Кота, который, к слову сказать, при всей своей мрачности и пафосности проявил полную, прямо сказать апокалиптически абсолютную пассивность по отношению ко всему, что делали с ним Инга и Фанкиль, с видимым усилием подняли со стола, отнесли в арсенал и оставили внизу. Туда же унесли и его корзину. Уже на закате, когда стало прохладно, и рыжее ясное небо раскрасило доски пола и столы в красивые вечерние оттенки, приехал какой-то громкий, крикливый и резкий пожилой мужик. О чем-то громогласно ругался прямо под окнами отдела Нераскрытых Дел с каретными. Охрипшим, дурным голосом слал их на все четыре стороны, отчитывал их. Яростно гремя сапожищами, поднялся наверх, пинком распахнул дверь и, свирепо вращая налитыми кровью глазами, уставился на доктора Сакса, сидящего на месте дежурного при входе в зал у лестницы.

- Абель Маззе! - как будто собираясь бить, затряс над столом медным ромбом, таким же, как и у полицейских Гирты, грубо заорал он на весь отдел - Округ Йонки! Шериф!

- А это где такое? - озадаченный незнакомым названием, изумился доктор, чем привел незваного гостя в еще большее бешенство. Уже вполне освоившийся в местных обычаях, Вертура притих у своего стола, с интересом наблюдая сцену. Шериф был бородат, растрепан, высок и сед. Огромен, ростом и с топором висящим на поясе в петле. От его затертой, когда-то, наверное черной, но полинявшей от дождя и выгоревшей на солнце мантии на весь зал тянуло костром и лесом. К полам плаща прилипли репьи. На поясе шерифа, рядом с сумкой и ножом, висел плоский, почерневший от копоти, походный котелок. Болтался, при каждом шаге гремел и потертую рукоятку секиры.

- Столичная дорога! Поворот на Мирну! - делая страшные глаза, проорал шериф - я вашу колымагу, ваших лошадей и ваше барахло, которое вы побросали, притащил! Вы что тут, совсем что ли одурели?

И сжал огромные темные от грязи и копоти кулачищи, явно намереваясь бить доктора, отчего тот прямо сжался на своем стуле, притих и испуганно забегал глазами в печальной немой мольбе.

- Благодарю вас - спокойно и веско ответил шерифу, неторопливо спустился в зал из своего кабинета инспектор - вино будете?

- Да! - скривив лицо в гримасу отвращения, таким же тяжелым басом, словно соревнуясь с инспектором Тралле, прогремел шериф и тут же смягчился - наливайте. С вами тут сопьешься, без фужера, ни конь не везет, ни телега не едет...

Фанкиль и лейтенант Турко взяли свои шапки, и пошли вниз, смотреть, что привез шериф. Вертура пошел с ними. Дилижанс был и вправду сильно разбит. Крыша и борт разломаны, сама конструкция окончательно разворочена, сложена поверх и притянута к остаткам ходовой части толстой и мохнатой веревкой, похожей на те, какую используют для казни висельников. Тут же были и брошенные полицейскими топоры и багор, которым цепляли умерших из могил. Рядом в позах профессоров из ученого совета, переговаривались каретные, высказывали свое авторитетное мнение, мусолили в натертых пальцах незажженные трубки, с важным видом закусывали чубуки.

- Он ее доломал топором и сверху все сложил! - обстоятельно объяснял коллегам, говорил один - шурупы было выкрутить лень.

- Так у него крестовой-то нету, вот он и топором - возражал второй, осматривая переломанный кусок черной лакированной фанеры с куском рыжего ромба полиции Гирты - зачем ему по лесам с отверткой бегать?

- Ага, а кто чинить-то теперь будет? Владыка Дезмонд? - возмущался третий - сэр Кибуцци? Мэтр Вритте?

- Вас что, уже повысили до следователей? - доверительно склонившись к ним, осведомился Фанкиль.

- Нет, а что? - не подозревая подвоха, ответил первый каретный.

- Вот и нечего тут рассуждать топором или нет - строго осадил мастеровых рыцарь - сейчас разгрузим и пришлем за вами, заберете чинить.

