Черный бархат космоса не отпускал.

Перламутрово-золотые, сине-фиолетовые и молочные разливы звезд повсюду. Блуждающие звезды норовили задеть горячим боком. А если уйти очень-очень далеко и на временной шкале поставить ноль, то можно наблюдать начало всего из первых рядов.

Девять звуков. Иногда четыре звука. Откуда они?

Но в космосе тишина.

И много темно-фиолетового.

Всегда тишина и статичность.

Статичность, если тебе отведен короткий срок жизни.

Жизнь… тут не имеет ни начала, ни конца. Перерождение.

К чему возвращаться? Сил нет.

Нет, четыре звука чаще. Такие странные звуки.

Нет верха, нет низа, права, лева.

Все едино. И бездна времени.

Всегда было так и всегда так будет.

Но сначала было по-другому. Как?

Белый хвост мелькает рядом. А потом искры, радуги, водопады.

Идти? Куда идти? Не понятно.

А вот звезды и галактики – это понятно. Это постоянно. Это величественно. И почти бессмертно. Смерть…

Он зовет.

Кто он?

Нет ответа.

И на смену бархату космоса приходит беспощадный свет.

Глава 2 Ожидающая: Тайна четырех

Андрей Рихтер нахмурился и вышел из своей комнаты в общежитии. Хорошо, что сейчас в Академии каникулы и студенты в разъездах. Не любил показывать им плохое настроение, а притворяться не было ни сил, ни желания.

К себе он заходил, чтобы принять душ и переодеться. Иногда садился на кровать, брал подушку и зарывался в нее носом. Ткань еще хранила запах ее волос.

Немногочисленные вещи Миры, которые остались в его комнате, рука не поднималась убрать или хотя бы переложить. Ее телефон на тумбочке у кровати. Сквозь проем между их комнатами видна ее синяя толстовка, брошенная на стул, футболка на кровати. Его, кстати, футболка, спать она предпочитала в его вещах. Дверца шкафа открыта, оттуда виднеется фиолетовая юбка, это форма Глазовской Академии магии или ГАМ. И ее ректор – Андрей Вильгельмович Рихтер – каждый день приказывал себе быть собранным и идти работать. Ну, и жить дальше.

В Академии в своем кабинете погрузился в бумаги, дел всегда было много. Несмотря на то, что заведение было небольшим и рассчитано всего на двенадцать студентов, Министерство магии не щадило и требовало отчитываться в полном объеме, как большие Академии. А сейчас еще и новых студентов нужно принимать. Роза, его секретарь, при всех ее особенностях стервозного характера и прилипчивого поведения (прилипчивого только к Рихтеру), могла бы очень помочь сейчас. Но они вчетвером решили, что не нужно привлекать еще кого-либо до августа, сами справятся.

На пальце ректора сверкнул фамильный перстень – аметист, оттенка насыщенный сибирский в золотой оправе – «молчал». Да и к чему артефакт, если все его магические способности мага-универсала сузились только до непрерывного сканирования физического состояния.

Это раньше каждую свободную минуту он бежал на второй этаж и под негодующими взглядами Лорана Лакомба, профессора артефакторики, зельевика и лекаря, и Шарлотты Андерсон, профессора ментальной магии и телекинетики, пытался увидеть прогресс. Но уже долгих двадцать семь дней ничего не менялось. Ничего.

В кабинет Рихтера вошел Монах, смотритель Источника магии, что располагался под землей рядом с Академией. Мужчина когда-то был студентом ГАМ, потом попал в лапы работников Министерства магии и здорово пострадал от этого. Андрей чувствовал свою вину из-за его состояния: смотритель не мог появляться при свете дня. Свечение Солнца, пусть и совсем незначительное, оставляло ожоги на теле мужчины, поэтому Монах жил в подвалах Академии при Источнике.

- Неужели уже ночь? – скорее себя, чем посетителя, спросил Рихтер.

За окнами его кабинета, выходящими на центр города, на площадь Свободы, глазовская молодежь сбивалась в пестрые компании, чтобы беззаботно провести время, общаться, смеяться, любить… Лето же.

Она любила этот город.

