— Ваша воля, — отвечал Квазимодо.
Смиренный ответ, сопровождаемый тяжёлым кивком, окончательно взбесил епископа.
— Ха! Если бы всё упиралось в мою волю. Я должен заботиться о репутации собора, который ты превратил в лавку мясника. Знаешь ли ты, негодяй, сколько времени уйдёт, чтобы оттереть кровь от половиц?
— Делайте что хотите, Ваше Превосходительство, но похороните меня с моим господином. Отнесите мои обугленные кости на Монфокон. Ведь Вы не откажете.
Луи раздражённо махнул рукой перед лицом, будто отгоняя муху.
— Глупости. Забудь о смерти. Забудь о своём господине. Отныне твой господин — я. Ты будешь служить мне. Ясно?
Грубые кисти рук Квазимодо медленно свернулись в кулаки.
— Я… не понял Вас. Повторите.
— Всё ты понял! Не притворяйся. Я дарую тебе жизнь, болван. Более того, она изменится к лучшему. Ты по-прежнему будешь звонить в колокола и получать за это жалование, а не просто бесплатный паёк из церковной столовой. Жан-Мартин, почему ты облизываешь свои клыки? Чем тебе не нравится моё предложение? Ты будешь иметь право заходить в мой дворец и есть со мной за одним столом. Тебя Фролло научил пользоваться вилкой? Не научил? Не беда. Я более, чем рад заполнить пробелы в твоём воспитании и сделать тебя больше похожим на человека.
Какое-то время Квазимодо стоял перед Луи, качая своей тяжёлой головой, пытаясь вникнуть в смысл того что ему было сказано. У епископа были очень своеобразные понятии о наказании.
— Почему … Вы ко мне так милостивы?
— Я не заинтересован в том, чтобы разжигать костры. Моё дело — лить воду на угли. Я не питаю к тебе никакой неприязни. Шесть лет ты служил собору исправно. Не твоя вина, что у бедняги Клода помутился разум из-за плясуньи. Я всегда говорил, что священнику нужно время от времени отдыхать от своих обетов. Иначе получается… Не мне тебе говорить о вреде длительного воздержания. Я остался без помощника, а ты без покровителя. Я готов тебе помочь начать новую жизнь, если ты пообещаешь слушаться меня и не делать глупостей. Не волнуйся, список твоих новых обязанностей не будет слишком длинным. Я хочу того, чего хочет любой епископ: чтобы у нас был спокойный благополучный приход. Но ведь ты знаешь, что это невозможно. Рано или поздно кто-то кого-то зарежет или ударит головой об стенку. Следующий труп будешь убирать ты. Если под крышей собора опять случится нечто подобное, задача замести следы ляжет на твои сутулые плечи.
— А если я всё же откажусь от вашего предложения?
— Не откажешься. Хотя бы ради спасения твоей цыганки. Жан-Мартин, я не глупец. Я догадываюсь, а вернее, знаю где она. Не так много мест, в которых может спрятаться беглянка, осуждённая на смерть. При желании я мог бы её оттуда извлечь.
Звонарь опустился на колени.
— Не троньте цыганку. Я сделаю что угодно, только оставьте её в покое.
— Ну вот, теперь ты заговорил, как благоразумный человек, — Луи удовлетворённо потёр руки. — Я знал, что с тобой можно договориться. Я обещаю тебе не преследовать эту колдунью Симиляр и вообще забыть о её существовании. Уверяю тебя, сын мой, ты не пожалеешь. Знаю, первые двадцать лет твоей жизни не были сладкими, но всё вскоре изменится. Я знаю, что твой позвоночник, хоть и жестоко искривлённый, такой же чувствительный как у других. Ведь не для того ты спас цыганку, чтобы читать с ней Pater noster. Нет смысла смущаться и запираться при мне. Решено: я женю тебя!
— Смилуйтесь, Ваше Превосходительство, — взмолился бедный звонарь. — Не губите невинную девушку … кем бы она ни была… Даже если она сама горбата и хрома, она не заслуживает, чтобы над ней сыграли такую жестокую шутку. Не губите …
Луи обмакнул палец в горшок с душистым бальзамом и принялся втирать в ладони.
