- Так куда? - вопрошал министр, проверяя карманы своего сюртука и доставая из него портсигар с такими же черно-белыми папиросами как и у рыжей Лизы, заломил одну углом, сдавил перпендикулярно пальцами, и с заправским видом стиляги из столичного журнала, закусил ее губой - на маяк, на море, в лес?

- На луну! - засмеялась принцесса Вероника.

- Луна, это не для людей - покачал головой министр - там скучно, уныло и смотреть нечего. Но можно прокатиться по небу.

- Тогда к звездам! - радостно и пьяно хлопнула обеими руками по спинке его высокого кресла рыжая Лиза и министр, никого не предупредив что сейчас случился, поманил пальцами обеих ладоней штурвал, что желтым узким полумесяцем горел во мраке салона перед ним над манерно выполненной приборной панелью и ипсомобиль, словно бы прыгнул из тесного дворика между конюшнями и ратушей на краю парка Булле куда-то вперед и высь, вмиг, без всякого толчка и дрожи, оказавшись, стремительно летящим над растянувшимся вокруг насколько хватало глаз дырявым покровом слегка фосфоресцирующих облаков, по черному, испещренному сияющими белыми звездами, безбрежному и бездонному ночному небу. Всего за несколько секунд достигнув точки апогея, он на мгновение замер на вершине баллистической траектории, и, как будто растеряв всю свою скорость и инерцию, стремительно планируя, подался капотом вперед и вниз. Все закричали от восторга и ужаса, а неудобство тесноты и выпитое предали особой радости и восхищения этому волнующему и ужасному одновременно не то полету, не то падению. Вокруг пронзительно горели звезды, страшно и громко шипел ветер, Вертура, которого напуганная столь резкой переменой, схватившаяся за спинку переднего кресла Мариса придавила к сиденью, так толком ничего не понял и не увидел. Он только успел испугаться, что они куда-то падают, и уже было занервничал, начал искать, за что бы покрепче схватиться, и что бы сделать такого, чтобы спастись, как вдруг они снова остановились. За окошком, край которого детектив видел из-за плеча Марисы, горел фонарь перед резиденцией владыки Дезмонда.

- Вероника! - опасливо воскликнул маркиз.

- Прилетели, выходите скорее, скорее! - словно смеясь над пассажирами, подгонял министр. Двери сами собой раскрылись, Мариса соскользнула с колен детектива и вышла. Вертура последовал за ней, галантно помог покинуть салон герцогине Агнесс.

- Ха! Вот как он в лес заехал! - важно воскликнул, прогнусавил Рейн Тинкала.

Ипсомобиль стоял на площади перед собором Иоанна Крестителя. Подсвеченный фасад храма и колокольня светлели над головами на фоне багрового, охваченного заревом от парящих над дворцом Булле праздничных огней неба.

- Лиза! - отчаянно ругала наперсницу принцесса Вероника. Она очень испугалась, ее руки тряслись, глаза бешено горели - у тебя что, совсем ума что ли нету?!

Та пьяно, бессовестно и весело смеялась в ответ. Борис Дорс поднял капот, заглянул в расположенное между мотором и салоном багажное помещение.

- А что это было? - барон Гонзолле с бурдюком юва в руках, пьяно вывалился на мостовую, таща за собой меч - что, уже все? А куда это мы приехали?

Все засмеялись, начали обсуждать это короткий, но очень волнующий и веселый полет. Принцесса Вероника схватила у барона Гонзолле его бурдюк, жадно выпила из него, радостно засмеялась, начала обнимать и благодарить всех. Вертура же, что обернулся, чтобы запоздало поблагодарить за прогулку шаловливого министра, был безмерно удивлен: как только последний пассажир покинул машину, ипсомобиль бесследно исчез. Только воздух на площади стал, как накануне грозы, каким-то по-особенному сухим и разреженным.

***

За веселой беседой и доливанием бурдюка, который отобрали у и без того в усмерть пьяного Модеста Гонзолле, не заметили, как нареченные, отойдя в сторону, как будто поговорить, бесследно исчезли в темноте. Юный барон Визра, пожал плечами и сказал, что теперь придется идти обратно своим ходом во дворец. Князь Мунзе пошел в поместье епископа за лошадьми и уже в конюшне нечаянно был свидетелем разговора, что случился между Борисом Дорсом и принцессой Вероникой.

Отправив восвояси поденщика, они остались вдвоем одни. Маркиз взял принцессу за руку и аккуратно провел к дальней стене так, чтобы она не оступилась в темноте.