- Андрей, - прозвучал из-за опущенного на лицо капюшона голос Монаха (он все время ходил в длинном плаще, скрывающем все его тело), - вот последние данные по Источнику, - мужчина протянул папку. – Если в двух словах, то у нас все без изменений эти три дня.

- Спасибо, - кивнул ректор, всмотрелся в числа и графики, которые старательно оформил смотритель. Как всегда выполнено безупречно. Жалко, что такой талант как Монах, пропадает в подвалах Академии.

После происшествия на Источнике магии, когда все живое в радиусе пяти тысяч километров едва не погибло, их, Глазовскую Академию магии, обязали посылать несколько отчетов в неделю о состоянии Источника. Это очень устраивало Рихтера, потому что позволяло избегать присутствия министерских в Академии.

- Хранитель не появлялся? – без особой надежды поинтересовался Андрей.

- Нет.

- Чары на вход к Источнику держатся?

- Да.

- На этом все. Спасибо.

Но смотритель медлил.

- Она вернется. Не сможет оставить тебя, - проговорил Монах.

И вышел.

Андрей завис над отчетом, графиков и чисел не видел. Отвел взгляд в сторону и снова уперся в площадь Свободы. Мира говорила, что любила сидеть там и представлять центр города с высоты птичьего полета. От Свободы улицы расходились радиально, что придавало сходство с глазом.

Способная, тонкая, нежная, она почувствовала магию и, как птичка, полетела за ней. Слишком способная. Уж лучше бы никогда не училась тут, гуляла бы себе по городу, была не магом, но здоровая.

Сел. Успокоился. Скоро ночь. Блаженное состояние.

Через какое-то время Рихтер покинул кабинет и направился на второй этаж в обсерваторию. Шарлотта и Лоран – в отсутствии посторонних они условились обращаться друг к другу по имени, особенно это устраивало самих профессоров – обнаружились в лаборатории Академии рядом с медблоком. Что было нарушением инструкций ректора. Лишь бы это означало, что есть прогресс!

Конечно, профессора спорили! Верные научные противники, они не могли уступить друг другу, хотя их научный тандем мог творить чудеса, исследователи хорошо дополняли друг друга. Даже одежду носили такую, словно хотели подчеркнуть противостояние: она – в клеточку, он – в полоску. Так и сегодня: на ней была блузка в клеточку, на нем – рубашка в полоску.

Рихтер прочистил горло, чтобы привлечь внимание.

- Милорд, - в один голос проговорили преподаватели.

- Есть изменения? - Его голос дрогнул от волнения. Но перед ними и не нужно притворяться, они и так все видели. Тогда. На Источнике.

- Нет, но мы… - начала Шарлотта.

- Она сейчас одна? – перебил ее ректор.

Он не позволял себе подобного рода общения. Но тут речь идет о ней. Да и распоряжения он давал очень конкретные, могли бы и его позвать, если у обоих нет времени.

- С ней Монах, - невозмутимо ответил Лакомб, - он сам вызвался. А нам с профессором нужно проверить одну теорию.

Да хоть десять теорий, лишь бы вернулась!

Рихтер кивнул, не дослушав их рассказ, и направился к комнате в конце коридора. Обычно обсерватория стояла закрытой, она открывалась сама для магериков, или магов-универсалов, и использовалась для занятий. Но сейчас, ни тот, ни другой случай.

Сейчас обсерватория – это палата для лечения одной очень смелой студентки.

Мирослава лежала на передвижной больничной койке под светом звезд. Иссохшее бледное тело смотрелось на белых простынях чудовищно. Тоненькие ручки лежали вдоль тела, на лице сильно выдается нос и скулы, глаза, наоборот, впали, они очерчены серыми тенями. Губы синюшные, потрескались. Кожа на лице и теле тоже шелушится. Густые каштановые волосы с медным отливом убраны на подушку – она не любила лежать лицом на своих волосах. Хотя почему не любила? Не любит.

Кажется, Рихтер уже позабыл, когда эти губы улыбались, или лицо хмурилось, или глаза выражали решимость. Ее прекрасные серо-зеленые глаза походили на звезды. Никогда таких красивых не видел!