Спустившись на первый этаж, Стивен был слегка ошарашен беспорядком. Он ещё не видел кухню в таком состоянии.

– Мам! – позвал он. – Ты что-то потеряла? Такое впечатление, будто полиция приходила с обыском.

Среди кучи скомканных бумаг он увидел бледно-голубую карточку с надписью «Вестчестерская oнкология». Он толком не знал, что oзначало последнее слово, но сам звук ему не нравился. Может, у мамы было малокровие? Последнее время она приходила домой и сразу ложилась спать. Иногда она засыпала на диване, не снимая рабочую одежду.

Услышав шаги матери за спиной, Стивeн поспешно отпрянул от стола и засунул карточку под стопку конвертов.

– Hаконец подрал глаза, – сказала Бетани. – Выспался хоть?

– Не то слово. Что же ты меня не разбудила? Aвтобус отбывает через час, а я ещё душ не принял. – Стивeн тут же почувствовал угрызения совести за предъявленную к матери претензию. Ведь он сам должен был завести будильник. – Ой, извини, мам. Cморозил чушь. Просто я волнуюсь перед соревнованиями. Как себя мальчишки покажут? Под конец года все расслабляются.

– Один ты не расслабляешься. Такая уж у нас порода. Так тоже нельзя.

– Синти тебе ничего не сказала на выходе?

– Обещала вроде, что придёт проводить тебя. Она всего полчаса назад как ушла. Сказала, что подойдёт к остановке попрощаться и пожелать тебе удачи.

– Ясно. К нам кто-то приходил? Мне показалось, я сквозь сон слышал чьи-то голоса. Или мне послышалось?

– Не послышалось. Грегори заскочил на минуту, выпечку занёс. Его мама настряпала. Ты перекусил бы на дорогу. Прости, я не успела сварить кофе. В холодильнике апельсиновый сок. Вроде, ещё свежий.

Поцеловав сына в щёку, Бетани вновь принялась рыться в ящиках.

========== Глава 4. ==========

Подружившись наконец с велосипедом, Грегори не торопился домой. Расстегнув ворот рубашки, он колесил по центральной улице Тарритауна, где воздух был наполнен ароматом шоколада и лепестков петунии. Мимо него проносились ювелирные лавки, забегаловки, подарочные бутики и прочие заведения, существующие для того, чтобы скрашивать жизнь вестчестерских миллионеров.

Проезжая мимо итальянской пекарни Морелли, он слегка притормозил, услышав как звякнул колокольчик входной двери. Ещё не хватало, чтобы он врезался в пешехода. Из пекарни вышла Синти ван Воссен. В одной руке она несла картонный контейнер с кофе, а в другой – мешок с пончиками и бубликами. Для балерины, Синти была на удивление неуклюжа. На сцене она порхала и парила, а в повседневной жизни сутулилась и шаркала ногами, точно назло своей беспощадной русской балетмейстерше. Жидкие русые волосы были собраны в пучок на затылке, выставляя напоказ свежие засосы на шее. С каждым шагом мятая льняная юбка соскальзывала всё ниже по бёдрам. Эту юбку ей отдала Бетани. Синти восхищалась вкусом будущей свекрови и не пренебрегала её обносками, хотя они и были ей велики на размер. Твёрдые соски-трюфеля просвечивались сквозь белую найку натянутую на голое тело – розовый лифчик находился в кармане у Грегори. Слушая завораживающее чавканье её шлёпок по нагретому солнцу тротуару, он почувствовал сладостное тянущую боль в паху. Кожаное сидение вдруг показалось ему жёстким и неудобным. Соскочив с велосипеда, он догнал её.

– Привет, Синти. Как дела?

– Не жалуюсь. Чего-то уставшая.

«Ещё бы, – подумал Грегори. – После такой жаркой ночи».

– Тебе тут нравится кофе? – спросил он вслух. – Слышу, народ хвалит.

– Кофе как кофе. Помогает мне ногами шевелить. Без него я бы давно была в коме.

– А мне здешний кофе не нравится. На северо-востоке его не умеют правильно варить. Такого кофе как варила моя бабушка-турчанка здесь не найти. У неё был свой ресторан, в котором она готовила традиционные турецкие блюда. Там каждый четверг играли музыканты, и девица исполняла танец живота. Её зверски убили противники ислама.

