– Я говорил, – он шагнул вперёд, и я затаила дыхание, когда мужская ладонь взметнулась вверх, пальцы пробежались по моей ключице, вызвав мелкую дрожь…чёёёёрт, его глаза, такие тёмные сейчас…беспросветная мгла, и тусклое пламя факела не может выхватить её, осветить хотя бы жалкими всполохами, – я говорил, что отвечу на них после, Ева.

И многозначительное молчание. Не объясняя, что он подразумевает под этим «после». Он не смотрит в мои глаза, нет…он следит за собственными пальцами, танцующими на моей коже, они повторяют линию ключиц и порхают вниз, опускаются к груди, чтобы коснуться, почти невесомо, изощрённо болезненно коснуться сосков и заставить задохнуться от взорвавшегося под кожей восторга. Заставить прикусить язык, чтобы не застонать в голос, когда в ответ на это движение соски вытянулись, требовательно заныли, не желая слушать голос разума.

– Прекрасна, – шепчет так тихо, так греховно тихо, опуская ниже руку, проводит кончиками пальцев по коже над резинкой белья, – ты прекрасна, Евааа…

Выдыхать. Не делая вдохов. Заворожённая, околдованная его хриплым голосом, негромким, утробным. Его застывшим взглядом. Раздевающим, жаждущим. С сотнями мурашек по позвоночнику. И хочется выгнуться, хочется позволить ему больше. Скользнуть пальцем за кромку трусиков. Унять непрекращающуюся дрожь, истому, растекающуюся в низу живота. Яркой вспышкой воспоминание о них. О его пальцах, длинных, сильных, умелых. Воспоминание о быстрых, ритмичных толчках и о собственных громких стонах, и желании ощущать их везде на себе. В себе.

Господи…это безумие какое-то. Сковывает тело, превращая его в послушную Дарку игрушку. Унизительно послушную игрушку для короля бездомных. Отшатнулась. Смогла. Стиснув челюсти и впиваясь ногтями в собственную ладонь, чтобы отогнать этот треклятый морок. И ещё один шаг назад, отмечая, как отпускает и его. Как меняется его взгляд, становится другим, становится более сосредоточенным, но лишь после того, как Дарк, закрыв глаза, повёл головой из стороны в сторону.

А затем резко распахнул их, посмотрел прямо в мои глаза и произнёс ледяным тоном:

– Лезь в воду, Ева.

***

Дьявольская сила. Нечеловеческая. Скольким чертям продала душу эта женщина, чтобы научиться вот так управлять мужчинами? Как дорого заплатила за эту свою колдовскую силу? За умение заставлять в одно мгновение вскипать от дичайшего возбуждения при взгляде на её тело, на её идеальную, бархатную кожу. Её можно касаться вечно. Ласково и осторожно, чтобы не причинить боли, в то же время сцепив в замок зубы, потому что хочется иного. Хочется сминать её грубо, властно, впиваться пальцами в эту нежность, оставлять на ней следы, собственные отметины, хочется испортить её идеальность собой. Запачкать собой так, чтобы за версту чуяли, кому она принадлежит. Да, чёрт бы её побрал! За то, что властью такой обладает надо мной. За то, что заставляет вспыхивать лютой похотью только от близости к её соблазнительному телу. Как ни одна другая до неё. Словно околдованный, приворожённый придурок. Наверное, самому было бы гораздо легче, если бы я верил в магию и подобную хрень.

Я верил своим глазам. Верил своему нюху, мужскому чутью. Когда ты понимаешь, что она готова. Готова для меня. Сейчас. Даже если, высокомерно вскинув голову, она отступает назад, прерывая моё прикосновение…всего лишь шаг назад, а мне отдаётся резким ударом лезвия. Обрубает топором наш контакт, на долю секунды оставляя в ступоре от непонимания. Потому что она могла говорить что угодно, стараясь задеть, укусить, отравить своим змеиным ядом, я видел, что эту маленькую дрянь потряхивало точно так же, как меня. Я, мать её, чувствовал, как покрывается мурашками её кожа, и проводил по ним пальцами, глядя на приоткрывшийся рот, представляя, как вгрызусь в него губами…а уже через грёбаный миг она словно выливала ледяную воду прямо на мою голову, отступая, демонстрируя всем своим видом отвращение.