- Я не дезертир - прислушавшись, нет ли рядом кого, взяв ее за пальцы, тихо и тревожно заверил он герцогиню - но вы видели, что сегодня было. Вероника, это важно. Выслушайте меня. Да, вы в курсе дел, знаете лучше, что к чему, у вас есть инструкции, доклады, агенты... Но я не понимаю, я не посвящен во все это. Развейте мои сомнения, разъясните мне эту схему... Я смогу помочь, сделать то, что от меня зависит!

- Например? - ответила она также тихо и несколько отстраненно, но все, же не отвела руки, взялась за его плечо. В стойлах сонно храпели лошади. Недоверчиво принюхивались к незнакомке, стучали копытами.

- Если бы я знал наверняка, что происходит... - прошептал маркиз.

- А вы сами Борис, что, не понимаете? - рассеянно спросила принцесса, пьяно приласкалась к жениху, потянулась к нему, плотно зажмурилась в темноте - разве вы сами не знаете, не видите?

Маркиз обнял ее. Как бы невзначай запустил руку в широкий твердый, накрахмаленный рукав ее рубахи, взял ее за запястье под локтем. Под его пальцами прощупывалась холодная и плотная, но гибкая наощупь, как кожа и металл одновременно, ткань какой-то легкой, облегающей, похожей на высокотехнологическую броню одежды. Маркиз коснулся пальцами ключицы герцогини, отвернул ворот. Под ним были все те же холодные и гладкие шестиугольные чешуинки.

- Моя змеиная шкура! Я же дракон! - засмеялась, повисла на его плечах, ответила принцесса Вероника, безошибочно разгадав его жест.

- Август хочет захватить Гирту - понизив голос, с трудом оторвал ее от себя маркиз - он хотел сделать это сегодня, убить всех, но Мария его остановила. Не знаю почему. Она ведьма. Это из-за нее Эмилия стала сумасшедшей. Она не человек, я видел тогда, давно, в Лесу, как она обращалась рогатой лиловой змеей. Это она задушила Хендрику Булле и ее мужа и подожгла башню, в которой они укрылись. Это ее Август нарисовал на своем знамени после победы над армией Фолькарта и Сигфредом Тинкалой. Это ее именем он назвал свой клуб, свою дружину. Они служат не Христу, нашему Господу Богу, как говорят, а Лунному Дракону, они собрали всех сегодня не ради нас с вами. Они хотели...

- Борис, вы мнительны! - с капризным пьяным презрением отмахнулась принцесса и снова подалась на маркиза, словно пытаясь убедить его ласками в том, что все это несущественно, схватила его руку, подняла его ладонь к своему лицу, разминая обеими руками его запястье, приложила ее к своей щеке - сэр Август христианин и верный защитник Гирты. Он никогда не причинит нам зла, ни вам, ни мне... - она осеклась, словно в последний момент спохватилась чтобы не сказать того, чего нельзя было говорить - поцелуйте меня, Борис, возьмите на руки, отнесите куда-нибудь, я устала, мне надо принять лекарство, прилечь. Чего вы заладили? О чем вы думаете, Борис? У нас помолвка, праздник, а вы опять о политике!

Борис Дорс сдался, протянул руки и ласково обнял принцессу. Но тут же снова напрягся. Страшное сомнение закралось в его сердце.

- Вы мне не верите... - сжал зубы, с досадой ответил, покачал головой, маркиз - ладно... Но у меня тоже есть свои аргументы. Поедем за город. Я покажу вам то, что вам следует увидеть. Будет лучше если вы узнаете все сейчас, чем если это откроется потом, в самый неподходящий момент. Вы поедете со мной? Вы доверяете мне?

Она машинально кивнула в ответ, но если бы было светлей, можно было бы увидеть, что в ее глазах тоже промелькнуло сомнение. Но она была пьяна, хотя и знала, что ей вообще нельзя пить, тем более в таких количествах, и ей уже было все равно. Страшная тайна, что долгое время тяготила ее душу, давила на нее, не давая покоя настолько сильно, что сейчас это безумное предложение выехать ночью за стены города во внешнюю, полную опасностей и ужасов тьму Леса, не показалось ей чем-то более ужасным, чем те чувства и мысли, что, всплывая в памяти, сейчас рождались под действием выпитых без разбору и меры спиртных напитков, в ее разгоряченном и усталом сердце. Она была устала, сломлена и полностью морально разбита. Ей уже не было никакого дела ни до того, что с ней может случиться, ни до слов, которые ей нельзя было говорить, но которые могли неаккуратно слететь с ее уст, поделись она с маркизом в пьяном бреду отчаявшейся, загнанной в угол обстоятельствами и беспощадными людьми, слабой и беззащитной женщины, своими горькими воспоминаниями, знаниями и тяжелыми мыслями.