательства.

— Потому что любой гладиатор, даже самый искусный — одиночка, — стал излагать свое мнение маг. — Жизнь приучила его никому не верить. В любую секунду ждать удара в спину. И даже если бы кому-то удалось собрать целую тысячу лучших гладиаторов, то они никогда не стали бы армией. До конца оставаясь толпой одиночек. Мастеров, да… Но никакому мастерству не устоять против хорошо обученной фаланги. Где воины доверяют товарищам свои жизни, и верят больше чем себе. И в обычное время, восстание цирковых бойцов обречено на поражение.

— Но Рудиан…

— Я ведь уточнил: в обычное время, — дернул щекой маг. Видимо, не привык, чтоб его перебивали. — А когда пришла смута, армии больше не стало. И любой, из возникших за одну неделю десятков королей и других вельмож, мог вывести в поле не больше полусотни воинов. Этого достаточно, чтобы держать в повиновении горожан и крестьян, но слишком мало, чтобы расширять владения. Умные головы это поняли сразу. Дуракам — доходчиво объяснили их же соседи. Произошло всего несколько незначительных битв, не имевших существенного влияния на общую картину. В основном, на уровне баронов, считавших, что могут удержать на пару деревенек больше, чем успели зацапать сразу. Закончившиеся тем, что их земли присоединили к своим хозяева крепостей или городов. После этого установилось общее перемирие… Сперва несколько натянутое и шаткое. А потом, соседи начали договариваться, заключать пакты, браки. Союзы… И воцарилось промежуточное равновесие. Когда каждый делает все, что хочет, но только в пределах своих земель и не суется в чужие дела. А тех, кто это правило дерзнет нарушить — бьют всем миром.

— Тоже неплохо.

— Но и не больше… — неопределенно дернул плечом мастер Игнациус. — Потому что тупик. Такая раздробленность не дает возможности развиваться. Возможностей каждого, отдельно взятого, государства хватает лишь для обеспечения определенного уровня жизни, ниже которого — бунт и свержение правителя. А если вдруг, случаются излишки, то их либо прячут на черный день, либо на улучшение войска.

— Так вы, мэтр, имперец?

— Не скажу, что это лучший из государственных строев, но многое в нем куда эффективнее, чем в том случае, когда для принятия любого решение приходиться уговаривать несколько десятков не самых умных вельмож. Каждого из которых интересует только собственная выгода.

М-да… Тут маг прав. Парламент любой страны этому самая наглядная иллюстрация. Единоначалие тоже чревато самодурством, если не повезет с правителем, но стадо потерявших совесть, хитрожопых ослов и баранов, которые всякий раз оказываются у корыта первыми — гораздо хуже. Нет, я не агитирую за единоначалие и тем более, диктатуру. Но историю не обманешь. И, увы, пока население страны из жителей не станет гражданами, просвещенный правитель, лучше демократии. Лучше два… Как в Спарте. Только без их фанатизма по поводу «здорового» образа жизни… Короче, тут я готов согласиться с сером Уинстоном, но лишь при наличии уже названного условия — когда общественное сознание не только проклюнется, но и прорастет.

— Но, мы отклонились от темы разговора… мой принц, — первым решил свернуть с политической темы мэтр Игнациус. — И очень далеко. Я ведь, для начала, всего лишь хотел узнать о твоих ближайших планах.

В этот миг двери в светлицу приоткрылись и в проем сунулась насупленная голова лесничего.

— Эй, может, хватить секретничать? Это все-таки мой дом, а не башня Высшего волшебства.

— Кстати, о башне… — обрадовался я возможности не торопиться с ответом. — Почему бы вам всем… кроме хозяина сторожки, разумеется, не вернуться в Солнечный Пик? После смерти короля, там совсем пусто стало.

— Спасибо, ваша милость!

Сперва послышался радостный голос, потом Дженкинс влетел в комнату, и только после этого в дверях показалась бочкообразная фигура капитана.

— Но, кем?

— Само собой, всех восстановлю на прежних должностях. А размер неустойки обсудите с Аристархом. Если не возражаете.

— Верой и правдой… — бухнул кулаком в грудь Лавр Тулий. — До последнего вздоха…

— … врага… — закончил я вместо него. — Лучше, уничтожим последнего врага и останемся живы. Вот только все придется заново начинать. Сейчас замок совершенно пуст. Даже ворота некому открывать.

— За этим дело не станет, — еще больше выпятил грудь капитан гвардии. — Игнациус, ты еще не все силы возле горшков растерял? Нет? Тогда отправляй меня в замок. И сосредоточься, чтоб без глупых шуток! Как в тот раз, когда ты меня в столичный бордель забросил. Хорошо, матушка Виржиния еще не забыла старину Лавра. А то б девицы на весь Ковыр виз подняли.

Мэтр даже отвечать не стал, только руками развел и резко хлопнул. Пахнуло свежим ветром, а капитан гвардии исчез.

— А ты сядь, и не лезь под руки, — шикнул Игнациус на Дженкинса. — Итак, ваше высочество. Будьте любезны ответить на поставленный вопрос. О ближайших планах…

— Так на медведя ж охочусь. Принял заказ. Так сказать, пытаюсь заработать.

— Медведя?

— Заработать?

Лесничий и маг переглянулись, потом дружно рассмеялись.

* * *

— Во-первых, — не вижу ничего смешного. А во-вторых, — это невежливо. И говорит о дурном воспитании… — заметил я ворчливо. — Тогда как старшие должны подавать молодежи пример. Мы же на вас ровняемся.

— Простите великодушно, ваша милость, — извинился за обоих лесничий. — Просто нет никакого медведя. Это Игнациус иногда набрасывал на Лавра личину, и тот пугал лесорубов. К тому же, магу все время мед нужен… говорит, не может думать без сладкого. А нам, с капитаном — мясо. Денег нет… Жалование последний раз еще прошлой зимой получили, вот и приходилось крестьян грабить. Ульи разорять и скотину резать. А в медвежьей шкуре это гораздо удобнее, чем в собственном обличии.

— Да, — подтвердил маг, видя недоверие в моих глазах. — Все так и есть. Но, мы лишнего не брали. Это уже крестьяне сами придумывают, чтобы подать не платить. Мол, ничего нет, все лесной зверь сожрал.

— Ну, вы даете… старики-разбойники. С вами не соскучишься, — мне тоже стало смешно.

— Кстати… — достал из пояса найденные в подземелье монеты и положил рядком на стол. — Надеюсь, этого хватит на первое время. Чтобы задолженность погасить? В том числе и перед Лавром?

— С лихвой… — подтвердил маг. — Полновесные. Еще имперские.

Тут я вспомнил о споре с амазонкой и погрустнел.