Ругань Виктора из-за станка. Лязг стих.

Марат сел, стряхивая с лица стружку и грязь.

– Эй, – крикнул Виктор, – ты цел?

– Цел, – успокоил Марат. Чудесное спасение не произвело на него большого впечатления. Человеческая жизнь не была особенно ценной, в том числе и собственная.

“Вот если бы не убило, а искалечило то бревно – было бы плохо”, – подумал Марат философски, продолжая сидеть. Он почувствовал, что здорово наломался за сегодняшний день.

– Лет пять назад у меня так убило напарника, – заметил Виктор.

Марат счёл вежливым поддержать светскую беседу.

– Да, я даже помню эту историю.

Виктор обошёл станок.

– Как же это… – пробормотал он с досадой. – Бревно-то ровное было. А пилораму чуть не сорвало. И пила лопнула, конечно.

Марат нехотя поднялся, подошёл к пилораме. Вдруг что-то необычное привлекло его внимание.

– Смотри-ка, Виктор.

Неудивительно, что доска раскололась, и пила лопнула. В дерево некогда врос, слился с ним искорёженный кусок металла.

Виктор взял его пальцами, покачал. Металл сидел крепко.

– Осколок снаряда? – предположил Виктор.

– В этих краях, – проговорил Марат, тщетно пытаясь отряхнуть влажную древесную пыль с рукавов, – когда-то война была, страшная. Лет двести пятьдесят назад.

– Бестолочь, что ли? – хмыкнул Виктор. – Нет этому дереву двухсот пятидесяти лет.

– Да, пожалуй, нет. – Марат задумчиво посмотрел на бревно. – Интересно, конечно. Ну значит другая история.

Он задумался на минуту, потом продолжал, даже не отдав себе отчёта, что бессознательно понизил голос:

– Может, с Обителью Разума как-то связано. Она ведь не так далеко.

Виктор с неодобрением мотнул головой.

– Не болтай много, Марат. Любознательный слишком. Эх, я должен был догадаться, что осторожней надо с этим деревом.

– Ну как ты мог догадаться? – возразил Марат, рассматривая кусочек металла, выглядывающий из древесины. – Брось. Это уже много лет здесь, внешне никаких следов не было.

– Пилы горят прямо, – не слушая его, продолжал Виктор.

– И что делать? – поинтересовался Марат.

– Что делать… – передразнил Виктор. – Запросим у отшельников, пусть доставляют новые.

Марат сдвинул брови. Какая-то новая мысль пришла ему в голову.

– А если не доставят? – медленно спросил он.

– Не доставят – значит, не доставят.

– А доски?

– Ну ведь есть запас. – Виктор мотнул головой в сторону готовых досок.

– А если никогда не доставят? – упрямо продолжал Марат.

– Ну чего пристал? Не доставят – не будет больше досок.

Он отошёл от станка. Марат понимал его досаду и боль. Пилорама была его игрушкой, его детищем, его домашним питомцем – всё сразу.

Хотя у Виктора была и семья, жена и две дочки, и Марат знал, что его грубоватый напарник к ним нежно привязан.

– А всё-таки на что ты намекаешь? – вдруг спросил Виктор.

Марат вскинулся. Неожиданно представилась возможность поговорить о том, что давно уже занимало его мысли.

– Я про пилы. Можно ведь найти… – он запнулся. – Ну я не говорю, что наверняка и прямо сразу.

Напарник покосился на него.

– Что? И где?

– В старых поселениях.

Виктор с удивлением посмотрел на него.

– Всё-таки есть в тебе что-то странное, Марат. Ты там бываешь?

– Иногда.

– Как ты не боишься, не понимаю…

– Да я далеко никогда не заходил.

– Там и правда можно найти пилы?

– Думаю, да. Там все можно найти, хотя непросто это. Да я и не искал. – Марат помолчал и задумчиво добавил. – Меня книги интересовали.

– Книги?! – Напарник захохотал.

Марат тоже улыбнулся.

– Умный ты больно, – заметил Виктор. – Тебе бы в отшельники податься.

Марат нахмурился и покачал головой.

– Нет призвания.

– Вишь ты – призвание, – важно произнёс Виктор. – Это верный кусок хлеба, а не призвание.