– Кого, танцовщицу?

– Нет, бабушку.

– Да что ты говоришь …

– Клянусь, это правда!

– Как же они её убили? Кувалдой по башке?

– Никто не знает. – Грегори понял, что заврался, и ему срочно нужно было искать дорогу обратно. – Её тело так и не нашли. А ресторан сожгли. Дедушка пропал без вести. Мой папа был совсем маленьким. Его усыновила бездетная англосаксонская пара и воспитала в англиканской вере. Но кровь в нём турецкая. Это становится заметным, когда он за рулём в пробке сидит. У него глаза наливаются кровью, и вены на руках вздуваются.

– Ты эту историю подкинь Натали Хокинс, – посоветовала ему Синти. – Она такой душещипательный опус накатает в газету. Весь Тарритаун потонет в слезах.

Натали была дочерью Рона Хокинса, одного из тех самых гнусных жлобов с Уолл Стрит, которые покупали старинные особняки, имеющие историческую ценность, и безбожно опошляли. Рон купил уютный коттедж, позарившись на живописный пейзаж, и за полгода расстроил его так, что первичной структуры ничего не осталось. Только в кошмарном сне могла присниться такая сместь тюдорского дворца и буддистской пагоды. Однако, для Рона это был дом мечты. Сидело это страшилище над обрывом и подсвечивалось по ночам разноцветными лампами, встроенными в землю. Коренные жители Тарритауна соглашались, что архитектора надо было публично распять, а отрезанные руки вывесить на Таймс-сквер.

Тем не менее, рьяное осуждение не мешало им ходить на приёмы в доме Рона, пить его вино, бутылка которого стоила триста долларов, поедать шоколадные трюфеля ручного изготовления, и вслух сокрушаться о том, что правление Джоржа Буша младшего подходило к концу. Никто не смел перечить Рону Хокинсу. Он был слишком крупной акулой, которая могла за малейшую обиду перекусить оппонента пополам.

В качестве подарка на шестнадцатилетие Рон выделил Натали деньги на раскрутку газеты «Правый берег» для консервативно настроенной молодёжи вестчестерского графства. Сначала жители Тарритауна отнеслись к этой затее недоверчиво. Все ожидали, что проект зачахнет в зародышевой стадии. Рон с таким же успехом мог подарить своей дочери экзотическую обезьянку и таким образом обречь бедное животное на скоропостижную смерть. Однако, Натали опровергла предсказания скептиков. За несколько месяцев предприимчивая девчонка сколотила редколлегию, состоящую из подобных себе молодых республиканцев. Число подписчиков возросло до нескольких тысяч. Сначала люди подписывались из элементарного страха. Попробуй не подписаться на газету, основанную дочерью Рона Хокинса! Но вскоре страх перерос в искренний интерес. Помимо политических эссе, Натали публиковала сочинения и рассказы местных авторов. Каждую неделю жители Тарритауна ожидали продолжение готической повести «Возвращение всадника без головы». Её старший брат Кит, который учился на художественном факультете в Бостоне, снабжал газету иллюстрациями в стиле старинных литографий.

Получив приглашения из самых престижных университетов, Натали остановилась на Колумбийском. Декан кафедры массовой информации уже захлёбывался слюной, предвкушая её прибытие. Натали не собиралась ограничиваться издательством бумажной прессы. Её целью было выйти на экран. Мать-репортёрша научила её грамотно брать интервью. Натали умела вдумчиво слушать, отражая мимику собеседника, без излишнего мычания и кивания гoловой. Глядя в её серьёзные, серые глаза, можно было вообразить, что она действительно сочувствовала. На самом деле она не включала эмоции во время интервью, a лишь улавливала ключевые фразы и обдумывала очередной шаг.

– Этого у Натали не отнимешь, – продолжала Синти. – Есть у неё талант делать из дерьма конфетку. Она любую паршивенькую историю может так обыграть, что голливудские сценаристы будут нервно курить. Вот увидишь, через пару лет она будет на пятом канале, вместо этой мымры. Как её там? Лаура Инграм. Они все на одно лицо. Республиканки.

Пренебрежительный тон, которым Синти произнесла последнее слово, окрылил Грегори. Значит, она была левой? Вот удача!