- Успокойся. Никто кулаками махать не собирается. Ты недооцениваешь свои возможности.
- Какие такие возможности?
- Тебе знакомо это место. Ты был там, в этой обители жадности и лжи, которую построили нечистые духи. Ты приблизительно знаешь, где расположена лаборатория, где архивы. Я не собираюсь стрелять работников. Но мы должны нанести максимальный ущерб инфраструктуре. Пусть это будет последним благородным поступком в моей жизни. Ты поможешь нам туда проникнуть.
- И я тебе прям тут говорю, что проникнуть туда невозможно. - Не смея освободить руку, Пит слегка пошевелил пальцами. - Там везде охрана.
Логан прищурился скептически.
- Это всего лишь медицинский институт, а не Пентагон и не Белый Дом.
- Всё равно, ты не пройдёшь дальше приёмной. Тебя попросту не пропустят. Про боковой вход забудь. Там везде стоят тройные замки. Хотя …
Рука Логана вновь сжала запястье Пита.
- У тебя зародился план, Холлер. Я вижу это по твоим глазам. Я так и знал, что ты нас выручишь. Я не ошибся, когда принял тебя. Быть может, ещё не поздно, и мы спасём Хейзел. Давай, выкладывай тактику.
Задыхаясь от дыма и самодовольства, Пит поделился планом действий.
- Охранники не пропустят Логана Мэсси, но они пропустят какого-нибудь врача. В институт часто приходят медики из других учреждений. Зачем ломиться в боковой вход посреди ночи, когда можно пройти посреди бела дня? Конечно, тебе придётся расстаться с своими дивными косичками и прикрыть татуировки. Твой обычный облик им слишком знаком. Я работал в театре, и знаю как можно преобразить человека до неузнаваемости. Думаю, раздобыть белый халат и дощечку с именем не составит труда. Но тебе придётся подкорректировать манеры. Это будет немного сложнее.
- Я могу подключить африканский акцент матери, - сказал Логан. - Она родом из Нигерии. Я до сих пор слышу её голос, как она растягивает гласные. Думаешь, европейские светила жалуют своих африканских коллег?
- Да уж больше чем американских, это точно.
Питу было всё равно, кто был прав, а кто виноват. Ему предстояло сыграть роль сценариста, режиссёра и костюмера в собственной театральной постановкой. Как он мог упустить такую возможность?
***
EuroMedika
Растянувшись на койке, Хейзел смотрела вверх на умирающую лампочку, которая мигала и потрескивала. У неё уже несколько дней держалась субфебрильная температура. Доктора позабыли о ней, что её несказанно радовало. Было бы здорово тихо загнуться в палате, чтобы её уже на утро нашли холодненькой. О таком благоприятном исходе она могла только мечтать. Увы, температура не поднималась, а застыла на 37.5. У девушки не было ни судорог, ни галлюцинаций. Только мерзкий озноб, слабость и лёгкая боль в суставах. До смерти ей было ещё далеко.
Когда около девяти вечера в дверь раздался стук, она решила не отвечать. Пусть думаю, что она уже отдала Богу душу. Стук повторился, а за ним последовал хриплый, усталый голос.
- Это доктор Томассен. Ты ещё не спишь? Впусти меня. Нам надо поговорить.
- Заходи, - ответила она. - Тебе не нужно моё разрешение. У тебя есть ключ.
Через несколько секунд он уже сидел на койке у неё в ногах, поглаживая её лодыжку сквозь покрывало. Хейзел напряглась и метнула на него недовольный взгляд, и его рука соскользнула.
- Я должен перед тобой извиниться, - начал он. – Это … не может продолжаться.
Девушка даже не вздохнула. Само то, что он пришёл объясниться представилось ей сюрпризом.
- Тебе не нужно было отрываться от работы. Я и так всё поняла. Я видела тебя с той девицей в клетчатой юбке.
Мартин несколько раз моргнул, будто ему в глаз попало инородное тело.
- Когда шпионишь, - ответил он наконец, с трудом подбирая слова, - надо доводить дело до конца. Если бы ты ещё несколько секунд подождала и досмотрела бы сцену, ты бы поняла, что привело эту девушку в институт.
- Я всё прекрасно знаю, - ответила Хейзел, скрестив руки на груди. - Она практикантка. Наверняка получила медаль на каком-нибудь конкурсе и выиграла стипендию.
