Джек хихикал и ежился, оглядываясь вокруг.

— Никогда не был в таком месте, — сказал он. — У нас в Гильбоа есть семейная вилла на побережье, но там купаться можно только в августе.

— Значит, надо почаще куда-нибудь выбираться. Ты — король, а не раб на галерах, — решительно сказал Брок, поднял его на ноги, разворачивая к себе лицом.

— Ага, быть королем — это хуже, чем быть галерным рабом. Те хоть мозги себе не ломали. — Джек погладил Брока по груди. — Слушай, а ты испанец или итальянец?

— Итало-американец, — в шею ему выдохнул Брок, целуя за ухом, под подбородком, острый кадык. — Ба от американского солдата родила отца, а он уже в Штатах мою мать встретил.

— А я вот чистокровный гелвуец. — Джек ненадолго прижался к нему. — Давай намажемся — и в воду. Купаться хочу — сил нет.

— Я намазываю, — в пупок ему ответил Брок, лизнул впадинку.

— Потом я тебя, — сказал Джек. — Только в плавки не лезь. А то мы до воды не дойдем.

— Ну вот, — притворно обиделся Брок, коснулся губами бугра на плавках и присел на песок, намазывая ноги Джека.

У них был целый месяц только для двоих. С белым песком, высокими пушистыми пальмами, лазоревой водой и, как обещали разом все брошюры, самыми прекрасными закатами.

Джек длинными ласкающими движениями намазал Брока, поцеловал, взял за руку и потянул к воде.

— Ночью, — улыбнулся Брок, остановив Джека у самой кромки воды. — Стяну с тебя все тряпки и буду любить в волнах.

А потом подхватил на руки, закинул на плечо задницей кверху и ринулся в воду.

Наплававшись вволю и нанырявшись до одурения, Джек выполз на кромку воды и растянулся в мелких волнах, накатывающих на пляж.

— Так хорошо… — протянул он. — Брок, идея была гениальная.

— Видишь, какой я полезный, — подтвердил Брок, навалившись на Джека всем собой, распластал по удивительно белому мелкому песку.

Они лениво целовались, гладили друг друга в теплых накатывающих волнах Атлантического океана, такие счастливые, влюблённые, словно и правда весь мир был у их ног.

Джек подумал, что Брок с каждым разом возносит его на более и более высокую ступень счастья. И было немного страшно, что Брок в нем разочаруется.

Ужинали тут же на пляже, зайдя в дом только для того, чтобы выполоскать песок из самых неожиданных мест. За это время прислуга расставила, воткнув в песок полукругом, ярко пылающие трепещущие на ветру факелы, вынесли небольшой стол и пару стульев, сервировали его фруктами, украсили цветами. Где-то в отдалении играла тихая приятная музыка, лишь оттеняя шум волн и нисколько его не заглушая.

— Пойдём, — улыбнулся Брок, переплёл пальцы Джека со своими и вывел его на террасу и далее на пляж, сейчас золотисто-оранжевый в лучах заходящего солнца, падающего прямо в океан.

— Ах! — вырвалось у Джека. — Как красиво!

Брок молча коснулся губами середины его ладони и глянул так, что слов никаких не требовалось.

— Я… — хрипло произнес Джек, прокашлялся и продолжил: — Я организую свои дела так, чтобы мы могли летать сюда дважды в год хотя бы на неделю.

— И будешь зашиваться всё остальное время? — вскинул брови Брок, покачал головой. — Острова никуда от нас не убегут. Для меня главное — ты, а где… это малость. Наша спальня ничуть не хуже, когда мы вместе.

Стоило им сесть за стол, словно из ниоткуда появилась пара официантов. Один разлил вино по высоким бокалам, второй расставил тарелки с каким-то лёгким салатом и запеченными на гриле гигантскими креветками.

Джек был голоден, но вбитое с малолетства королевское воспитание не позволило ему накинуться на еду. Он ел не спеша, соблюдая все правила этикета. Брок же посмеивался, таская из его тарелки руками салатные листья и кусочки манго.

На креветках королевское воспитание сдалось. Джеку казалось, что он рычит, пожирая ракообразных, такие они были вкусные. Утолив первый голод и запив еду прекрасным белым вином, Джек внезапно предложил:

— Давай заведем кота.

Расхохотавшись, Брок щёлкнул его по носу.

