Она поцеловала его снова, будто бы отчаянно пытаясь присмирить, судя по всему, он был вовсе не против таких извинений.

— Что ты сейчас творишь? — тихо спросил он, приблизившись к уху Элли. Он прижал её к стене у входной двери, перегораживая всякий путь к бегству. Сейчас ему это напоминало слезливую романтичную сцену из какой-то мыльной оперы. — Ты думаешь, я так просто прощу тебе все, словно священник на исповеди? — усмехнувшись, он взял ведьму за подбородок. — Давно хотел спросить. Где ты научилась таким вещам, дорогуша? — поинтересовался колдун, видя, как Элли заливается краской, смущенно отведя взгляд из-за неудавшейся попытки замять свою вину.

— Пока ты был занят своими очень интересными экспериментами, научилась, — не без язвительности бросила девушка, дерзко хмыкнув, посмотрев прямо в лицо колдуна. Только дьявол знает, сколько усилий ей потребовалось, чтобы найти в себе смелость это сказать.

— Опять нарываешься? — в голосе мужчины проскользнула нотка опасности, но разве её это остановит?

— Но разве все не так? Я просто констатирую факт, — ответила девушка, прожигая колдуна взглядом. Пусть побесится. В душе с новой силой вспыхнули эмоции, и она чувствовала себя, словно на американских горках, что постепенно разогреваются и набирают скорость.

— Что с тобой не так? — Адриан прищурился, почти вплотную приблизившись к Элли.

— Хочу тоже самое и у тебя спросить, — не долго думая, ведьма жадно впилась в его губы, с несвойственной ей злостью кусая их. Хотелось заставить его почувствовать боль, которую он причинил ей, хотя бы частично, хотя бы в таком виде. Боль — как же она ненавидела это чувство, преследующее её буквально всю жизнь, все эти годы, начиная с самого рождения, и даже после смерти — она не покидала её никогда. Всегда была рядом, иногда появлялась тогда, когда предполагала ведьма, но чаще всего — настигала в самые неожиданные моменты. Как надоело.

Элли перестала контролировать себя. К черту рамки и моральные принципы, когда здесь и сейчас она может получить то, что давно подсознательно желала. Желала страстно, сильно. Кажется, он был на одной волне с ней, ему тоже чертовски не хватало тепла и новых ощущений, адреналина, который сейчас вместе с горячей кровью разливался по телам обоих. Лопатками она чувствовала холод кирпичной стены, а по бедрам блуждали руки мужчины, медленно, но неотвратимо притягивая к себе. Словно марионетка в руках кукловода, она подалась вперед, затягиваемая приятным парфюмом и теплом.

— Мне кажется, я люблю тебя… — прошептала ведьма, прежде чем её накрыла головокружащая эйфория вперемешку с необузданной страстью.

Как же ей сейчас хорошо.

Он осторожно, словно к фарфоровой статуе, прикасается к ней, как будто боясь случайно сломать, действует неторопливо, но уверенно, лаская чувствительные участки ее хрупкого изящного тела. Опытен. Сколько у него было женщин до нее? Необузданная ревность на мгновение вспыхнула в душе, но тут же угасла, как только действия приобрели более резкий характер.

Это чертовски заводит, до безумия сильное желание сносит крышу, в мыслях ведьма бранит его за неторопливость.

Снова тянется к его губам, будто заново пробуя на вкус, как лучший на свете деликатес.

Хотелось жадно касаться, водя пальцами по коже, изучая каждый миллиметр тела, покорять себе и чувствовать пьянящую власть, некое упоительное превосходство.

Вкус запретного плода слаще любых даров Господних. Он притягивает своим ароматом, будоражит и совращает умы.

Его первой жертвой стала женщина — Ева, повлекшая за собой на путь греха Адама; ее милый возлюбленный поддался, не в силах противостоять искушению. Из них двоих она согрешила первой. Элли наплевала на нравственные принципы, на мораль, на все.

В голове туманное полотно, она словно в эйфории.

Этой ночью свершится ее грехопадение, такое желанное и приятное.

Она комкает руками простынь, часто дышит. В комнате чертовски душно, будто в аду. Впиваясь ногтями в его спину, она уткнулась в горячую шею, изредка покусывая и целуя со всей той страстностью, на которую была способна ее ветреная натура.

