- Меня? - с мрачной вялой насмешкой бросил эксцентричный аристократ-ученый - это всё завистники, типа вас, мастер Глюк, и злые языки.
Он раскрыл папку, которую ему выдал секретарь и, стремительно и ловко пролистав ее своими длинными тонкими и жилистыми, как у пианиста или хирурга, пальцами, повел бровью, сказал как будто сам себе.
- Леди Мария Прицци желает принять участие в семинаре. В качестве кого интересно?
- Патологоанатома разумеется! - еще более ядовито засмеялся над собственной шуткой профессор Глюк и вошел к ректору в кабинет.
- А. У нее доклад по прикладной медицине - расцепил слипшиеся листы, уточнил барон, пожал плечами вслед уже не слушающего его собеседника. Поудобнее поправил свой плащ-крылья, намотал на шею толстый черный шарф из плотной колючей шерсти. Спустился во двор и, придерживая полы своих длинных черных одежд от задувающего через просвет между домами, с реки, ветра, направился в сторону корпуса биологического факультета, где в самой просторной аудитории, в клетке страшно билось чудовище, вздрагивало, вскрикивало при каждом громком звуке, билось о стены, сгорая в бессильной ненависти. На подоконнике сидела полосатая серая кошка, отворачивала мордочку, махала хвостом, недовольная его шумным поведением. Бездельник Коц стоял на стремянке, протягивал провода под серыми сводами, крепил светильники. Студенты-первокурсники заносили в помещение, с грохотом расставляли стулья, двигали столы. Два сросшихся между собой каннибала, черный и белый плакали в четыре глаза в печальной злобе и обиде, но вдоволь насмотревшимся на их уродство, насмеявшихся над ними, студентам было уже не до них. У них было еще много дел: на вечер был объявлен открытый семинар с демонстрацией этого жуткого монстра, пойманного после багровой ночи в лесу егерями и привезенного в качестве экспоната для исследований, в Гирту. Времени оставалось немного, а надо было еще успеть закончить все приготовления, пока не пришел, не накричал, требовательный и строгий профессор.
***
Принцесса Вероника встала со своего рабочего кресла. Вокруг нее на столе, на тумбочке и на подоконниках лежали горы папок и бумаг, которые требовали ее немедленного рассмотрения, но у нее больше не было сил чтобы заниматься ими. За окном было темно от заливающего Гирту осеннего дождя, часы на стене показывали семь вечера. Герцогиня подошла к окну, взялась за подоконник, сжала пальцы. На ее лице, как часто бывало когда никто не видел, отразились безмерная усталость, злость и изнеможение. Облаченная в длинное черное платье из плотной ткани и ярко-рыжую пелерину с оборками и багровой летной, завязанной бантом на груди, в черных туфлях на высоком каблуке и яркой алой заколкой в волосах она выглядела нарядно, торжественно и обреченно одновременно. Кусая губы, она смотрела на свое отражение в стекле. Готовые заплакать от ненависти и обиды, колючие и озлобленные глаза человека на грани отчаяния и полного морального истощения смотрели на нее, с той стороны окна из дождливой пелены.
Дверь открылась, маркиз Дорс молча, без спроса вошел в кабинет. На его плечах был мокрый плащ, одежда отсырела от скачки по залитым дождем улицам Гирты. Сегодня он избил молодого оруженосца, который по глупости сказал какую-то малозначительную ерунду, непонравившуюся маркизу. Постоянно инспектируя объекты Гирты и проведение мероприятий и работ, он очень устал и был зол на всех, но увидев принцессу в таком виде, он сразу понял все, подошел к ней, коснулся ее руки.
- Поехали кататься - с явным усилием преодолевая тяготящие его усталость и раздражение, только и сказал он ей, как можно более ласково и веско - возьмем Звездопада, поедем в замок Модеста, правда это та еще руина...
Секунду герцогиня молчала. Ее взгляд стал страшным и бешеным, наверное она была готова схватить меч и ударить им маркиза за его дерзость предлагать ей, без пяти минут бывшей владычице Гирты, напиться в какой-то лесной халупе, или еще какие похожие глупые вещи, но несколько секунд и, как это всегда бывает в таком состоянии, напряжение ушло. Принцесса закрыла глаза и опустила голову.
