Малфой сделал вид, что не заметил, как Поттер обернулся к нему, и даже, кажется, раскрыл рот, что бы что-то сказать, но к счастью, открылись двери лифта и Драко поспешно вошел внутрь. Он даже демонстративно развернулся лицом к выходу, но при этом скосил глаза на кружащий по кабинке бумажный самолетик. И лишь в щели закрывающихся створок кинул взгляд на знакомое до слез лицо.

В зале заседаний они все равно увидятся, но это будет потом, при большом скоплении народа, им даже долго разговаривать не придется. Поттер ответит на пару вопросов и, надо думать, уйдет, потому что, какой бы приговор не огласили, лично его это не касается. А после суда можно будет еще задержаться, чтобы уж наверняка не столкнуться с ним в Министерстве, хоть и канун Рождества, да и Астория будет сердиться, но можно немного потерпеть ради будущего спокойствия.

Так что вероятность встречи с бывшим лицом к лицу ничтожно мала. Но почему же так бьется сердце и такая тревога на душе?

***

Кабина лифта, качаясь и дергаясь, скрипя и гремя механизмом, наконец, добралась до нужного этажа, и Драко с колотящимся сердцем вышел вместе с группой судейских, но стоило ему переступить порог канцелярии Визенгамота, как тревога понемногу улеглась, её вытеснили текущие дела и заботы.

Он все же успел зарегистрироваться первым, получил несколько пергаментов и неприятно удивился, что дело, еще вчера сулившее надежду быть сложным и громким, по количеству имеющихся документов тянет скорее на банальный спор крестьян о границе между пастбищами.

Зато новенькая мантия сливового цвета и такой же колпак, выданные на время процесса, порадовали. Потому что не стоили ни кната, были сшиты как будто на него, и, самое удивительное, что цвет не сделал его лицо бледнее, чем оно было на самом деле, а даже придал ему солидности и респектабельности.

Бегать за подзащитным молодому адвокату тоже не пришлось, парня под конвоем лишь одного аврора привезли прямо в Визенгамот и оставили до начала суда в маленькой комнатке без окон, больше похожую на кладовку для метел, рядом с залом заседаний. Но на этом все хорошее, что могло произойти в этот день, похоже, закончилось. Фортуна снова отвернулась — поговорить с подопечным не удалось. Худенький черноглазый и длинноносый паренек, похожий на взъерошенную испуганную птицу, совершенно не знал английского языка. На все вопросы защитника лопотал что-то непонятное и осмысленно кивнул лишь, когда услышал свое имя — Ионел Раду Копош.

И тут Драко растерялся. Как защищать доверителя, если с ним невозможно поговорить?

Он несколько раз вынимал свитки из сундучка, перечитывал и снова убирал их на место, вставал, пил воду и снова садился. Голова шла кругом, часы отсчитывали время, а решение не приходило.

Тогда он сунул уменьшенный сундучок в карман и вышел в фойе, рассчитывая увидеть кого-либо знакомого, чтобы посоветоваться, или, на крайний случай, найти тихий уголок и без посторонних глаз обдумать ситуацию. Но вокруг не было видно ни одного знакомого лица, в фойе, по большей части, стояли и беседовали между собой пожилые мужчины и почтенные дамы — члены-старейшины суда, вдоль стен топтались небольшие группки зевак — любителей криминальных историй, серой мышью мелькнул в толпе виденный когда-то репортер из «Ежедневного пророка», да крепкий рыжеволосый парень в потертой куртке из серой драконьей кожи угрюмо прошел мимо. Волнение снова накатило на адвоката и стало понемногу перерастать в тревогу. Драко решил пройтись, лишь бы не стоять истуканом. Он попытался восстановить внутреннее равновесие, но сердце колотилось, отдаваясь в висках болезненной пульсацией, а в животе, казалось, ворочался скользкий уж. Чтобы успокоиться, Драко влажной холодной ладонью сжимал в кармане игрушечный снитч и гладил его большим пальцем, внушая себе: «Это не трусость, это нормальное волнение перед первым выступлением на публике, но я сейчас возьму себя в руки и успокоюсь. Да, я уже совершенно спокоен. Я помню все обстоятельства дела и полностью владею ситуацией. Меня невозможно сбить или запутать. Это дело простое, нет никаких причин для переживания. У меня есть доводы в пользу подзащитного, и я выиграю этот процесс».