Элли лениво открыла глаза и потянулась, разворачиваясь лицом к Адриану. О том, что было вчера даже вспоминать стыдно, но пятно крови на простыне нещадно напоминало о новых ощущениях, что она испытала. Было больно, но это боль она полноценно возмещала укусами и царапинами, высеченными ее ногтями в виде небрежных узоров, красовавшихся у него на спине. Ведьма не думала, что может быть так хорошо. Этим он занимался с Лорен, когда она хоронила несчастную кошку. С одной стороны Элли злилась. Пока ей было плохо, он бесстыдно получал удовольствие, не обращая внимание на ее состояние.

Ведьма начала понимать Лоренцу. Она просто любила Адриана, не желая разделять свой уютный мир с кем-то другим, особенно с маленькой девчонкой, неизвестно откуда взявшейся. Теперь-то она просто прекрасно понимала ее. Угодила в тот же капкан, какая ирония. Интересно, а если ее не станет, он также поступит со своей следующей подопечной? Будет ли он вообще с кем-то связывать свою судьбу, когда она исчезнет? Девушка не знала, откуда вдруг появились мысли о собственной кончине, но одно она понимала четко — теперь ничего не будет, как прежде. Они переступили черту дозволенного в их без того тесных отношениях.

Она провела ладонью по его щеке, улыбнувшись. Как ни странно, злость и прочие негативные чувства быстро сошли на нет, будто их и не бывало. Что она сейчас ощущала?

Сложно определить.

***

Екатерина молча наблюдала за игрой причудливых теней при ярком лунном свете, проникающем из окна комнаты. Потеплее укутавшись в одеяло, девушка не находила себе места. Было много вопросов, но мало ответов: точно ли с ней все будет в порядке? Что её ожидает дальше? Можно ли вообще верить словам этого сумасшедшего? Подавляя в себе желание горько взвыть, она все больше накручивала себя. А ведь сначала хорошим человеком казался. Но разве можно было предположить, что она попадет прямо в руки психопата, увлекающегося воскрешением мертвых и планировавшего использовать её, как материал для своих мерзких экспериментов? Но если бы она с ним не заговорила от скуки, жертвой стала бы любая другая девушка, и ей не пришлось бы страдать. Впервые за свою жизнь она ловила себя на мысли, что желает зла остальным людям, беспокоясь за свою никчемную шкурку. В душу закралось отвращение к своей трусливой натуре.

Положив голову на подушку, она уставилась в потолок, пытаясь заснуть.

— Одна овечка, две…три…четыре, — ведя монотонный отсчет, Катерина про себя молилась, чтобы все случившееся было просто кошмарным сном, а по пробуждении она снова окажется в своем маленьком домике на погосте, где её весело встретят друзья, призывая к своего рода завлекающим авантюрам и пакостям. Пусть даже она умерла, как и все другие здесь, но, как ни парадоксально, тут девушка по-настоящему почувствовала себя спокойно. Как будто повседневные тревога и волнения настоящей жизни испарились, уступая место уюту и приятной тишине, хоть порой это было похоже на иллюзорный мир собственных грез. Но она снова ошиблась. Это место вовсе не было раем. В этом мире, как и по ту сторону, были плохие люди, которые продолжают свои злодеяния даже после гибели. Что ими движет? Неужели их не устраивает это чудное умиротворение? От мысли, что этот сумасшедший жил в России, там же, где и она, по телу девушки изредка проходила мелкая дрожь. Было неприятно и страшно, что в её любимой и почитаемой стране существовали такие монстры.

Еще долго терзаемая догадками и сомнениями, Катерина закрыла глаза ближе к рассвету.

Сегодня, так или иначе, она должны была проснуться дома, там, где ей место. Но напрасные надежды вмиг разрушились, стоило ей открыть глаза. Пришлось мириться с нежелательной реальностью. С горем пополам девушка собрала волосы в небрежный хвост, а пара темнеющих локонов коричневыми ленточками выделялись на фоне светлого лица. Тело ныло от недосыпа и запекшаяся рана на голове неприятно пощипывала.