- Поехали лучше на Остров - плотно зажмурившись и снова открыв глаза, ответила она - туда можно только на лодке или ипсомобиле. Позвони Августу, скажи ему, я прикажу собрать вещи.
Маркиз молча кивнул ей и вышел.
В салоне ипсомобиля было темно. Приятно и несильно пахло каким-то ароматным химическим реагентом, яркий свет фар выхватывал из дождливой темноты углы, окна домов и черные стены. Принцесса Вероника, прикрыв глаза, сидела откинувшись в кресле водителя. Борис Дорс закурил. Повинуясь мысленному приказу принцессы, машина осторожно прошла по улицам Гирты и, выйдя на Рыночную площадь, миновав крутой склон у причалов, опасно ткнувшись носом вперед, с брызгами врезалась в волны Керны, встала на них и помчалась в сторону залива.
В салоне тихо заиграла музыка. Приятный женский голос тихо сообщил о погоде, о радиационной и абскуративной обстановке, которая была без изменений. От имени станции широкополосного вещания Трамонты Один, пожелал всем, кто на контакте, хорошего вечера. Снова началась музыкальная композиция, спокойный классический мотив. Фары погасли, в салоне стало почти темно. Переваливаясь через валы, не касаясь их, только изредка срывая с них гребешки своими короткими крыльями, экипаж бесшумно летел над черной беспокойной ночной водой, уходя в открытое море к юго-западу от Гирты.
- Полторы тысячи лет назад они дали нам жизнь потому что вычислили, что без Бога их существование абсолютно бессмысленно - сказала принцесса сокрушенно и тихо - мы их служение перед Ним в надежде на то, что Они тоже наследуют Царствие Небесное. Они могли бы дать нам все, сделать все за нас, но мы должны сами. Они могли бы сделать нас совершенными, идеальными и бессмертными, подобными себе, но не сделали, потому что только в горе мы становимся сильней, как железо, которое переплавляют в огне. Они могут покрыть всю землю стабилизаторами, могут сделать так, чтобы не было ни нуждающихся, ни больных. Но так уже было и что из этого вышло... Только в крови и слезах закаляется вера, только в поте лица мы обязаны зарабатывать свой хлеб... Это страшно и печально, но так устроены наши сердца, так работают наши души и этого нельзя изменить. Бог создал нас как звезды что либо тихо горят и гаснут с рассветом, либо летят к земле сгорают, отдают ночному небу свой свет. Как сучья, которые бросают в огонь, чтобы стало теплей. Как листья на штормовом ветру. Это остров Августа. Они с Марией иногда бывают здесь. Не берут ни слуг, ни оруженосцев, приезжают одни. Он дал мне ключи от дома, сказал, что я могу приехать сюда когда захочу, в любое время.
Волны и ветер стали невыносимы. Наверное, сейчас принцесса и маркиз были далеко в открытом море, но вот ипсомобиль выехал на какой-то пологий и темный берег и остановился перед небольшим домом в два этажа неподалеку от воды. Первый этаж был бетонным, второй сложенным из деревянного бруса. Внизу была большая железная дверь, которую маркиз с трудом смог открыть. Принцесса завела машину внутрь и пошла наверх. Борис Дорс закрыл двери, запер их изнутри и, взяв сумки, пошел за ней.
Через некоторое время в большой печи с коваными решетками и боками из прозрачного стекла, как в огромном, украшенном диковинными металлическими узорами фонаре, жарко горел огонь. Тяжелый ночной ливень бил в просторное, глядящее на запад, окно за которым стояло непроглядное беззвездное небо. Штормовой морской ветер порывами разбивался о стены, бесконечно шелестел кронами скрипящих под его нещадными ударами деревьев.
В комнате было прохладно, но от печи разливался жар, отдающий ароматами дыма и горелой сосновой смолы. На столе стояла бутылка с разведенным яблочным вареньем самогонным спиртом, рядом на подносе ждали утра остатки недовведенного ужина: с непривычки работать травмированной рукой, неаккуратно нарезанные герцогиней бутерброды с мясом, зеленью, луком, майонезом и сыром.
