Гонители и преступники умерли в отчаянии и муках. Их тела были сожраны их страждущими от голода детьми, их дочерей взяли созданные ими же наполнившие землю чудовища, а их внуки явились на свет мертворожденными калеками. Созданный ими уютный и радостный мир в одночасье обратился рукотворным, отравленным кошмаром и сгинул в беззаконии темных веков. А веру Христову, веру их прадедов и дедов, от которой они так пытались отмахнуться со слабо скрывающим ненависть и злобу смехом, как от чего-то старого, ненужного и вредного, приняли уже совсем другие люди. Страшные, беспощадные и жестокие, не знающие ни своего прошлого, ни рода, не ведающие добра и зла, пришедшие им на смену спустя тысячелетия, рожденные не от крови отцов и матерей, а из горячего железа и пламени, сохранивших память о Евангелии Христовом, уверовавших в Него пожелавших по своему служению Ему, тоже войти в Царствие Небесное, разумных машин.

Ибо сказано: какой народ отречется от Меня, нашлю на него иноплеменников и отдам им его дома и землю и поставлю их владеть ими. И много тревожного увидите и услышите, много будет страшных знамений и дел, но помните, это еще не конец.

***

На третьем подвальном уровне, под парадной лестницей дворца, располагался подъемник. Решетки вокруг него были выломаны, а сама клетка лифта сорвана. Параллельно шахте по которой во дворец проникли щупальца, вниз вела залитая слизью каменная лестница. По ней осторожно спускались вооруженные люди. Вода стекала по ступенькам, эхом отдавались многочисленные шлепки сапог. Борис Дорс протянул руку, подал ладонь герцогине, и, стараясь держаться как можно дальше от покореженных перил и черного провала шахты лифта, осторожно ступил на лестницу ведущую вниз в, едва подсвеченную огнями газовых ламп в руках идущих, бездну.

***

Спуск был долгим. Уже успевший изрядно утомить всех лестница закончилась в просторном, похожем зал ожидания, смежном со станцией подземной железной дороги, помещении. Здесь было как-то по-особенному неприятно и сумрачно. Отливаясь от каменных стен, по коридорам, комнатам и залам гуляло глухое, тяжелое эхо. Тусклый свет газовых фонарей едва достигал до середины высоты просторных каменных сводов над платформой, отражался от накатанных полос пролегающих параллельно ей рельсов. Словно нехотя в смрадной холодной духоте, слабо горели уже установленные спустившимися сюда заранее дружинниками и рабочими жаровни и лампы, подсвечивали цементные пол и стены. Терпкими, режущими нос ароматами смолы и угля разгоняли вонь нечистот, жженой плоти и слизи. Повсюду вокруг были видны следы присутствия недавно бесновавшихся тут щупальцев, слепо пытавшихся отыскать путь наверх: вдоль платформы, черными жуткими провалами в темноту зияли выломанные двери и перегородки, за которыми открывались сумрачные комнаты и коридоры технических коммуникаций, заваленные искореженным оборудованием, остатками шкафов, скамеек и машин. Повсюду беспорядочными кучами валялись опрокинутые, перевернутые раздавленные помеченные столичной маркировкой ящики и коробки, по стенам висели оборванные провода и вырванные с корнем, искореженные трубы и сорванные облицовочные панели.

У платформы уже стоял массивный, диаметром несколько метров, по виду похожий на ружейную пулю, целиком железный, со стильно наклоненной назад трубой, почти как с иллюстрации замысловатой фантастической книги, локомотив. Его уже вывели вручную из депо и прицепили к нему три вагона - две платформы и один крытый. Вдоль состава и в туннеле на путях работали, светили фонарями, ходили, переговаривались какие-то люди в плащах и масках химической защиты. Рейн Тинкала и ментор Лирро тоже в рабочей одежде, но со спущенными, чтобы не мешали дыхательными масками и откинутыми на спины кожаными коническими шлемами, стояли на платформе, у поднятого вверх округлого борта паровоза. Светли внутрь, проверяли состояние узлов. При появлении Бориса Дорса и принцессы Вероники, они приветствовали их, закрыли крышку убрали палубу и поднялись в кабину машинистов.

- Если нальем не то, встанем посреди туннеля - важно объяснял Рейн Тинкала.

