Главное дело человека на земле – бороться против разрушения, смерти и упадка, даже если эта борьба абсолютно безнадёжна.

Иво Андрич, “Мост на Дрине”.

Что везут бревно, да на семи лошадях…

Из святочных гаданий.

15 апреля 2190 года.

Лесопилка располагалась на самой окраине поселения.

То было довольно большое бревенчатое сооружение, крытое металлом. Некогда металл был окрашен зелёной краской, но это было слишком давно. Сейчас крышу покрывала ржавчина.

Плетёный забор окружал бревенчатый сарай, образуя широкий двор. Покосившиеся ворота были распахнуты.

Отсюда открывался вид на поле, где-то уже робко начавшее зеленеть, где-то покрытое снегом. Через поле тянулась к лесу чёрная извилистая полоса дороги, покрытая лужами. Покрикивали грачи. Чуть поодаль бродила по полю ватага длинноногих серых журавлей, деловито тыкала клювами в землю.

Солнце пригревало и должно было бы радовать сердце после тяжёлой зимы.

Но люди на дворе у лесопилки сейчас не обращали внимания на солнце.

Двор был завален брёвнами, досками, опилками, обрезками древесины. Однако если приглядеться, в этом хаосе можно было разглядеть некий порядок. Брёвна тянулись к брёвнам, доски к доскам, а вот от крупной и мелкой древесной стружки тут было некуда деваться. Она была везде.

На дворе стояла подвода, запряжённая парой лошадей. На подводе лежало десятка полтора толстых брёвен. Лошади неторопливо переступали копытами, изредка вскидывали головы, помахивали хвостами, радуясь больше отдыху и немного – весне.

На подводе сидел, опустив голову, мальчишка лет тринадцати, щуплый, светловолосый, с мелкими красивыми чертами лица. Стоявший рядом человек осыпал его упрёками, подросток молчал, не поднимая глаз.

– Я не возьму этот кругляк! – повторил человек уже в который раз. – Он никуда не годится. И здесь я его не позволю оставить, мне тут хлама не нужно. Вези его отсюда, куда хочешь. Ты погляди – кривые ж брёвна! Намучаешься с ними. Да и станок угробим.

Он ткнул рукой в брёвна, которые в основном действительно были кривоваты.

Мужчина был невысок, коренаст, уже немолод. В волосах пробивалась седина. Обветренное лицо покрывали резкие морщины. Это было лицо человека, всю жизнь занимавшегося тяжёлым трудом в любую погоду.

Подросток поднял голову и едва слышно сказал что-то.

– Чего? – раздражённо отозвался человек.

– Лес такой, Виктор, – чуть громче ответил мальчишка.

Виктор сразу завёлся.

– Вот врать мне не надо – лес такой! Лес как лес. Во всём лесу нормального дерева не нашлось?

Он с досадой стукнул кулаком по злополучному бревну.

Заскрипела дверь сарая. Мальчик быстро зыркнул в ту сторону, потом снова обречённо съёжился.

На крыльцо вышел молодой парень с топором в руке.

– Готово! – крикнул он, сбежал по ступеням и с размаха воткнул топор в стоявшую у крыльца колоду.

– Сейчас взгляну, Марат… – отозвался Виктор, уставший ругаться, и ушёл в сарай.

Марат, едва взглянув на повозку с брёвнами, кивнул мальчику в знак приветствия, перепрыгнул через грязь и сделал несколько шагов по направлению к воротам. Молодой человек прекрасно слышал ругань, но не имел ни малейшего желания в неё вмешиваться. На собственном опыте он успел убедиться, что Виктор грубоват, но справедлив, и зря шуметь не будет.

Мальчик продолжал сидеть без движения. В появлении нового действующего лица он увидел какую-то надежду для себя.

Марат рассеянно смотрел в поле. Тёплый апрельский ветер дул в лицо, ерошил тёмно-русые волосы.

Марат был высокий молодой человек, подвижный и гибкий. Его худое лицо с приподнятыми скулами казалось немного неправильным, но в чём неправильность, определить было трудно. То ли брови с изломом были чуть асимметричны, то ли щёки запали больше обычного после тяжёлой зимы. Живые карие глаза быстро меняли выражение, видимо, более созвучное его мыслям, чем окружающему пейзажу.