Словно сбрасывая свои же ведьмовские чары, возвращая нас обоих к противостоянию.

А я смотрел, как она едва ли не нырнула в ванную, с готовностью скрываясь от моего взгляда под наполненной мыльной пеной водой, и думал о том, что готов позволить ей продолжить эту игру. Ненадолго.

***

А всё же забавно наблюдать, с каким наслаждением на лице она опустилась в воду и вытянула ноги насколько позволяла бадья.

– Блаженство, не правда ли?

Присев возле неё на корточки и рассмеявшись, когда чертовка вскинула кверху подбородок, вздёрнув бровь и даже не глядя на меня.

– Можно подумать, тебя волнует мой комфорт.

– Ты недооцениваешь мою заботу о себе, госпожа следователь.

Опустил руку в горячую воду, и кожей почувствовал, как Ева напряглась. Значит, всё же следила краем глаза за мной. Выпрямила спину и медленно повернулась ко мне.

– Я уже поняла, что явно недооценила тебя, Дарк. Точнее, твои цели и методы их достижения.

– Я всегда был довольно непредсказуем.

– Это называется эгоизм и самонадеянность.

– У меня ещё со школы была проблема с терминами.

И успеть опустить голову, чтобы не рассмеяться вслух, когда Ева зло прищурилась и поджала губы.

– Надо же…оказывается, благородные леди принимают ванну в трусиках.

– Прекрати, Дарк!

Выкрикнула зло и громко, плеснув руками в воде, из-за чего часть пены попала на мою одежду.

– Прекрати свои идиотские шутки. Свою игру! Хватит изображать из себя того, кем ты не являешься.

Ева резко подалась вперёд, сжав в воздухе ладонь в кулак.

– Чего именно ты хочешь? К чему весь этот маскарад? – обвела рукой вокруг себя.

– А кем, по-твоему, я являюсь, Ева? Насколько хорошо ты меня знаешь, чтобы определить, что из всего этого, – точно так же обвёл рукой подвал, – маскарад и игра, а что правда?

И она вдруг рассмеялась. Злым смехом. Надрывным.

– Я понятия не имею, но ты однозначно, не идиот, – она резко обхватила пальцами моё запястье, когда я зачерпнул ковшом чистую воду из стоявшей на полу бочки, медленно покачала головой, – но ведь и я тоже не дурочка. Мы оба понимаем, что отсюда выхода нет. Не для нас обоих. Почему, Дарк? Чего ты испугался?

– Испугался, значит?

А она вдруг замолчала. Отпустила мою руку и взгляд отвела, а я начал осторожно лить из ковша ей на волосы, стараясь не думать о том, как скатывается вода тонкими ручьями по её лбу вниз, как зависают и дрожат на кончике аккуратного носа маленькие прозрачные капли, как они падают на полные слегка приоткрытые влажные губы.

– Когда человек боится, он совершает ошибки, так ведь, Дарк? А ты всё продумал заранее. – смотрит прямо перед собой, застывшая, словно только что не она кричала, – Зная, чем вся эта ситуация обернётся в итоге. Зная, что после этого мы не сможем просто выйти, взявшись за руки, на поверхность и отправиться каждый по своим делам. После этого либо ты в тюрьму, либо ты меня…Так что это не совсем страх. Или точнее, – улыбнулась сухо, переводя взгляд на меня, – страх не за себя. За брата. Ты молчишь. Почему? Я права, так?

Пожал плечами, зарываясь в её волосы пальцами и осторожно массируя голову.

– Может, мне нравится слушать твой голос.

И снова тихий слегка хриплый смех.

– Перестань морочить мне голову, Натан. Это уже не сработает. Ты ударил меня, а затем я оказалась здесь, – и ни капли обвинения в голосе, а меня это настораживает, потому что вот это спокойствие, с которым говорит, просто констатирует факт, раздражает, потому что кажется, лучше, если будет срываться, психовать, истерить, а не вот так…когда кидает из крайности в крайность, и чем дальше, тем лучше ей удается сдерживать себя, – сразу после того, как я сказала тебе про Дэя. После того, – на этот раз плечами пожимает уже она, – как предположила, что он может быть замешан в нашем деле.

– Опусти голову, – намыливая длинные тёмные волосы шампунем, пропуская локоны сквозь пальцы.