— Ни­ког­да я не бы­ло бо­лее дос­той­ной жа­лос­ти, чем сей­час, — го­вори­ла она чуть слыш­но. — Быть пад­шей жен­щи­ной и лю­бить свя­щен­ни­ка! Быть низ­кой, ос­ме­ян­ной, през­ренной.

— Ник­то над то­бой не сме­ёт­ся, Па­кет­та. Ник­то те­бя не пре­зира­ет. Мне лес­тно, что ты ме­ня лю­бишь и что ты вня­ла мо­ему со­вету не ухо­дить из ми­ра. Мне ник­то не го­ворил та­ких слов. Я жи­ву на этом све­те поч­ти столь­ко, сколь­ко и ты, и мне ещё ни од­на жен­щи­на не объ­яс­ня­лась в люб­ви. Ко­неч­но, я не так кра­сив и не так бо­гат как Пь­ер де Ла­валь. Я не мо­гу по­селить те­бя в ши­кар­ном особ­ня­ке. Прав­да, у ме­ня есть до­миш­ко на ули­це Тир­шап.

Мы од­новре­мен­но рас­сме­ялись. На­ши лбы поч­ти соп­ри­каса­лись. До по­целуя ос­та­валось нес­коль­ко се­кунд, нес­коль­ко дюй­мов.

Вдруг Па­кет­та вы­пяти­ла ниж­нюю гу­бу впе­рёд. Точ­но ош­па­рен­ный, я от­пря­нул от неё. Я уже ви­дел эту иг­ри­вую гри­мас­ку на дру­гом ли­це. Ведь­ма не от­пуска­ла ме­ня! Нет, она про­дол­жа­ла ме­ня ис­тя­зать, все­лив­шись в хруп­кое, увяд­шее те­ло быв­шей зат­ворни­цы.

========== Глава 54. Ключ от Красных врат ==========

Я покинул Пакетту в состоянии ступора. Она сидела на ложе, хлопая чёрными глазами, теребя верёвки узелка, не понимая, почему я так резко от неё отпрянул и обратился в бегство. Она даже не успела спросить меня, что случилось, почему я передумал с ней целоваться. Если бы я ей сказал, что меня сдерживали обеты, она бы этому не поверила. Слишком тонко она чувствовала меня, хотя я ни разу не говорил с ней о сокровенном. Догадывалась ли она, что повергло меня в ужас?

Цыганка завладела чужими глазами и губами. Она дразнила меня на расстоянии из своего убежища. Она! Везде она. Пока мы оба находились в этом мире, она была в состоянии истязать меня.

Почему мне ни разу не пришла в голову мысль самому разделаться с ней? Почему я упорно перекладывал эту обязанность на других? Вдруг я осознал, почему я не дал Пакетте довести дело до конца: я должен был свершить это собственными руками.

Надо было задушить её в темнице и сказать тюремщику, что узница умерла от болезни или от холода. Никто бы не стал вникать в причины смерти. Её бы тихо отнесли на Монфокон и бросили на кучу скелетов. Не было бы сцены покаяния у портала собора, а моему подопечному не пришло бы в голову вмешиваться в правосудие. Парижане были бы лишены шанса лицезреть трагикомедию спасения цыганки. О выходке Квазимодо до сих пор говорили на перекрёстках. Школяры слагали про него песенки, а кумушки покачивали чепцами. И этого всего могло не быть, если бы я не смалодушничал тогда в темнице.

Леденящие мысли о призраке и могиле отступили; на их место нахлынула былая плотская страсть. Еженощно моё воображение рисовали мне смуглянку в позах, заставлявших дрожь пробегать по спине. В этих сценах боль, унижение и свинское наслаждение сливались. Самой яркой, пожалуй, была сцена из камеры допроса. Вот она, полураздетая, в руках заплечных мастеров. Мне уже не рисовались тихие беседы у ручья под сенью апельсиновых деревьев. Подобной идиллии не было места в моих фантазиях. Кровь, вопли, лязг железа. Эта инфернальная симфония звучала у меня в голове. Если бы она второй раз закричала в руках Тортерю, я бы наверняка всадил нож себе в сердце, и на этом мои земные страдания завершились бы.

В одну из ночей эти образы так распалили мою кровь, что я вскочил с постели, накинул подрясник поверх сорочки и выбежал из кельи со светильником в руке. Я знал, где найти ключ от Красных врат, соединявших монастырь с собором, а ключ от башенной лестницы всегда был при мне.