— Ты иногда очень внезапный. Давай, какого ты хочешь? Я-то с домашними животными не лажу, у меня даже кактус — и тот засох из-за недогляда.

— Хочу большого и мохнатого. Чтобы горничные заебались шерсть убирать, — сказал Джек. — Рыжего. С длинной мордой и кисточками на ушах. Я такого где-то видел.

— У моего зама, — вдруг пустился в воспоминания Брок, — был уёбищный белый перс, а форма у нас чёрная. — Он расплылся в совершенно идиотской улыбке. — И представь себе двухметрового бугая с мордой идейного могильщика, работающего за одни конфеты, с ног до головы уделанного в белой шерсти.

— А почему он свою форму на работе не хранил? — удивился Джек.

— Нашёл у кого спросить, но зато у нас появился наряд для неудачников и долбоёбов “чистить Роллинза”, — гыгыкнул Брок. — Самый сообразительный приспособил для этого дела катушку скотча.

— Скучаешь по ним? — спросил Джек. — Я по парням из своей роты скучаю. Может, после армейской реформы тех из них, кто останется на контракт, перетащить в столицу на охрану дворца? А то вот Клотц меня просто бесит.

— Клотцу и его другу-дебилу осталось полторы недели отработать — и они свободны, — хмыкнул Брок, опустив первую половину вопроса.

Скучал ли он по своим? По всем, кого знал и любил? Кем жил?

Очень скучал, до боли в подреберье, застарелой тянущей тоски, готовой вот-вот прорваться протяжным волчьим воем. Скучал по Роллинзу, по ребятам, по их шумным разудалым пьянкам, марш-броскам, операциям, выходкам Таузига, идиотским на грани фола шуткам Лаки, вечным скандалам парочки Глазго и Лютика.

— От них даже Томасина настолько устала, что на ворота в итоге сослала, но они и там что-то учудить умудрились.

— Как только отец брал на работу подобных идиотов? — вздохнул Джек и снова принялся есть.

— Сие тайна, покрытая мраком, детка.

Вино и еда кончились, стол со стульями убрала незаметно подошедшая прислуга, а Джек с Броком молча стояли, обнявшись, и смотрели, как с шипением догорало в водах Атлантики солнце.

— Что-то я устал, — зевнул Джек. — Давай искупаемся еще раз и посмотрим, что тут за вилла?

Бережно раздев Джека, на этот раз ни оставив на нём совершенно ничего, Брок скинул с себя всё и, разбежавшись, врубился в тёмную воду, нырнул, скрываясь из виду.

Джек зашел в океан по пояс и просто упал в набегающую волну. Он не очень хорошо плавал, не так хорошо, как Брок, и, отплыв метров на двадцать от берега, просто лег на воду и уставился на звезды.

Брок. Его муж. Самый настоящий. Любимый. Кто бы мог подумать, что все так сложится?

Джек, конечно, повесил Эндрю Кросса за убийство Сайласа, но где-то в самой глубине души был ему благодарен. Кроссы — это была политика, политика в чистом виде. Дела государства важнее родственных уз. Но если бы Сайлас был жив, они бы с Броком так и выгребали бы каждую неделю жучки и камеры из пентхауса.

А теперь они женаты. И у них — подумать только! — медовый месяц.

***

Весь месяц они не думали ни о чём, проживая каждый день, словно последний и завтра никогда не наступит.

Просыпались от ласк друг друга, поцелуев, жарких прикосновений или просто нежились в постели до полудня, неспешно завтракали и либо шли гулять по острову, либо брали яхту и выходили в океан, плавали с аквалангом, рыбачили, дурачились или целыми днями пролёживали на пляже, подставляя бока жаркому южному солнцу.

Джек фактически оставил страну на Томасину, приказав ей в случае какого-нибудь непредвиденного пиздеца сразу звонить, но то ли пиздеца не случалось, то ли Томасина разруливала их на подлете — за весь медовый месяц Джека ни разу не побеспокоили.

И это радовало. Значит, отпуска не были таким уж мифом, каким казались Броку в первое время.

Вот только месяц, медленно. но верно всё же подходил к концу. Они оглянуться не успели, когда наступил последний их вечер на райских Багамских островах.

— Не хочу домой, — ныл Джек во время последнего ужина. Он посмотрел в тарелку со свежевыловленной жареной рыбой, а потом рассмеялся. — Ты меня избаловал, Брок.