— Не знаю, так уж ли ценна эта находка, — ответила его спутница, рыхлая, белокурая женщина средних лет, обмотанная пёстрыми тряпками. — Подумаешь, египтянка. Мало ли их бегает по Франции? Для чего она годится?

— Вот проснётся, расспросим. Такой красотке найдётся применение. На худой конец, заставим её плясать.

— Ты видел её ногу? Такие рубцы не от собачьего укуса, братец.

— Что ты хочешь сказать?

— Ты не сталкивался с парижским правосудием. Девчонка побывала в лапах у одного из самых знаменитых палачей. Ох, не нравится мне всё это. От плаща так и разит ладаном. Видно, вырвалась из постели какого-то духовника. Может, высадим её при первой возможности? Зачем нам лишние неприятности? Если она беглянка и её преследуют.

— Тогда вам придётся высадить меня вместе с ней, — раздался подростковый голос.

Гибкий, мускулистый мальчишка лет пятнадцати-шестнадцати сел на корточки у костра и принялся ворошить уголь.

— Жак, тебе пора спать, — пожурил его старый фигляр. — Завтра мы будем в Марне. День будет ясным, и мы надеемся собрать приличную толпу на площади.

— Я девчонку просто так не отдам, — последовал упрямый ответ. — Я её нашёл, и теперь она моя.

С этими словами мальчишка забрался в кибитку, улёгся рядом со спящей беглянкой и обхватил её рукой поверх плаща.

— Не хочешь её поцеловать? — спросила меня Виттория. — Она почувствует.

— С меня одного поцелуя хватило, — ответил я. — Пусть спит. Мы достаточно долго мучили друг друга. Я хочу, чтобы она забыла меня, как можно скорее. Не хочу являться ей даже в кошмарных снах. Пусть она придумает себе новое имя и устроит новую жизнь, хоть с этим задиристым скоморохом. Эсмеральды больше нет.

Мой ответ порадовал Витторию.

— Теперь ты готов отпустить последнюю нить, связывающую тебя с миром. Ты свободен, Клаудио.

Как только она произнесла эти слова, чёрный купол над нашими головами начал светлеть. Для бродячей труппы, расположившейся на ночлег на обочине леса, по-прежнему была ночь, но для нас с Витторией начался рассвет, который преображал наше естество.

Наши формы становились всё тоньше и прозрачнее. Тем не менее, я никогда не чувствовал ближе к другому существу. Нам не мешали никакие телесные барьеры. Слившись в бесплотном объятии, мы отправились ту да, где небо синее-синее.