Трандуил мотнул головой. Губы были разбиты, по подбородку текла алая кровь, по виску, кажется, тоже.

Пусть бьёт сильнее, тогда придёт долгожданная потеря сознания. Пусть боль сотрёт всё.

От удара мир взорвался. Левый глаз, кажется, давно вытек – боль острыми, распарывающими шипами впилась в глазницу, всё подернулось багровым маревом, а затем провалилось в зыбкую тьму. Следующий удар – ногой в живот, под рёбра, снова в живот. Два здоровяка, белокожий и темнокожий, держали так крепко, что даже не согнуться пополам, чтобы хоть как-то заглушить боль.

Трандуил уже не видел ничего, только чувствовал, как его, оглушённого, дёргают за волосы и куда-то тащат. А он всё ещё пытается сопротивляться.

Его били головой об пол, швыряли, но уже даже не было сил, чтобы подняться. Он медленно приоткрыл правый глаз, потому что левый, вытекший, открыться уже не смог бы, и увидел, как усмехается стоящий над ним Смауг. У него ненормальный, безумный взгляд, безжалостные, светлые от ярости глаза. Костяшки рук сбиты.

— О, какая ты сейчас некрасивая, девочка моя. Впервые в жизни, – промолвил он, стирая с лица Трандуила потёки крови.

Осталось не так много терпеть. Может, пару часов. Это ведь совсем недолго в сравнении с тем, сколько уже всё это длилось. Умирать не хочется, но бежать уже не получится. Всего сотня минут, и всё..

От сильного удара по голове он всё же отключился, как мечтал.

Уже не услышал громких приказных выкриков полицейских, не видел, как один из амбалов, выхвативший пистолет, упал от пары пуль, как подкошенный. Как в следующую секунду Торин смёл Смауга и, молча, ни слова не произнеся, со всей силы приложил лицом о стену. Снова схватил, да так и пошёл вперёд, крепко держа его за затылок и размазывая его лицо по стенам и слушая, как кусок дерьма рычал и харкался собственной кровью. И он бы, вероятно, убил, размозжив гнилую черепушку, если бы отчаянный выкрик Кили не выдернул его из состояния аффекта:

— Он не дышит! Торин! Он не дышит!

Младший племянник сидел на коленях возле Лесной Феи, прикрывая её своей курткой, которая пачкалась в крови, и обнимал. В его глазах плескались ужас и паника.

Торин, отшвырнув полумёртвого Смауга, бросился к ним. И в заиндевевшей от шока памяти всплывали воспоминания об оказании первой помощи – искусственное дыхание, а затем.. затем то ли надавить на грудь, то ли ударить. Нужно сделать хоть что-то, иначе будет слишком поздно.

К счастью, рядом с Кили тотчас приземлился на колени один из полицейских, готовясь сделать всё, что нужно.

Он не жалел. Вдыхая воздух рот-в-рот, не забывал бить в грудь так, что у Трандуила трещали рёбра, но это было необходимо для того, чтобы заставить его дышать. Удар за ударом. Ещё и ещё.. Торин прикрыл глаза и впервые в жизни стал молиться богам, имён которых даже не знал. Он не мог сейчас ничего поделать, и ему оставалось лишь это.

Помогли не боги, а обычный человек в полицейской форме, что откинулся назад от усталости и утёр пот со лба. Трандуил чуть захрипел, втягивая воздух, закашлялся, силясь перевернуться на бок, прерывисто вздохнул и снова начал кашлять. По подбородку потекла струйка крови, смешиваясь с уже запёкшейся.

— Тихо, тихо, – зашептал Кили, приподняв его, – ты только дыши. Дыши, ладно?

Торин смотрел на Трандуила, совершенно бледный, недвижимый, не понимающий, что происходит. На то, как тот не переставал кашлять, дрожащей рукой ощупывая своё лицо.

— Что? – шепнул он, и вдруг понял, что голос его неожиданно сел настолько, что говорить громче он просто не может. – Что ты хочешь?

Трандуил мотнул головой, сдерживая кашель. Он просто тяжело и сипло дышал некоторое время, прижимая ладони к изувеченному лицу.

Бригада врачей уже стояла на пороге.

Торин стоял под дверью операционной, прислонившись спиной к стене, и смотрел на плиты пола. Вид его, как у загнанного зверя. Он был истощён морально и физически. Словно на грани катастрофы.