В созерцательном настроении Марат словно бы выпадал из спектакля жизни, становился не участником его, а зрителем. Он сам это за собой знал, но ничего не мог поделать. Неудобное, даже опасное свойство в мире, приютившемся на руинах цивилизации, но до сих пор оно не принесло ему особых бед.

Одна из лошадей переступила копытами по грязи и громко заржала. Марат вернулся с небес на землю.

Он не смотрел на повозку, но прямо спиной улавливал мысли подростка.

“Я же не виноват”.

“А я тут при чём?” – так же мысленно ответил Марат.

“Я не виноват. Я им говорил. Они нарочно посылают меня, потому что думают, что вы пожалеете меня, а у других не возьмёте…”

“Да с чего бы тебя жалеть?”

“Они прибьют меня, если я ничего не сдам”.

“Отстань от меня. Говори с Виктором”.

“А я с тобой и не говорю”.

Это было справедливое замечание. Марат со вздохом повернулся и поглядел на повозку. Даже издали было видно, что брёвна не лучшие.

Он подошёл ближе. Ну может, что-то и можно выбрать.

Так и не сказав ни слова, он пошёл в сарай.

Там было темновато и прохладно, холоднее, чем на улице. Пол засыпала серая субстанция – мельчайшие опилки, смешанные с пылью. Сапоги утопали в ней.

Виктор, осматривавший несколько брёвен перед распиловкой, услышал его шаги, повернулся и одобрительно кивнул.

– Нормально. Берём в работу.

– Виктор…

– Ну чего ещё, – с досадой ответил тот, явно зная, о чём пойдёт речь.

– У нас ведь мало кругляка. Может, возьмём, что получше?

– Так и думал, – буркнул Виктор. – Что он тебе наплёл?

– Он мне ничего не говорил, – честно ответил Марат.

– Если мы это сделаем, – медленно сказал Виктор, – они продолжат так поступать снова и снова.

– Да, пожалуй… – Марат повернулся, чтобы уйти.

– Ладно, погоди.

Он выпрямился, расправил спину. В словах Марата была правда. Следующего груза ждать пришлось бы долго. А Виктор не любил простоев.

Непонятно, почему. Не очень-то и нужны были сейчас эти доски. Но он цеплялся за них, цеплялся за свою работу, и вносил спокойствие в душу Марата, нередко терзаемую непонятной тревогой.

Пока Виктор пилит свои доски, мироздание незыблемо.

Взяли около половины. Почему-то те брёвна, которые больше приглянулись Виктору, оказались в самом низу, что не улучшило его настроения. Повозка уже тащилась к лесу, а он всё ворчал.

– Они ещё и сучковатые…

– Ладно, – примирительно сказал Марат, – тут пару раз топором махнуть.

– Ну и маши.

Марат невесело усмехнулся, обрезая сучья. Честно говоря, тут только одно приличное дерево есть. Стройное, ровное. Дуб. Довольно старый. А остальное действительно больше на дрова пригодно. Но что делать – других-то нет.

Пилорама медленно ползла по рельсам.

Марат не уставал восхищаться умениями своего напарника. Виктор действительно любил машину и чувствовал её. Он возвёл распиловку леса на уровень высокого искусства. Он знал, где замедлить ход, а где ускорить, чтобы пройти сучок, не сломав ленту, знал, как лучше расположить кривое бревно, знал…. да тысячу разных вещей он знал, и был мастером своего дела, и зрелище его работы завораживало Марата, изредка настолько, что он забывал о собственных обязанностях и дожидался гневного окрика от Виктора.

Время шло. Гора досок в углу сарая подрастала.

Уложили на пилораму дубовое бревно.

– Это хоть на дерево похоже, – сказал Виктор с тенью одобрения. – Поехали. И поворачивайся быстрее.

Он провёл станок одни раз, потом второй, третий. Марат быстро снимал готовые доски. Бревно и впрямь хорошее было. Оттащив в сторону очередную доску, Марат повернулся к пилораме.

Скрежет. Металлический лязг и звон. Треск ломающегося дерева.

Марат, не раздумывая, бросился на пол, в опилки. Там, где долю секунды назад была его голова, просвистел обломок дерева, ударился в стену сарая и отлетел в сторону.