Под руководством Фанкиля полицейские распустили веревки и, к недовольству мастеров, сняли все отломанные детали и разложили их вокруг на траве. Начали разбирать уцелевшее снаряжение. Инга нашла свой микроскоп, а на дне салона обнаружился маленький черный, блестящий и аккуратный саквояж с манерной золоченой застежкой, отдаленно похожий на те, с какими пижоны позируют на страницах глянцевых журналов с модными картинками. Но только в отличии от пижонских местных поделок под столичные, какие детектив уже не раз видел здесь в Гирте, этот был настоящим, притягательным, черным и блестящим, выполненным столь искусно и стильно, что Вертура загляделся на него и без спросу взял в руки, чтобы получше рассмотреть.

Этот модный, и несомненно недешевый саквояж был настолько мал, что в нем могло поместиться вряд ли что-то большее, чем трубка с кисетом, документы и письменные принадлежности. Не имея никаких конкретных поручений, пока все были заняты и носили вещи, от нечего делать детектив заглянул в него, достал из плоского твердого кармана какую-то тетрадь, и наугад раскрыл исписанную летящим, как будто небрежным, но при этом начертанным хорошо поставленной рукой почерком страницу.

- Листьями летящими опадает осень... - прочел он первую строчку какого-то лирического стихотворения и спросил, не сразу сообразив, что у доктора совсем другой почерк - это что от мэтра Сакса? Это он пишет стихи?

- Возможно - не проявив никакого интереса к находке, пожал плечами Фанкиль - кто его знает, Густав у нас та еще творческая личность.

Детектив взял саквояж и понес наверх. Открыл его, разложил содержимое у себя на столе. Внутри действительно лежал аккуратный и недешевый письменный прибор. Химические карандаши и перьевые ручки, походные чернильницы с притертыми резиновыми пробками и набор мягких, какими рисуют модные узоры и иероглифы, кистей. Листы и тетради были исписаны стихами и разукрашены легкими, слегка небрежными, но стильными, как будто бы сделанными в дороге на коленях экизами. Отдельно в кармане нашелся вексель на имя некоего Аристарха Модеста Визры и сопроводительное письмо из Мирны, где указывалось, что молодой человек вышеуказанного имени является путешественником и абитуриентом и держит путь из Мирны в Лиру для того, чтобы начать обучение изящной словесности и живописи у мастера Антонио Вальганзе - известного художника, архитектора и поэта. Обучение и содержание, а также денежное довольствие студента, как узнал из этих бумаг детектив, было аккредитовано самим отцом юноши, генерал-губернатором Мирны, бароном Модестом Визрой, а деньги уже перечислены, о чем свидетельствует выданный в баронском банке чек... К документу также прилагалась подписи ректора художественной академии Мирны с рекомендациями, а также несколько фотографических копий выполненных судя по всему самим юным наследником этюдов и эскизов.

Вертура стоял и просматривал бумаги, когда в зал вошла Мариса. Совершенно не обратив внимания на его нарядный, почти что праздничный, вид, она с порога заинтересовалась саквояжем и бумагами, разложенными на его столе. Даже не снимая шляпы и перчаток, без лишних разговоров, она подошла и, деловито отстранив от находки самого детектива, заглянула в кейс.

- Это же не наше - продемонстрировал одну из бумаг он ей.

- Где ты это взял? - требовательно спросила она, быстро пробегая глазами по строкам какой-то записки.

- Было в карете... - ответил детектив и вкратце рассказал о сегодняшнем происшествии.

Как раз с третьего этажа спустились инспектор Тралле и шериф. Склонились над бумагами, отодвинули Вертуру и Марису.

- Где вы это нашли? - только и спросил инспектор.

- В поле - с безразличием бывалого служащего, приученного не задавать лишних вопросов, ответил шериф - у карантина.

- Отлично, благодарю - кивнул ему инспектор и, распрощавшись с гостем, проводив его до дверей, вернулся к коллегам.

- И теперь у нас еще пропадает племянник генерал-губернатора Визры. От него остается только саквояж, и он у нас здесь - критически глядя на Вертуру, заключил он, когда грохот сапог шерифа затих на лестнице на первом этаже - Анна, сообщите Хельге. Немедленно отнесите ей этот ридикюль. Марк, почему из всех служащих в этом отделе, он оказался именно у вас? Я надеюсь, вы не станете, как в прошлый раз, орать об этом на всю Гирту?