— О, это не будет для неё гибелью. Отнюдь. Видишь ли, та, которую я для тебя приметил, слепа, как летучая мышь, и горяча, как мартовская кошка. Ей почти четырнадцать лет, и она в самом соку. Её зовут Мадлен Линье, хотя фамилия её мало кому известна. Да, представь себе. У нашей святой Катрин есть свои грешки и секреты. Девица живёт в монастыре. Самое время её оттуда вызволить. Ну всё, хватит. Вставай с колен. Я пошлю за портным. Тебе сошьют восхитительный свадебный камзол. Не пойдёшь же ты к венцу в этом нелепом красно-лиловом наряде. Мне не должно быть стыдно за моего подопечного.
========== Глава 8. Семейный совет ==========
Катрин Линье несколько раз опускала руки в ледяной ручей и прижимала их к щекам, чтобы они не так пылали, чтобы они не выдавали волнение от предстоящей встречи с человеком, которому были известны её тайны, одним из немногих, кто имел над ней какую-то власть. Она стояла на опушке леса в нескольких лье от монастыря и вздрагивала от малейшего шороха. Каждый раз, когда сухая веточка хрустелa под копытом оленя или над головой пролетала птица, у Катрин замирало сердце. Как ни куражилась гордая монахиня перед епископом, он заставлял её трепетать. Последний раз они виделись три года назад, и Катрин до сих пор не могла оправиться от той встречи.
Подкравшись бесшумно, Луи де Бомон обнял её за плечи и чмокнул в висок. Катрин не успела увернуться от поцелуя.
— Ну, не шарахайся от меня, — ласково пожурил её епископ. — Ведь мы не чужие.
— К сожалению, не чужие, — горестно ответила настоятельница. — Лучше бы мы друг друга не знали. Я проклинаю тот день, когда мы встретились.
— О, ты так не думаешь на самом деле, прелесть моя! Прошлое не изменить. Но ведь мы можем поговорить как старые друзья. Ты уже сообщила Мадлен радостную новость? Девчушка должна быть на седьмом небе от счастья. Ещё бы — она выходит замуж!
— За горбуна!
— А чем тебе не нравится мальчишка дез Юрсен? Его происхождение, хоть и незаконное, но достаточно высокое. Бастард архиепископа выше чем признанный сын какого-нибудь кабачника. Что касается его внешности… Ты же всегда ахала о том, какая у него чистая и благородная душа. Для тебя он всегда был «бедным мальчиком». А теперь, когда я надумал женить этого бедного мальчика на Мадлен, он вдруг стал горбуном? Ни с того ни с сего ты фыркаешь и кривишься.
Понимая, что сопротивление с её стороны лишь подпитывало его тщеславие, Катрин обмякла в его объятиях. Она не смотрела епископу в глаза, так как он продолжал стоять у неё за спиной, обвив её стан руками.
— Ты прекрасно знаешь, что она собирается принять постриг. Таков был изначальный план.
— К которому я был непричастен!
— Сам подумай. Как такая девушка может жить в миру?
— Очень просто. За сутулой, непробиваемой спиной мужа. Ни умом, ни набожностью девица не блещет. Если ты отдашь её Богу, вот это действительно будет мезальянсом! Христу не нужна такая нерадивая невеста. Ты сама говорила, что Мадлен не проявляет особого рвения к религии. Вместо церковных гимнов, она поёт пошлые уличные песенки, которых она, кстати, нахваталась от твоих монахинь. Вместо того, чтобы изучать священное
писание, она изучает своё тело. Нельзя же её лупить по рукам до старости? Девчонка вся в мать! Но и отцовский темперамент в ней проявляется. Она непоседлива и болтлива. Ей нужен немногословный муж, который будет безропотно утолять её голод.
— И твой выбор пал на звонаря?
— Почему бы и нет? Мне жаль этого малого. Не только по-человечески, но и по-мужски. У него редкостный… аппетит к жизни. Обвенчать его с Мадлен — самое логичное решение. Я не строю иллюзий по поводу духовности их союза. Это будет праздник плоти. Горбун и слепая могут слиться в наслаждении, как дико тебе это ни кажется. Глядишь, он подобреет, а она угомонится.
Отодвинув белое покрывало, Луи несколько раз поцеловал её в шею. На несколько секунд Катрин закрыла глаза и поддалась его ласкам, вдыхая аромат римского ладана, который неизменно держался на его волосах и одежде.
— Ты жесток и низок, — проговорила она наконец, чувствуя слабость в коленях.
Луи сжал её в объятиях так, что она чуть не вскрикнула.
