Из проповедей священника в церкви Св. Иосифа, которую когда-то посещало семейство МакАртур, Дин вынес, что чудеса не случаются в одночасье. В случае Мартина Томассена это были маленькие шаги вперёд, к свету, вопреки статистике. Пластический хирург собрал мальчику лицо из костей и подсадного хряща, обтянув структуру кожей. Результат выглядел вполне сносно. Пожалуй, черты получились слишком угловатыми и симметричными, как у манекена. Отпущенные до плеч светлые волосы частично закрывали шрамы. Увидев Мартина впервые, посторонние не шарахались. Облик его вызывал не моментальное отторжение, а нездоровое любопытство. Хромая по коридорам института, ставшего его домом, мальчик привык ловить на себе пристальные взгляды лаборантов и практикантов. Справедливости ради, их интерес был профессиональным, а не праздным. Им хотелось узнать все технические приёмы, которые применил пластический хирург. По крайней мере, у них хватало деликатности не останавливать его и не щупать его скулы.

Сам Мартин ни разу не выразил сокрушения по поводу своей внешности, ведь он не помнил того лица, с которым родился. Первые пять лет жизни, которые провёл с матерью, казались ему какой-то серой кляксой с размытыми очертаниями. Он не проронил ни одной слезинки, когда психолог объяснил ему наконец, почему мама не приходит. К счастью, речь Мартина не пострадала. Ещё находясь в бреду, он бегло бормотал на английском и шведском. Несколько шведских фраз — вот всё, что он удержал от Эммы. Главной фигурой в его жизни стал молодой доктор МакАртур. Не сказать, что ребёнок был трепетно привязан к своему спасителю. В его сознании ещё не было места для таких эмоций как признательность. Об этом пока было рано говорить. Ещё не будучи готовым любить, он, однако, был готов следовать указаниям, которые то и дело менялись. Одной из основных целей было восстановить мышечную массу, потерянную за те месяцы, которые он провёл неподвижно. Мартин по нескольку часов в день проводил в спортивном зале. Случалось, что перетруженные мышцы вылезали неровными буграми, подчёркивая асимметрию, и протокол тренировок приходилось менять.

Работающие с Мартином понимали, что всё их усилия были на уровне эксперимента. Никто не ожидал идеальных результатов. Тем не менее, он продолжал их удивлять. Однажды Дин заметил, как уверенно и чётко мальчишка резал пластилин ножом. Ему только что поставили спицы в кисти и запястья, и физиотерапевт дал ему задание накатать шариков одного размера и разрезать их пополам. Мартин справлялся с заданием великолепно.

«А ведь у него мелкая моторика не хуже чем у пианиста», — подумал Дин с изумлением. На минуту он позволил себе заглянуть на пятнадцать лет вперёд. — Он вполне может стать хирургом».

Теперь он был готов написать отчёт доктору Флемингу. Наконец-то ему было чем похвастаться.

========== Глава 9. Филадельфия с высоты голубиного полёта ==========

Южная улица, январь 1982 года

На утро после платонической брачной ночи Пит Холлер проснулся будто помолодевшим. Точнее, он чувствовал себя так, как и положено чувствовать себя двадцатишестилетнему мужчине. Его больше не знобило, суставы не ломило. Даже боль в затылке не слишком тревожила его. Всё-таки какие чудеса творит тепло, исходящее от тела ещё одного живого существа, даже если это существо — бездомная сиротка. Ну и что, что она не подарила ему плотского наслаждения? Пит смутно помнил, как во сне обнимал Хейзел будто собачку, будто плюшевую игрушку. Это был первый подобный опыт в его жизни. Обычно всё случалось наоборот. После полового акта девушки, как правило, выползали из его постели. Ни одна из них не осталась с ним на ночь. Быть может, их смущал старый матрас, в котором, несомненно, проживали клопы. А может, они боялись, что он будет читать им поэмы. Поведение Хейзел приятно удивило его. Девочка позволила ему поглаживать себя в полусне. За неимением подушки, она пристроилась на его костлявом плече и забросила на него свою тонкую смуглую ножку. Это было так чертовски трогательно! Пит уже забыл, какое это блаженство иметь питомца, впитывать тепло, слышать размеренное сопение.