– Нет, я так не могу…

– Ну насмешил, конечно, спасибо. – Виктор посерьёзнел. – Но ты бы поосторожнее с этими своими интересами, Марат. Мне не так просто найти толкового помощника.

– Да я ничего такого и не делаю, – пожал плечами Марат. – Никто не запрещает увлекаться историей. А меня это забавляет. – Он улыбнулся. – Я как-то даже рассказик написал.

– О чём? – спросил Виктор.

– Такую фантазию на тему древних римлян.

– Это кто такие?

– Были они. Давно. Я про них читал. Там был один император, вообще плохой человек, но он меня тронул почему-то. Я про него писал.

– Ну и что дальше?

– А ничего. Тут этот текст в подсобке валялся. Я забыл про него, а недавно смотрю, он делся куда-то.

Виктор махнул рукой.

– Нашёл бы лучше подругу, Марат. Блажь бы и в голову перестала лезть.

Он повернулся к рельсам.

– Надо снимать это бревно. Рискованно с ним работать, там ещё куски металла могут быть. А жаль.

Виктор так и не вспомнил, что с месяц назад заходил заказчик, из отшельников, и заглянул в подсобку, разыскивая пильщиков. Там этот человек наткнулся на рукописный карандашный текст, валяющийся на столе, с интересом проглядел его и сунул в карман.

Впрочем, если бы он и вспомнил, и даже рассказал Марату, это вряд ли изменило бы что-то в последующих событиях.

Одного существования всегда было мало ему; он всегда хотел большего.

Ф.М. Достоевский

“Преступление и наказание”.

Месть

3 ноября 1995 года

Был хмурый осенний день 3 ноября 1995 года, пятница.

Восемь часов вечера, уже давно стемнело. Редкие фонари скупо освещали тихую улочку на окраине Москвы. На чёрных силуэтах четырнадцатиэтажных башен желтели прямоугольники окон, и в каждом прямоугольнике можно было увидеть кусочек чужой жизни. Обитатели каменных сот шторами закрывались от посторонних взоров, но каждое светящееся окно тем или иным способом выдавало характер и вкусы тех, кто жил за этими двойными стеклами.

По улице, мимо мёрзнущих на обочине машин, шел молодой человек, держа руки в карманах длинной потёртой кожаной куртки. На вид ему было лет двадцать с небольшим. Молодой человек шел не торопясь, словно гуляя, однако не смотрел по сторонам, глубоко погрузившись в свои мысли.

Парень был не очень высок, скорее, среднего роста, коренастый, с широкими плечами. Он с первого взгляда производил впечатление человека решительного, которого трудно смутить или испугать. По его уверенным движениям чувствовалось, что он обладает хорошей реакцией и незаурядной физической силой.

Молодой человек подошел к двери подъезда, вынул из кармана связку ключей, завертел её в руке. Ключи звенели. Электрическая лампа, торчащая из козырька подъезда, осветила четко очерченный овал лица с выдвинутым вперед подбородком, выдающим упрямство. Подбородок и щеки были гладко выбриты, но густые светло-русые волосы уже требовали стрижки. Губы плотно сжимались, и вообще у молодого человека был такой вид, словно он дал обет молчания. Красивые, но неласковые серые глаза смотрели холодно.

На заедающем кодовом замке были вытерты две цифры, подсказывающие, куда нажимать. Впрочем, молодой человек и так это знал. Он открыл дверь и зашел в подъезд. Почти сразу подъехал лифт. Парень ткнул в нужную кнопку, и кабина, устало поскрипывая, понесла его вверх. Он стоял, играя ключами, и лицо его сохраняло прежнее хмурое выражение.

Молодой человек совершил преступление.

Сам он так не считал. Если бы ему пришлось объяснять, что он думает о своем поступке, он назвал бы его запоздавшим правосудием. Но молодой человек был почти уверен в том, что ему никогда не придется отвечать на вопросы, касающиеся событий сегодняшнего дня.

Почти уверен, но не абсолютно. Но сейчас он думал не о риске, которому подвергается. Его занимала та мысль, которая пришла к нему в заброшенном доме, даже не мысль, а тень мысли. Он никак не мог схватить, сформулировать какую-то неуловимую идею, не знал даже, о чем она. Это тревожило его.