Добравшись до убежища цыганки, я какое-то время стоял у двери, глядя в слуховое оконце. Цыганка спала. О содержании её сновидений можно было судить по блаженной улыбке на её устах. Как всегда, она грезила о своём капитане. Хотя, кто знает? Быть может, в её видения затесался и горбун. Меня уже ничего не удивляло. Несколько дней назад я заметил, что у неё на шее рядом с ладанкой появилась какая-то блестящая безделица, очередной талисман. Не знаю, откуда он взялся. Издалека этот предмет походил на свисток, который Квазимодо оставил себе в качестве единственного сувенира от праздника шутов. Интересно, как часто цыганка пользовалась им? Феб и Жан-Мартин. Ну и пара кавалеров!

Сон её был чуток и беспокоен, как у птицы. Хотя я старался не издавать ни шороха, она, почувствовав на себе мой взгляд, проснулась и села на постели. Глаза наши встретились.

Когда я задул светильник, её веки сомкнулись от ужаса.

— Опять он, — упавшим голосом сказала она. — Священник.

Словами не описать тот прилив злорадства и торжества, пережитый мной в эти секунды. Она была запугана и загнана в угол, как в ту ночь в лачуге Фалурдель. Мне показалось, что она опять лишилась чувств.

Однако, когда мои руки коснулись её тела, она содрогнулась. Совсем очнувшись, она привстала разъярённая.

А я? Я начисто забыл зачем я пришёл. Вместо того, чтобы душить её, я сжал её в объятиях и принялся целовать её плечи. Она же в свою очередь схватила меня за остатки волос, пытаясь отдалить от себя мои поцелуи. Как комично эта сцена выглядела со стороны!

Что я бормотал в эти мгновения? Явно не угрозы. Какая ахинея лилась с моих уст! «Сжалься, сжалься! Если бы ты знала, что такое моя любовь к тебе! Унижай меня, бей, будь жестока! Делай что хочешь. Но сжалься! Люби меня». Не знаю, услышал ли кто-нибудь эти слова. Их говорил не я. То был не я.

Она несколько раз назвала меня демоном и вампиром. Это был своего рода комплимент. Я вёл себя отнюдь не как демон, а как жалкий голодный пёс.

В какой-то момент она почувствовала, что я сильнее её. Побеждённая, дрожащая, разбитая, она лежала подо мной, в моей власти, в то время, как моя рука похотливо блуждала по её телу.

Вдруг я услышал чистый, резкий, пронзительный звук. Чертовка нащупала свисток, подаренный ей звонарём. Это был одним из немногих звуков, нарушающих вечную тишину, в которую он был погружён.

Я нашёл подтверждение своим опасениям, когда могучая рука приподняла меня с пола и потащила из кельи.

Над головой я слышал скрежет зубов и бормотание:

— Кровь не должна брызнуть на неё.

В свободной руке и звонаря был огромный тесак. Лезвие сверкнуло в лунном свете. Так вот, как мне было суждено умереть! Тем лучше. Я даже не сопротивлялся. По крайней мере, смерть моя будет быстрой и эффектной. Знал ли мой подопечный, кого собирался убить? Неужели колдунья завладела им до такой степени, что он готов был лишить жизни приёмного отца?

Ответ на этот вопрос я получил, когда бледный луч месяца осветил моё лицо. Задрожав, Квазимодо выпустил меня и отшатнулся.

— Учитель, — сказал он, протягивая мне тесак, — потом Вы можете сделать всё, что Вам угодно, но прежде убейте меня.

========== Глава 55. Продолжение главы о ключе от Красных врат ==========

Я не мог поверить своим ушам. Прежде убейте меня. Болван всё испортил! Что помешало ему перерезать мне горло прямо на галерее? Сколько проблем было бы решено одним движением лезвия! Не думаю, что Луи де Бомон так дорожил своим вторым викарием, чтобы наказывать звонаря слишком жестоко. Мою смерть скорее всего замели бы под ковёр, как заметали множество других преступлений. Фламандец Ван дер Моллен занял бы моё место на следующий день. Посылая меня на тот свет, Квазимодо не рисковал ни свободой, ни должностью. Более того, если бы ему повезло, цыганка бы отблагодарила его за храбрость и в порыве эмоций отдалась ему на том же самом тюфяке, на котором чуть было не овладел ею я. Её брезгливость притупилась бы на мгновение, и она наградила бы своего горбатого героя по заслугам. Идиот не воспользовался этой возможностью. В последнюю минуту его собачья верность учителю взяла верх над его любовью к цыганке.

Он стоял на коленях на пороге кельи, протягивая мне тесак. Однако девчонка оказалась проворнее. Вырвав оружие из рук Квазимодо, она зло расхохоталась.