— Видел, – сипло ответил и опустил хмурый взгляд. – И в конечном итоге именно это видео заставило полицию зашевелиться и что-то делать. А ты никогда Смауга больше не увидишь, я об этом позабочусь.
Трандуил повернулся и взглянул на его руки в ссадинах.
— Он жив, – сказал Торин, проследив за его взглядом. – Но лучше бы не был. Он законченный псих. Я уверен, что его принудительно будут лечить в психушке, хотя я бы предпочёл, чтобы он сгнил в тюрьме.. Он чуть не убил тебя.
— Я бы хотел умереть.
— Не говори так! – Торин встревоженно смотрел на него.
Какое-то обречение нависло, словно тёмная, зловещая тень. Таким его было видеть непривычно и страшно. Он осознал, что до сих пор Трандуил не взглянул ему в глаза. Только что же стоит за этим? Стыд? Обвинение в том, что не спас его раньше, пока не случилось то, что случилось?
— Там я мечтал о смерти, но одновременно и боялся её, – аквамариновые глаза глядели на стену за Торином, они были задумчивые и тусклые, подёрнутые пеленой страшных воспоминаний. – Потому что тогда бы ты никогда не узнал одну вещь.
— Какую? – брови Торина сдвинулись к переносице, и взгляд стал ещё более встревоженным.
— Сейчас мне не хочется об этом. Уходи.
— Так, по-моему, ты уже устал, поспи. Хотя Фили и Кили рвутся к тебе, но, мне кажется, тебе ещё рано для посетителей, – он умолчал и о том, что полицейские тоже желали поговорить с ним.
Сейчас это было и вовсе лишним. Станут задавать каверзные вопросы о наболевшем, и, наверняка, самые, что ни есть, прямые и откровенные. Только не сейчас.
Трандуил не упрямился, что было для него совсем несвойственно. Торин списывал это на усталость и боль от пережитого. Ему самому было не по себе: ужасно жалко, ужасно стыдно, ужасно страшно, и ещё громадина разных ужасов, которые мешали взглянуть на Трандуила по-прежнему, хотя тот ни в чём не был виноват. И всё-таки он был важен ему. Настолько важен, что он готов был бросить свою жизнь к его ногам, готов сражаться за него до последнего вздоха, готов быть с ним.. всегда..
— Я побуду с тобой, пока ты не уснёшь, – Торин накрыл его руку ладонью, но тот поспешно выдернул её.
— Нет. Уходи.
— Почему ты так? – он не знал, злиться ему или недоумевать. – Ты винишь меня в том, что я не успел раньше? Я сразу же бросился собирать друзей, объясняться с полицией. Все эти чёртовы формальности. Прости меня.. Прости, что не предотвратил..
— Нет. Дело не в этом.
— Тогда в чём?
— Зачем тебе всё это? Зачем связываться с таким, как я, – он очень хотел замаскировать это равнодушием и холодностью, но печаль всё же просочилась. – Уходи. Я надеюсь, ты будешь умнее и больше никогда не появишься здесь.
Торин покачал головой и горько хмыкнул.
— Видно, и правда ты себя так неважно чувствуешь. Не городи ерунды. Постарайся заснуть, договорились?
Трандуилу было всё ещё неспокойно. Было видно, что его что-то мучает, и, конечно ни о каком сне не могло быть и речи. Его кисти рук сжались в кулаки.
— Почему ты ещё здесь? Почему ты вообще за мной вернулся?
Взглянув на него, как на человека не в совсем здравом уме, Торин нахмурился.
— Я, кажется, говорил тебе однажды. Могу и повторить, если тебе этого хочется. Посмотри на меня.
Трандуил перевёл на него свой взгляд совершенно неохотно. Казался таким хрупким сейчас, когда не облачён в свой лёд. И в его глазах ни капли надежды, только безвыходное обречённость. Так не должно быть. Это неправильно.
— Ответ на поверхности.., – речь споткнулась. Слова были простыми, но произнести их вслух было почему-то слишком трудной задачей. Не в пылу страсти, а сейчас, в тишине, когда слова эхом отскакивали от стен в полупустой палате, когда все нервы оголены и уже не оправдаться после. Это означало полную капитуляцию. Можно просто немного изменить смысл.. Но все остальные не отражали и половину того, что он действительно чувствовал. – Люблю тебя.
Слова растворились в воздухе, и Трандуил глубоко вздохнул, будто хотел дышать этой фразой. Здесь и сейчас ему нужны были именно эти слова. Это не уменьшило боли в сердце, зато появился просвет в будущее, неважно какое, просто вера в то, что что-то ждёт впереди. Шаг вперёд, самый сложный и самый трудный, но это становится возможным, если тебя держит за руку тот, кто дорог. Торин был ему дорог. И он обязательно скажет об этом одной ёмкой фразой в три слова. Вслух. Но только не в этом месте. Возможно, на берегу тёмного озера, где танцуют золотыми шариками светлячки, где плещется вода у ног и шелестит нежным шёпотом листва. Или в сумраке гостиной, где дрожит пламя свечей. Или на улице при янтарном свете фонарей.. А Торин взглянет на него пронзительными голубыми глазами с искорками довольства и крепко прижмёт к себе, шепча на ушко, что безумно счастлив преступать законы мира именно с ним.