Призыв к жалости не сработал. За свою тренерскую карьеру Рей наслышался подобных оправданий.
– Конечно, мама болеет, – буркнул он, кивая. – Папу убили террористый в четвёртый раз. Бабушка родила тройню. Собака съела домашнюю работу. Какие у него ещё отговорки?
– Нет у меня отговорок, сэр, – ответил Стивен. – Накосячил я. Выгоняйте с команды. Пусть капитаном будет Джефф. Он вас не подведёт. А я … я уже своё откапитанил.
– Ты ещё мучеником себя выставляешь! Нет уж. Я тебя так просто с крючка не спущу. Ты будешь продолжать капитанить до конца учебного года. Если тебе вздумается уйти из команды, я напишу в приёмную комиссию Вест-Пойнт и возьму свои хвалебные слова обратно. Сообщу им, что за последний месяц Шусслер спился и не достоин носить оружие.
– Пишите, – ответил подсудимый. – Мне всё равно.
***
В отчаянной попытке вытащить своего капитана из депрессии, товарищи по команде забросали Стивена порнографическими картинками по дороге домой. Вырезки из «Плейбоя» блуждали по всему автобусу.
– Эй, Шусслер! Не вешай нос – и другие части тела. Она того не стоит. Ты себе в сто раз лучше найдёшь.
Даже тренер, узнав истинную причину апатии Стивена, проявил к нему отческое участие.
– Смотри, мне в три раза больше чем тебе, – говорил он, обняв оплошавшего капитана за шею. – Я трижды был женат. Я не претендую на роль твоего отца, но я его хорошо знал. Славный был парень. Он мне дал дельные советы по инвестиции. Думаю, он бы сказал тебе то же самое. Поверь мне, эти школьные романы распадаются в первый семестр, даже если парень с девчонкой специально поступают в один институт. Если не ко дню Благодарения, то к Рождеству уж точно. Слишком много искушений. Представь как людям неловко потом, натыкаться друг на друга?
Рей ослабил нажим на секунду и взглянул на лицо Стивена, чтобы узнать его реакцию. Видя, что выражение лица капитана не изменилось, тренер продолжил свою тираду.
– Помню как я в твоём возрасте дурил. Вспомнить стыдно. В двенадцатом классе я поменял расписание, чтобы находиться рядом с одной девчонкой, которая мне нравилась. Потом поехал за ней в Вирджинию в университет. Тоже поступил на медицинский, чтобы ни на минуту не выпускать её из вида. А через полгода втюрился в девчонку с юридического, и сам перешёл на юридический, и потом искал пятый угол, чтобы не попадаться бывшей на глаза. – Рей импровизировал на ходу. Он уже не помнил свои студенческие годы. Ему было важно сочинить убедительную речь. – В конечном счёте, я трижды менял профиль, и потратил семь лет на то чтобы получить бакалавр. К тому времени я был как выжатый лимон от всех этих сердечных передряг. Плюнул на всё и завербовался в морскую пехоту. Там познакомился с секретаршей и женился на ней. К чему я тебе всё это рассказываю? Да к тому, что в институт лучше поступать холостяком. А школьную любовь оставить на пороге школы, где ей и место.
***
Манхэттeн
Синти провела первую половину дня в Джульярде, в мастерской костюмера, который шил пачки для первокурсниц. Пожилой француз настоял на очной встрече. Он не доверял девушкам, которым было свойственно приуменьшать свои габариты. Синти его приятно удивила. Её объёмы оказались точь в точь как в анкете.
– Благодарю вас за честность, мисс ван Воссен, – сказал он, выплюнув булавку. – Это такая редкая добродетель в нашей сфере. Уж слишком много было случаев, когда сшитый мной костюм трещал на танцовщице. Стандартный объём талии у наших учениц двадцать два с половиной дюйма. У вас талия двадцать четыре. Учитывая ваш рост, это не конец света. Выглядит вполне пропорционально. Только на сольные роли не надейтесь. Сейчас отдают предпочтение мелкокостным азиаткам. А в вас чувствуется крепкая голландская порода. Вы же не собираетесь подпиливать себе рёбра? Конечно, если вас устраивает стоять в последнем ряду кордебалета … Не всем же суждено стать примадоннами.
– Я вам тоже признательна за честность, господин Моро, – ответила Синти, застёгивая блузку. – А то мне все пророчат звёздное будущее.