Кили мерил шагами коридор, изредка перекидываясь фразами с Фили. Двалин шагал из комнаты ожидания с парой стаканов крепкого кофе – для себя и для Торина. Тот только качнул головой, отказываясь. Ему бы сейчас вообще ничего не влезло в глотку. И он даже головы не повернул, когда вышла медсестра. Зато Кили бросился к ней, едва не сшибив Двалина.

— Скажите, что там с ним?!

Девушка взглянула на него усталым взглядом и произнесла тихо:

— Езжайте домой.

— Он умер?! – в ужасе отшатнулся молодой человек.

— Нет, с ним всё будет хорошо. Положим в интенсивную, и завтра уже сможете навестить.

Торин поднял взгляд. На него было страшно смотреть – жуткие тени под стеклянными глазами.

— Не уеду, пока с врачом не переговорю.

Медсестра едва заметно кивнула с пониманием и удалилась в переход за прозрачной дверью.

Двалин, проводив её взглядом, снова посмотрел на Торина, думая о чём-то своём.

— Не возражаешь? – потянул пластиковый стаканчик из его рук Фили.

— К чему вопрос.

Через какое-то время дверь снова приоткрылась, и вышел высокий мужчина в тёмно-зелёной форме хирурга. Он всё ещё был в медицинской маске и шапочке. И вид его тоже очень-очень усталый.

— Расходитесь, пожалуйста, господа, сегодня всё равно к нему не пустят, – пробасил он, слегка нахмурившись.

— Объясните хотя бы, что с ним, – хмуриться Торин тоже умел. И басить. И много ещё что такого, от чего ему было трудно отказать.

Хирург вымученно вздохнул, прикрывая за собой дверь, снял с головы шапочку и провёл рассеянным жестом по своим седым волосам.

— Прогноз хороший, не беспокойтесь. Пришлось подштопать, конечно. В основном внутри и лицо. Ему придётся полежать к клинике. Требуется восстанавливающая терапия.. Сейчас от наркоза отходит, скоро переведут в палату.

— Спасибо вам, – выдохнул Торин, и лицо его как будто посветлело.

— А теперь езжайте домой и возвращайтесь завтра.

— Пожалуйста, предоставьте ему лучшую палату и лучший уход, – Торин взглянул хирургу прямо в глаза.

— Не волнуйтесь, – пообещал тот и снова скрылся за дверью.

Двалин посмотрел на друга внимательно, гадая, решит тот уехать или останется здесь на всю ночь, но Торин, оттолкнувшись от стены, произнёс:

— Фили, заводи машину, поехали. Нам нужно ещё заехать в участок, хочу узнать, что там с ублюдком.

Трандуил очнулся, и сразу почувствовал нестерпимую боль во всём теле. Даже в горле саднило, как будто оно было ободрано изнутри до крови.

— Тихо. Не двигайся.

Потолок над головой был слишком белый. Как тогда..

— Не двигайся, слышишь?

Он хотел ответить, что никого не хочет видеть, но не смог произнести ни единого звука.

— Тихо, сказал.

Торин. Поправляет одеяло и присаживается рядом. Вид у него измученный, лицо осунувшееся, землистого оттенка. Хотя он сам выглядит наверняка ещё хуже. Без глаза.

Поднял руку и коснулся левой стороны лица, наткнувшись на повязку. Пальцы резко отдёрнулись.

— Эй, – предостерегающе проворчал Торин, перехватывая его запястье. – Не трогай. Там ничего нет.

— Ничего? – холодея внутри, переспросил Трандуил, послушно кладя руку обратно на одеяло. Голос будто чужой.

— Ничего такого. Швы, ссадины..

— Он лишил меня глаза, – безжизненно и обречённо, что совсем не было на него похоже, произнёс Трандуил и отвернулся в сторону окна.

— Да на месте твои глаза. Тот, что под бинтами, там только веко разорвано, но медсестра сказала, что заштопали так ювелирно, что и шрама не останется, – поспешил успокоить его Торин. – Не волнуйся, всё в порядке.

Но Трандуил по-прежнему не поворачивал головы. Смотрел на колёсики капельницы задумчиво. Минуты тишины тянулись вечность, пока не последовал прямой вопрос дрогнувшим голосом:

— Ты смотрел видео?

Торин опешил. Он не знал, что сказать. Солгать – избежать ненужных воспоминаний, чувств, боли, но это будет ложью. Ответить правду – вернуть их, заставить стыдиться.. Самому вспоминать об обрывках, на которые он успел взглянуть, это было ужасно больно, и невозможно представить, каково же Трандуилу. Он почувствовал снова ярое желание убить Смауга и порадовался, что Трандуил отвернулся и не видит вспышки ненависти, которая, несомненно, читалась, на его лице.