- А вот и не угадала. Она здесь в качестве пациентки. Тебе диагноз “гемангиома” говорит что-нибудь? Нет? Скажи спасибо. У этой девушки левая половина лица выглядит как виноградная гроздь. Вся щека в пурпурных буграх.
Хейзел потребовалось несколько секунд чтобы представить картину. Её собственные щёки побагровели.
- И ты … будешь её оперировать?
- Боже упаси. Моя специальность - ортопедия, а не пластическая хирургия. Я говорил с ней не как врач, а как товарищ по несчастью. Мы обсуждали пересадку кожи, и всего. Я объяснил ей процедуру, успокоил немного. А то она очень дёргалась. Ей столько операций делали, и всё безрезультатно. А что ты себе нафантазировала? Вот в чём проблема, когда рассматриваешь ситуацию с одного бока.
Не сказать, что девушку успокоило объяснение Мартина. Наоборот, выставив себя ревнивой дурой, она дала ему право подтрунивать над собой. К счастью, он, похоже, не был заинтересован в том чтобы дразнить её.
- Я не должен обсуждать с тобой чужих пациентов, - сказал он. - Я пришёл поговорить о тебе.
- Обо мне? Чем я заслужила такую честь?
Не снимая ботинок, Мартин подтянул колени к груди и облокотился спиной о стенку. Да, он сидел с ногами на постели пациентки. Впрочем, после того, что между ними произошло, глупо было беспокоиться о вопросах больничного этикета.
- Я закрывал глаза - в моём случае, единственный глаз - на очевидное. А именно, причинy твоего прибывания здесь. - Голос его дрогнул, впервые за всё их знакомство. Хейзел ещё не видела хирурга таким взволнованным и сбитым с толку. - Я не убеждён … У меня с самого начала были сомнения. Мне очень многое казалось странным. Кусочки мозаики не сходились. А вернее, они слишком точно сходились.
Хейзел злобно усмехнулась.
- О, боги! Что-то в лесу сдохло. Наконец-тo, до кого-то дошло что я не виновна.
- Я не знаю чему верить, но я допускаю, что вся правда не в медицинской карте.
- Забавно. Когда ты повалил меня на койку, тебя не шибко волновалo, преступница я или нет. Вдруг я так ужасна, как меня выставили в протоколе? А что если меня обвинили несправедливо? Тебе было пофиг. Tебя в тот момент волновала другая острая необходимость. Ты как всегда применил удобную отмазку “Я врач, и криминальные детали меня не касаются.” Хочешь сказать, что теперь в тебе проснулась совесть? Ничего, что c лёгким опoзданием.
По мнению Хейзел, Мартин не испытывал должного раскаяния. Ей было бы приятно, если бы он покраснел или по крайней мере отвёл глаза. Но он держался так, будто его вины не было.
- Будь справедлива , - сказал он. - Я не следователь и не адвокат. То, чем я пришёл поделиться с тобой, всё это лишь домыслы. Hо я готов выслушать тебя.
- А ты готов пожертвовать сном? - спросила девушка, вздёрнув бровь.
- Мне всё равно не спится последнее время. Может, это и к лучшему. Я и так слишком долго спал.
- Если я открою перед тобой банку с червями, ты готов засунуть туда свою руку? Свою волшебную, бионическую руку.
- Я не думаю, что твой рассказ повергнет меня в шок. Я сам о многом догадываюсь. В эту историю замешан мой начальник. Он был у тебя в палате в ту ночь, не так ли? Это его кровь попала на простыню. У него не подозревают лимфому. Надрез у него на шее не от биопсии. У него к тебе какие-то … личные претензии, которым уже несколько сотен лет.
- Аллилуйя! - воскликнула Хейзел с неподдельным облегчением. - Ты освободил меня от необходимости сотрясать воздух. Теперь мне не нужно выставлять твоего обожаемого начальника в чёрном свете. Ты сам всё понял.
- Я не знаю что сказать тебе. Он таким не был раньше.
- Чушь! Он был именно таким. Пятьсот лет назад. С тех пор он мало изменился. Он сидит в своей колбе, массирует себе виски, сублимирует, а потом, бац, взрывается. А разбитые осколки летят в окружающих.
- Возможно, - согласился Мартин чуть-слышно.