– Это пророчат всем, кто сюда поступает. Местным учителям выгодно, чтобы вы верили и продолжали платить за уроки. Их дело разжечь огонь – а наше дело его потушить. В этих стенах умирают фантазии.
Покинув мастерскую костюмера, Синти провела несколько часов блуждая по Манхэттeну. Домой её почему-то не тянуло. Ей нужно было купить подарок на день рождения кузины Лауры. Что можно было подарить реабилитирующейся наркоманке? В конце концов она купила шёлковый шарфик в китайской сувенирной лавке. Это шарфик служил символом оптимизма и доверия. В лечебнице у Лауры забрали все шарфики, ремни и даже шнурки от кроссовок, из опасения что она повесится. Только недавно ей разрешили держать предметы гардероба, из которых можно было свить петлю. Синти скептически относилась к этим мерам предосторожности. Ведь при желании можно было удушиться и лифчиком, и ручкой от сумки.
***
Тарритаун
Когда Синти сошла с электрички, уже начало смеркаться. В воздухе стоял запах одуванчиков и машинного масла. Oни подошла к кофейному киоску и заказала стакан охлаждённого капучино с корицей, того самого, которым увлекался Эллиот Кинг.
Разлядывая обложки глянцевых журналов, она вдруг почувствовала поцелуй на шее. От неожиданности она чуть не подавилась молочной пеной.
– Грег … Я думала, у тебя сегодня репетиция.
Жилистые руки, покрытые персиковым пухом, крепко обняли её сзади. Синти вздрогнула и выронила стакан с капучино. Это были руки Стивена.
– Прости, малышка, – прошептал он ей на ухо, – это всего лишь я. Похоже, я не тот, кого ты ждала.
Они продолжали стоять перед витриной, в липкой кофейной луже, образовавшейся у них в ногах. У Синти не было желания оборачиваться и смотреть Стивену в глаза, хотя она знала, что придётся рано или поздно. Не теряя времени, он успел ещё несколько раз её поцеловать. От него пахло коричной жвачкой. В периоды стресса Стивен запихивал в рот сразу две, а то и три пластинки. Этим приёмом пользовался Чак Йегер, легендарный лётчик-испытатель. Острый аромат синтетической корицы не предвещал ничего доброго.
– Как ты меня нашёл? – спросила она наконец.
– Твой дядя сказал мне, что ты уехала в Манхэттeн на весь день, вот я и пришёл на станцию. Я уже часа три тут околачиваюсь. Охранник уже начал поглядывать на меня с подозрением. Очевидно, он принял меня за бездомного. Мне нужно было увидеть тебя после позорных соревнований. Увы, на этот раз я не привёз медалей из Саратоги.
– Ничего. В следующий раз привезёшь.
– Следующего раза не будет. Это были последние соревнования сезона, и я их запорол. Это была моя лебединая песня, и я спел её фальшиво. По словам тренера, я бегал хуже пенсионера. Таким меня запомнят.
– Прости, я забыла.
– Это всё, за что ты просишь прощение? – Стивен усмехнулся и ткнулся горячим лбом в голое плечо Синти. – Впрочем, я не ожидал от тебя извинений.
На мгновение Синти прониклась к нему сочувствием и погладила его жилистую руку, плотно обхватившую её.
– Ну и чёрт с ними, с соревнованиями. – Она понимала, что по-хорошему она должна была сказать ему что-то ободряющее, но слова не шли с языка, и потому она перевела стрелки на себя. – Меня, вон, за глаза понизили до кордебалета. Слишком жирная для главных партий. Это сказал костюмер, не абы кто. Конечно, ему виднее. Он немало задниц перемерял на своём веку. Как видишь, у всех свой крест. Слушай, мне пора домой.
– Ещё восьми нет.
– Нет, ну в самом деле. Я на ногах с половины шестого. Мне нужно передать подарок кузине. Да и тебя мама ждёт. Соскучилась, наверняка.
– Мама уже давно в постели. Ей какие-то таблетки прописали перед операцией.
– И что врачи говорят? У неё есть шанс?
Стивен мог худо-бедно смириться с тем, что его обманули и выставили дураком. Но эта показушная забота о его матери переходила все границы цинизма. Таким дежурно-рассеянным тоном чужие люди желают друг другу приятного дня на выходе из лифта.