Когда он проснулся, Хейзел рядом не было. У изголовья матраса стояла недопитая чашка кофе. Как мило! Девушка поделилась с ним завтраком. Поспешно нацепив куртку, он решил постараться выскользнуть из притона незамеченным. Ему нужно было забежать домой и переодеться, чтобы успеть в католическую школу на литературный кружок.

Пройдя вниз по коридору, он моментально забыл о своём намерении вернуться к блеклой действительности. Мистическое зрелище предстало его взору. Логан Мэсси, тот самый мулат-великан, который прошлой ночью грозился его убить, вёл диалог с музами. Запрокинув огромную голову, зажмурив глаза, сжимая в зубах самокрутку с марихуаной, владелец притона перебирал струны гитары. В эту минуту он чем-то напоминал языческого бога. Пит невольно залюбовался им.

Почувствовав восторженный взгляд на себе, Логан открыл глаза и выплюнул окурок.

— Как спалось, дружище?

— Великолепно. Такое чувство, будто мне подлили красный кровяных телец.

Логан нахмурился.

— Эй, парень… Ты там поосторожнее с медицинским жаргоном. У нас такие варварские процедуры не обсуждают.

— Прости.

— Так уж и быть, прощаю на этот раз. Садись, побренчим вместе.

Пит последний раз играл на гитаре за несколько дней до того, как погибли его родители. С тех пор он не дотрагивался до музыкального инструмента.

— У меня пальцы как макароны.

Логан указал на высокий африканский барабан.

— Никаких отговорок. Надо же как-то отпраздновать наше знакомство.

Осознавая своё физические и художественное ничтожество перед этим афро-кельтским исполином, Пит послушно сел напротив него и принялся хлопать потными ладонями по кожаной крышке, сначала робко, но потом более выразительно, покачивая головой и подёргивая плечами в ритм. Одобряющая улыбка Логана действовала на него, как стимулянт. Зарядившись энергией своего смуглого приятеля, Пит полностью отдался пьянящему танцу. Хотя он никогда не выезжал за пределы Филадельфии, воображение перенесло его на Карибские острова. В середине января он чувствовал на лице тропический бриз. Волшебная трава Логана действовала на него таким образом.

— Нравишься ты мне, приятель, — сказал мулат, когда они наконец отложили музыкальные инструменты. — Я к тебе сердцем успел прикипеть, как к брату.

— А я к тебе. Увы, мне пора.

— Если ты уйдёшь навсегда, я страшно обижусь. А ведь ты не хочешь видеть меня обиженным. Поверь мне, это не самое привлекательное зрелище.

Представить себе Посейдона во гневе?

— Что ты, Логан, — пробормотал Пит. — У меня в мыслях такого не было.

— Ну и славно. Я в тебе сразу узнал родственную душу, — почёсывая щетинистый подбородок, Логан оглянул нового друга с головы до пят. — Ты не похож на одного из наших, но это легко исправить. Как только мой друг татуировщик продерёт глаза, он над тобой славно поработает. А его подружка вплетёт тебе косички из конского волоса, не какую-нибудь синтетическую дрянь. Тогда мы с тобой действительно будем выглядеть как братья. А пока что подумай, какой узор ты хочешь выколоть на спине. Дракон будет слишком заурядно. Может какую-нибудь маску ацтеков? Ну и кольцо в бровь. Как же без этого?

Прокуренная, заваленная барахлом комната завертелась вокруг Пита.

— Но… но я преподаю в католической школе для девочек.

— Тем лучше. Когда малолетки увидят тебя в новом прикиде, они выпадут в осадок.

— Боюсь, администрация не разделит их восторга. Меня не пустят в класс, если я явлюсь в таком… праздничном виде.

— Ну и плевать, если не пустят. Их же потеря.

— Мне бы не хотелось терять доход.

— Глупости. Не жалей о прошлом. У тебя началась новая жизнь. Скоро ты начнёшь зарабатывать настоящие деньги. Не успеешь оглянуться, как разбогатеешь.

Пит почувствовал, как его пустой желудок болезненно сжался. Зря он допил холодный кофе. Ему не нравилось, куда шёл разговор.