– А ты? – спросила она, вглядываясь в его расширенные зрачки. – А ты видишь эту разницу?

Грегори собирался было дотронуться до её плеча, но передумал и отдёрнул руку.

– Я бы тебе объяснил, да какой в этом толк? Bсё равно не поймёшь.

– Почему ты так решил? Я только и делаю, что кручусь с обездоленными весь день.

– Поправочка: инвалид – не значит обездоленный. Тоже мне сравнила! Инвалид в Америке живёт лучше, чем здоровый в Сирии.

– Откуда у тебя такие сведения? Тебе жена шлёт фоторепортаж из Алеппо? Её портфолио, небось, забито фотографиями окровавленных детишек.

Грегори развеял рукой табачное облако.

– Она мне уже практически не жена. Мы разводимся.

– Как всё скоропостижно, – вздохнула Синти. – Уже и разводитесь. А я вот замуж выхожу.

– Мне известно. Весёлой вам жизни. Езжай-ка ты домой. Простудишься.

Поморщившись, Грегори швырнул недокуренную сигарету в сугроб и направился обратно к коттеджу.

Синти услышала хлопок, точно у неё над ухом лопнул резиновый шарик, и почувствовала толчок в спину. Тянущее, болезненное тепло, вспыхнувшее в грудной клетке, стремительно разлилось по левой руке. Ощутив солёный, металлический привкус во рту, она сплюнула, забрызгав кроссовки кровью. Заснеженные макушки деревьев сомкнулись у неё над головой, и хоровод из чёрных стволов закружился вокруг неё.

Она слышала голос Грегори, хруст снега и сухих веток под его ботинками, чувствовала его прикосновения. Сжимая её лицо, он уверял её, что её выходка была дурацкой, и что она и её сообщник были полными лохами. И где она спрятала пакет с искусственной кровью? Такие шутки проходят на ура в институтских общагах, но сейчас ему было не смешно. Ведь это был даже не Хеллоуин. Несомненно, её на это подговорили республиканцы, которые не могли смириться с поражением.

Его руки пахли сигаретами и восточными специями.

Хлопок повторился. На этот раз Грегори вздрогнул и обмяк на ней, уткнувшись лицом в её раздробленную ключицу. Ну вот, теперь он поверил, что она не придуривалась.

Постепенно, солёное удушье начало отступать. С невообразимой лёгкостью, Синти встала. Глянув вниз, она увидела, что вместо заляпанных кровью кроссовок на её ногах были новые пуанты, заказанные из каталога. Она узнала закулисье музыкального холла в Тарритауне. Над головой висели спящие прожекторы, которые должны были с минуты на минуту проснуться и залить сцену неоновым светом. Из гримёрной доносились голоса, которые она уже давно не слышала – голоса её родителей.

– Итан, дорогой, – говорила Каролина ван Воссен, – не включай вспышку. Она и так нервничает. Ты её ослепишь.

***

Март, 2013

«Всё это омерзительно. Я возмущена, – писала журналистка Линн Морган своему начальнику на пятом канале. – Как в нашей цивилизованной стране относятся к ветеранам, это позор. Пока государство не начнёт заботиться о физическом и душевном здоровьe таких как рядовой Шусслер, подобные трагедии будут продолжаться. Ведь не от хорошей жизни он взял в руки автомат и пошёл стрелять соотечественников. Христа ради, человек потерял ногу в Ираке! Прошу вас, поддержите меня. Я хочу провести интервью с обвиняемым и снять отдельный эпизод про него. Люди должны услышать его историю».

После проведённой психиатрической экспертизы, Стивен был признан невменяемым и находился в клинике для душевнобольных преступников. Пробиться к нему было невозможно. Начальник Линн одобрил её идею снять эпизод, но ничего не делал для того, чтобы организовать встречу. К заключённому никого не подпускали кроме адвоката и психиатра.

Власти, которым известно криминальное прошлое Шусслера, отметили, что это было не первым его покушением на жизнь Синтии ван Воссен. Он уже совершил нападение на неё весной 2008 года. Убийца и жертва окончили вместе школу, знали друг друга с детства и состояли в длительных интимных отношениях. Следователь заключил, что на этот раз поступок Шусслера был продиктован не ревностью, а идеологической неприязнью. Похоже, полиция не хотела привлекать внимание к этому инциденту и пресекало любопытство журналистов.

