- Амфетамин - когда они отъехали уже достаточно далеко, проверил конверты лейтенант Турко, поделился мыслями с детективом - на коксохимическом есть цех, там делают лекарства, ну и это. Солько тут самые главные были, так что это их рук дело. Прошлой весной был приказ, мэтр Глотте приехал, всех повыловил, развесил по соснам вдоль дороги по северному берегу. Вою и плачу сколько было, Лео, ну вы помните... - лейтенант усмехнулся - помогло, но ненадолго. Мелочь-то переловили, а все коменданты, все шерифы, все местные землевладельцы, так или иначе либо глаза закрывали, либо были в деле - и прибавил обреченно-философски - продали и купили нас всех тут давно. И на том берегу и на этом.
- Кто бы говорил, Йозеф - с недобрым намеком, ответил ему приободрившийся после своей ловкой расправы Фанкиль.
- Лео, а шапочка леди Инги? - внезапно со злым, обиженным напором потребовал у рыцаря полицейский - просто, так, за красивую косу, подарили?
- Помните тот скандал? - устало ответил раздраженный нападками коллеги, снова начал сердиться терять самообладание, Фанкиль - когда леди Вероника ездила в больницу с инспекцией. Ей там показали как все красиво, а она через неделю приказала попечителя, бухгалтера, главного врача и старшую медсестру арестовать и всех без суда за ребра над Керной подвесить. Она тогда выделила дополнительные средства на современные лекарства и оборудование, а нам спустила приказ провести проверку. Так вот знаете, какие там схемы были, кому эти лекарства передавались и сколько нам только за сокращение списка нарушений предложили? Не знаете. Так что молчали бы Йозеф. А шапку эту я сам Ю... леди Инге в подарок под заказ на именины, в лавке 'Маротти' сшил, можете лично проверить сходить.
Лейтенант презрительно усмехнулся, но ничего не ответил. Дальше некоторое время они ехали молча.
- А сегодня же банный день - внезапно печально и устало заметил полицейский, глядя с обрыва на слабо мерцающую, светлую, обрамленную непроглядно черными лесистыми берегами реку.
- Ага - просто чтобы хоть как-то поучаствовать в беседе, ответил ему детектив.
Над головами темнело облачное и безлунное ночное небо. Искры от вдохов вылетали из трубок, озаряли сполохами усталые, изможденные лица. На часах Вертуры было без двадцати четыре.
***
Весе утро и весь день Мариса провела рядом с принцессой Вероникой. Когда та приказывала, бегала, носила по кабинетам бумаги, отдавала их нужным людям во дворце. По всей видимости, эту работу обычно выполняла Регина Тинвег, или какая другая девица из свиты герцогини, но сегодня старшую фрейлину приставили присматривать за Рыжей Лизой, которую снова уложили на кровать в большом кабинете и сказали лежать и никуда не ходить. Впрочем, кажется такое бездействие нисколько не смущало подругу принцессы: она спокойно лежала на кровати, прикрыв глаза, сложив руки на груди, временами проговаривая какие-то похожие на коды наборы букв и цифр, но большую часть времени молчала, не двигалась, как будто в полудреме, или забытье. Доктор Фонт заходил каждый час, мерил ей температуру, заглядывал в глаза через специальную линзу. Заходила Регина Тинвег, приносила кофе и бутерброды, принеся большой поднос, свершившись с часами, потрясла за плечо рыжую Лизу, сказала что пора обедать.
Остальных же девиц принцесса отправила вон, чтобы не мешали своей болтовней и шутками заниматься делом: бесконечными папками и документами, которые, сидя за рабочими столами, они разбирали с прокурором Максимилианом Курцо и столичным юристом. Так что бегать приходилось теперь Марисе, которую герцогиня отчего-то решила назначить сегодня своей фрейлиной.
С самого утра, как полагалось по расписанию, была тренировка, потом завтрак и сокращенная литургия в домовой церкви, что располагалась на первом этаже в Малом дворце в соседнем с трапезной для пажей и фрейлин помещении. В полдень явился помощник магистра Роффе, мэра Гирты. Напомнил о приглашении на запланированный еще за месяц, назначенный на сегодняшний день в доме депутатов, приуроченный к именинам старшего сына мэра, молодого и очень талантливого, недавно защитившего диплом в известном столичном училище финансиста, торжественный банкет. Привез букет цветов, осведомился, соизволит ли герцогиня приехать сегодня вечером, получив утвердительный ответ, в кулуарах уточнил у лейтенанта Кирки, сколько с ней приедет человек.