По-правде сказать, никаких доводов у него не было, и внутренний голос что-то невнятно бормотал о, хотя бы, минимальном сроке заключения, но гордость не позволяла прислушиваться к нему. В неприветливый зал заседаний идти не хотелось, потому что Драко еще не забыл тот день, когда сам находился там с отцом и его соратниками в цепях и под охраной.

Нечто скользкое и холодное продолжало ворочаться в животе и уже начало издавать булькающие звуки, слава Мерлину, что близко никого не было, но позор будет неминуем, если не удастся справиться с подступающей паникой.

А публика, меж тем, продолжала спокойно и чинно бродить по фойе. Драко тоже попробовал так поступить, но не получил ни спокойствия, ни сосредоточенности. Постоял у наколдованного окна, наблюдая за бумажными самолетиками, лавирующими среди праздничного убранства помещения и высматривая знакомых. Но собственными связями в Визенгамоте он еще не обзавелся, а бывшие сослуживцы отца старательно его не замечали.

Наколдованные часы пробили четверть одиннадцатого, а Драко по-прежнему не знал с какой стороны подступиться к делу, и тут, с ужасом, почувствовал, что у него разом начали ныть зубы, сдавило желудок, кишечник заявил о себе подозрительными позывами, по спине покатились градины холодного пота, а ладони, вдруг, стали сухими и горячими. Еще и во рту сделалось кисло, и так захотелось курить, что молодой человек не выдержал и решил, что нужно срочно найти туалет, или курительную комнату, или любой темный закуток, но только чтобы никого не видеть и не слышать, и хоть несколько минут побыть наедине с собой.

Драко еще раз обошел фойе, но туалет не нашел. Он осмотрелся по сторонам, раздумывая, у кого бы спросить, и встретился глазами с очень пожилым волшебником в такой же, как у него форменной мантии.

— Волнуетесь, юноша? — старичок с жидкой бородкой прищурил на Драко глаза под белесыми бровками-кустиками.

— Немного, — вымучено улыбнулся тот. Раскрыл было рот, чтобы поинтересоваться местонахождением нужного помещения, но старичок не дал ему говорить.

— Не переживайте. Дело выеденного яйца не стоит. За полчаса все завершим и к праздничному столу успеем. Этих нищих иммигрантов надо сразу на место ставить, а то не в меру осмелели, распоясались, не уважают наши законы! — Старик обрадовался, что у него появился заинтересованный собеседник, и поспешил высказать все, что думает о подсудимом, которого еще и в глаза не видел, а также обо всех потенциальных нарушителях границы, которые, по его мнению, того и гляди, начнут оккупацию страны.

— Нечего с ними церемониться, стоит только сделать послабление и, не успеешь оглянуться, как все тут заполонят. Вот посидит, гадёныш, лет десять в Азкабане, домой вернется и расскажет своим соплеменникам, что нечего тут делать, у нас хватает и своих бедняков и своих тварей.

Для убедительности старик несколько раз стукнул тростью об пол, и погрозил кому-то невидимому сухоньким кулачком, усыпанным коричневыми пятнышками.

— Да, конечно, нелегальное пересечение границы, да еще с драконом, — Драко не стал спорить, но предвзятое отношение члена суда к своему клиенту его неприятно удивило и вызвало внутреннее сопротивление. Он хотел было спросить, существует ли статистика подобных правонарушений, и имеются ли судебные прецеденты, но старичок, постукивая тростью, уже покинул собеседника и его сливовая мантия и колпак затерялись среди других мантий и колпаков того же цвета.

«Значит, судейские еще до начала слушания дела келейно осудили нарушителя границы? Они думают, что я соглашусь с их сговором? Ну, что же, посмотрим…» — Драко сжал губы в ниточку, и вдруг понял, что зубная боль прошла, бурчание в животе прекратилось, и он ощутил даже что-то вроде азарта, как когда-то в школьном патруле, когда приходилось выслеживать и ловить нарушителей указов профессора Амбридж. То, что правила и уложения надо чтить Драко понял давно, и на всю оставшуюся жизнь усвоил: проблемы с законом ведут к потере здоровья, ухудшению внешности и ограничению магии.