Линн не намеревалась сдаваться. Судьба подбросила ей золотой шанс, убрав с дороги соперницу в лице Натали. Практикантки и молодые репортёрши бросились занять её трон. Линн опережала их на несколько шагов. Её интересовал выживший пострадавший, либеральный активист и защитник гражданских прав мусульман, прославившийся в электронных публикациях по псевдонимом «Tурок из Тарритауна». На данный момент oн находился в больнице в стабильном состоянии. Пуля задела затылок и шею, повредив слух в левом ухе. Врачи в один голос утверждали, что Грегори легко отделался, на фоне участи его спутницы.

Надев облегающую блузку с глубоким вырезом и купив коробку рахат-лукум в сувенирной лавке больницы, Линн проникла в палату. Пациент, лохматый и небритый, сидел на койке и перебирал струны гитары, производя самые абсурдные и безобразные звуки, от которых сводило зубы.

– Селям, – поприветствовала его Линн. – Помнишь меня? Каждый раз, когда мы видимся, ты при смерти.

– Ты не представляешь себе, как мне остоебенили журналисты, – ответил Грегори, не поднимая глаз. – Хуже чем больничная еда.

Линн заткнула мелированную прядь за ухо.

– Ничего не поделаешь. Мы сами себе осто … осточертели. Должен же кто-то выполнять эту грязную работу. Смотри, у тебя есть выбор. Либо ты мне расскажешь, как всё было, либо мои беспринципные коллеги сами додумают историю за тебя. И после того, как они распустят эту байку по свету, тебя уже никто не будет слушать.

– Пускай распускают. Мне какое дело?

Апатия. Классическое проявление посттравматического синдрома. Оставив сладости на тумбочке, Линн решила навестить его повторно через несколько дней. Отодвинув занавеску, она вдруг услышала его голос за спиной.

– Я не бросил её умирать.

Не оборачиваясь, Линн замерла у входа.

– Продолжай. Я слушаю.

– Сначала я убедился, что ей … ничем уже не помочь, и только потом … потом я сам за себя. Чтобы ты не думала, что я какой-нибудь трус, который только думал о своей шкуре.

– Разве я сказала, что ты трус? – Линн проворно развернулась, и села у него в ногах. – Напротив, я слышала, что ты бунтарь, партизан, защитник угнетённых. Расскажи нам про свои геройства.

Грегори выдернул из под неё угол покрывала.

– Hе спеши радоваться. Не жди материал для саги. Я просто хотел прояснить кое-какие моменты. Скажу лишь одно. Стив Шусслер – хреновый снайпер. Видео игры не подготовили его к военной жизни. У него был шанс размазать мои мозги по снегу, а обошлось одной царапиной. Или, может, он хотел со мной поиграть сперва, а потом укокошить? Чёрт его знает. Передвигался он медленно. Одна нога всё-таки. Я ушёл от него ползком. Потом скатился с горы. Там связь была лучше. Оттуда и вызвал полицию. Ну вот и всё, что я тебе расскажу.

«На сегодняшний день», – подумала Линн, ухмыльнувшись.

========== Эпилог ==========

9 ноября, 2016

«Победа, победа … »

Несколько раз Натали зажмуривалась, считала до десяти, а потом вновь открывала глаза, но картинка не менялась. Каждый раз с экрана ухмылялся семидесятилетний миллардер, новый президент, который обещал вернуть Америке былую славу. Всё случилось так, как предсказывала её мать. Республиканцы вновь завладели Белым Домом. Теперь Натали могла уснуть спокойно, в первый раз за последние полтора года, но почему-то её не клонило в сон.

Коридоры телестудии были запружены ликующими журналистами. Визг, вспышки, аполодисменты. Над потоком гладко подстриженных затылков и французских узлов, Натали встретилась взглядом с Линн Морган. Бывшие соперницы вскрикнули в один голос, бросились друг другу навстречу и столкнулись беременными животами.

– Душечка, – лепетала Линн, – это не сон! Нам это удалось. Где шампанское? По бокалу можно. Ради такого случая.