- Тебя надо подстричь - глядя на Марису, строго сказала герцогиня и позвала Парикмахера, мрачного молодого юношу с пронзительными черными глазами и суровым узким лицом, больше похожего на ученика мага-алхимика, чем на мастера стрижки. Он ополоснул руки холодной мыльной водой, и, не отряхивая их, достал ножницы и стальной гребень, взялся за волосы Марисы. Она уже было испугалась, что ее сейчас обстригут совсем, или сделают какую-нибудь модную столичную прическу, какие совершенно непригодны для обыденной человеческой жизни, но Парикмахер оказался мастером своего дела. Он вымыл и расчесал Марисе волосы, каскадом чуть подрезал концы, почти как у принцессы и слега загнул горячими щипцами несколько прядей чтобы было красиво. То же самое сделал и с ее челкой и, критически оглядев свою работу со всех сторон, снова расчесав их, развернул вращающийся стул к зеркалу, но так и не дал Марисе уйти. Ловко подхватил часть волос чуть ниже затылка и заплел ей тонкую косу перевив ее алой, с черными письменами, лентой с жемчужиной и манерной мохнатой кисточкой на конце.
- Так приказала леди Вероника - прикладывая руку к груди, с поклоном сообщил Парикмахер, продемонстрировав Марисе в большом зеркале, ее собственное отражение. Глянув на его руки, она слегка удивилась тому, насколько они были грубыми, жилистыми и крепкими, как будто привычными скорее к мечу, лопате или топору, нежели к инструментам для наряжания девиц.
После обеденной трапезы начали собираться на торжественный банкет. Приехал князь Мунзе. Высокий, сутулый мужчина лет пятидесяти, с треугольным желчным, обрамленным серыми бакенбардами лицом, в блестящей кирасе, высоких модных сапогах и с начищенным до блеска, почти как у майора Тинвега, самозарядным пистолетом на поясе в кобуре. Привез в повозке свою жену и невесток. Вместе с ним верхом явились его двое облаченных в латы, как на войну, сыновей, свояк и еще человек тридцать нарядных, кто во что горазд, пеших, больше похожих на позеров с перекрестка, чем на солдат, его вассалов, оруженосцев и рыцарей. Демонстрируя себя герцогине, что наблюдала за ними из окна своего кабинета, они выстроились как на параде перед Малым дворцом по стойке 'смирно', подняли знамя дружины Университетского квартала с изображением черной пятиголовой гидры с бирюзовыми глазами на багровом полотне. Фрейлины принцессы Вероники долго и придирчиво рассматривали его в лорнет, обсуждали, что они сшили бы лучше, поссорились с княжескими невестками. Но князь Мунзе спешился, перекрестился и, приложив руку к груди, молча и торжественно встал между ними, на чем ссора как-то сама собой и завершилась. Видя эту сцену, принцесса велела передать ему, чтобы отправил всех своих домой, а сам, вместе с младшим сыном, подождал внизу, пока она и ее свита не соберутся к выезду.
Собрались относительно быстро, но всех задержала принцесса Вероника. К ней в кабинет явился какой-то важный человек из герцогской администрации, вручил толстую папку и сказал, что требуется какое-то срочное заключение, так что выехали только около шести часов вечера. Неспешно, торжественной верховой процессией, пересекли Соборную площадь, проехали под аркой ратуши, выехали на проспект Булле, поехали по нему вниз, в сторону проспекта Рыцарей.
На перекрестке, у дома депутатов, нес вахту почетный караул, облаченный в нарядные доспехи с лиловыми клубными лентами. Лейтенант Манко и его люди поклонами приветствовали герцогиню и ее свиту. Заметив князя Мунзе, рыцарь одобрительно прищурился, кивнул ему. У моста ярко горели фонари. Перегородив проспект, здесь стояло множество колясок, повозок и карет. Тусклым железом и нарядной краской сверкали ипсомобили. У коновязи не хватало мест. На широких ступеньках, в стороне от входа, сидели, ожидали своих хозяев и рыцарей оруженосцы и лакеи.