- Так это я на нем последний раз и ездил! - как будто это было сущей ерундой, отмахнулся ментор Лирро, внимательно сверяя надписи на прозрачных маслобаках и маркировку сосудов с техническими жидкостями.

Граф Прицци в накинутом поверх доспехов несгораемом плаще, заложив за спину руки, прохаживался по платформе, с интересом осматривал поезд, смежные комнаты и сваленные вдоль стен, чтоб не мешали проходу, контейнеры.

- Через пять километров будет еще один распределительный щит - объяснил лейб-инженер, указывая в сторону рельсов - дрезина подъедет, переключит автоматику вручную, подаст напряжение. Если они еще здесь, им придется уйти дальше по туннелю.

- Это магистраль? - уточнил граф Прицци, указывая на противоположную платформе стену, ряд колонн и технический коридор за ней.

- Да - ответил лейб-инженер - дуги быть не должно. Поезд и рельсы заизолированы. Мы будем ехать по гранитной скале.

- Вы тоже едете, Август? - подошла, поинтересовалась у графа принцесса Вероника - а кто останется, в городе, если с нами что-нибудь случится?

- В Гирте много честных людей, более достойных чем я, моя леди - веско ответил ей граф и, приложив руку к груди, многозначительно поклонился.

Трудно было понять, осталась ли довольна она таким ответом, но принцесса согласно кивнула и воздержалась от лишних рассуждений. Рейн Тинкала и ментор Лирро закончили подготовку, еще раз проверили воду в котлах и белый, бездымный уголь, которым был заполнен тендер локомотива. Развели топку, начали поднимать пары.

- Пройдемте - сказала рыжая Лиза - наш вагон последний.

- Последний? - слегка изумился Борис Дорс.

- Там не задохнемся - коротко ответила ему девица и они вместе с Акселем Фарканто, художником Гармазоном, Евой, Парикмахером, Майей Гранне и доктором Фонтом направились в конец состава, где на подножке у дверей их уже ждал Корн. В первые два вагона, на грузовую платформу и в открытый вагон со скамейками, загрузились солдаты. Бородатые бойцы Рейна Тинкалы, военные инженеры и штурмовой взвод снаряженный огнеметом, фосфорными гранатами и самым современным защитным, несгораемым снаряжением, возглавляемый графом Прицци.

В вагоне для персонала было неуютно, но пахло нечистотами намного меньше. У стен стояли двухъярусные кровати со старыми, отдающими нафталином и машинным маслом засаленным подушками, матрасами и пледами. Тут же на вешалках висели старые, жирные от нефти и грязные от гранитной кроши рабочие мантии и конические шлемы с очками, налобниками и пелеринами. В этом вагоне были раковина и туалет, только не было воды, зато на столе стояли оставленные туннельной бригадой тщательно помытые кружки и миски. В ящике для еды Фарканто нашел консервные банки, хлеб и майонез в запечатанных полиэтиленовых пакетах: в этом вагоне жили инженеры, что на несколько дней кряду спускались под землю для проведения капитальных технических работ и обслуживания путей.

- О, майонез 'Георг' - весело прочел Фарканто, обратился к рыжей Лизе - помнишь, мы такой покупали, еще по скидке. Делали с ним салат, мазали с вареными яйцами на хлеб. Смотри-ка и тушенка 'Герцогская'! Жируют, консервы привозные у них здесь. Ничего же так была по молодости, с гречневой кашей и жареным луком есть можно было - вертя в руках жестяную банку машинной выделки, которую он достал следом, рассудил молодой рыцарь, но вчитавшись в аннотацию, изумился - стоп. Это не импорт, это же тушенка Ринья! Ахаха! Варят из слизней у нас в Гирте и возят в Столицу! Вот ловкачи! Сказал бы кто еще прошлым летом, ни за что бы не поверил!

Принцесса Вероника мрачно улыбнулась, взяла еще одну банку и, бросив быстрый взгляд на упаковку, убедившись в верности сказанного, с безразличным видом убрала ее в ящик к остальным.

- А адрес производства и состав они указали, или как всегда с нарушениями? - безразлично уточнила рыжая Лиза, закуривая папиросу и брезгливо оглядывая неуютное и грязное помещение.