— Я иногда думаю, — вдруг сказала Донна, — что будет, если меня убить? Воскресну ли, как вы? Или исчезну, как должна? Я не мемория, моя душа едина и не отмечена звездой. Я не проклята, как Ситри. В груди нет даже тумана. Я родилась самой… обычной.
— Принцессой, — напомнил Валентайн, гладя ее по ладони. Алебастровая кожа поражала мягкостью каждый раз.
Донна, не отрываясь, смотрела на лавовые озера.
— Что если я прыгну туда? — отстраненно произнесла она.
— Я прикажу лаве застыть, — нахмурившись, выпалил Валентайн. Любимая, повернувшись в нему, улыбнулась. Эта улыбка! Она полностью меняла ровное и гладкое лицо убийственной мадонны.
По ущелью пронесся вой Эйя — Ситри вернулась с юга. Валентайн вздрогнул.
— Пойдем отсюда, — сказал он.
Каждый в Синаане получал свою долю адских мук.
Поднимаясь по древним ступеням бесчисленных переходов, Валентайн вспомнил первую фразу, сказанную Донной.
— Все истлело? — повторил он, подавая любимой руку.
— От Аливьен-иссе до Анлоса, — сказала Донна, чуть сжав его ладонь. — Наама повеселилась на славу.
— Наама! — гневно выпалил Валентайн. — Я окатил бы ее лавой.
— Она всего лишь выполняла приказ.
— Очередной глупый приказ!..
— Не такой уж и глупый, — невозмутимо заметила Донна. — Все укрытия империи сожжены, мемориям негде прятаться, наша армия пройдет свободно. Что до моральной составляющей, она волнует немногих, особенно во время войны. Чтобы что-то защитить, нужно быть безжалостным.
Они свернули на лестницу, ведущую на юго-запад. Чьи-то кости хрустели под их сапогами.
— А в перспективе глупый, — резонно сказал Валентайн. — Мне ли говорить тебе о перспективе? Ты прекрасно знаешь, что он уничтожит все, включая нас. Мы боремся за пустоту.
Адский жар сменился пленяющей могильной прохладой их земель. Километры, мили кладбища, мрамора, последнего островка древней Синааны. В прозрачных кислотных озерах плавали инферналы, мученически протягивающие руки к своим хозяевам, и как только они это делали, старый бес-надсмотрщик колол их трезубцем. Неслышно несла свои воды река Стикс, оканчивающаяся черным лесом, в котором завывали баньши, встревоженные пролетающим мимо ифритом. По краям дороги ровными рядами рос амарант. Луга справа, на которых паслись кошмары, скрывал туман, и только дорога, изгибающаяся от могильных плит, была видна в нем да красные цветы амаранта. Слева же гулял ветер. Валентайн и Донна медленно ступали по старым плитам дороги. Они любили каждую частицу своего маленького мирка и заботливо охраняли от любых посягательств.
Быть бы им Темными королем и королевой! Тогда, может, мир был бы совсем другим. Но, увы, испокон веков Королем и Королевой были Майриор и Сиенна Чарингхолле.
— Все уходит, — прошептала Донна. — Все исчезает, обращается в пепел, в прах, и только память хранит отголоски прошлого. Память, заложенная в этом мире. Ничто не исчезнет без следа, все сможет воскреснуть. Не волнуйся об этом. Это не конец мира, как ты думаешь.
— Но что мешает ему изменить эту память? Что мешает уничтожить саму суть мира? — грустно сказал Валентайн, и тьма охватила их обоих, как плащ, и скрыла.
***
13 число месяца Постериоры
Утро не наступило.
Холодная багряная луна освещала пепельную пустошь, простиравшуюся до самых западных гор. Воздух был насыщен запахом гари, кое-где над холмами из пепла и обгорелых останков поднималась тонкая пелена дыма. Безрадостный пейзаж состоял из смешения двух цветов — серого и черного, и лишь одного запаха — запаха смерти.
Армия Синааны выступила в поход через горы. Воины заполнили подземные переходы под толщей земли, двигаясь в полной темноте и молчании: лишь подкованные железом сапоги гулко впечатывались в камень, скрипели сочленения доспехов да терлись о крепкие бедра ножны. Позади пеших воинов тянулись колесницы с запряженными в них толстошкурыми неповоротливыми ящерами, что везли части орудий и осадных башен. За повозками вели за повод лошадей в жестких попонах с нашитыми на них медными бляхами. С их седел свисали колчаны, полные стрел. Летучие твари, покинув горные карнизы у пещер-гнезд, летели по воздуху, скрываясь до некоторого времени высоко в толще грозовых туч. Чудовища, которых не могли принять туннели, топтали тропы, проложенные по земле и снегу разведчиками, что шли с передовыми отрядами, координируя передвижение всей армии.
Майриор Десенто стоял на выступе отрога горы, глядя на то, как собираются в единое войско выходящие из пещер, прибывшие по воздуху и по земле отряды. Его плащ развевался по ветру и сверкал подбоем. На лице застыла победоносная улыбка. Да! Сегодня он стал единственным истинным источником света, и не оказалось никого, кто бы его отражал — это говорил весь вид Короля. Впереди застыла армия, воины Синааны приветствовали монарха криками и рукоплесканием. Справа от него стояла Валетта, слева — Айвена. Обе леди держали Майриора за руки.
Валентайн с любовью глядел на пустошь, где ровными рядами стояли легионы его солдат, облаченных в непроглядно-черное, как он сам. Шлемы горели, ловя свет от Короля, искры тлели на наплечниках и тассетах. На латах горел знак Синааны: луна, охваченная призрачным пламенем. Это дети его и Донна… конечно, не в буквальном смысле, но они оба отдали армии все свои силы. И вот, наконец, наступило время блистательного представления миру своих трудов.
Настроение омрачало только одно: Бетельгейз остался в Золотых палатах, сидеть с сестрами. Валентайн знал, что виновной в отсутствии принца была Римма, не Альмейра. Инколоре-младшую хотелось посадить в клетку, как Эйа. Это избавило бы королевство от многих проблем. Как лорду-оборотню хотелось, чтобы любимый друг стоял рядом в такой момент! Однако единственным мужчиной рядом оказался ненавидимый Майриор. Валентайн кинул на него испепеляющий взгляд и пожелал, чтобы тот не остался незамеченным.
— Сколько их? — спросил Владыка внезапно.
— Двести сорок семь миллионов, мой король, — ответила Донна.
— Двести сорок семь… — повторил Майриор, задумчиво вглядываясь в земли империи.
— Что случилось, мой милый? — ласково прощебетала Айвена. — Ты считаешь, что не хватит? Может, стоит отложить поход?
— Нет! — вырвалось у Валентайна.
Он свою жизнь отдал этому моменту!
— Нет. Хватит, — сказал Майриор.
— Лета, прекрати меня морозить! — капризно воскликнула Айвена. — Снега могу вызвать поболее твоего.
Чуть прихрамывая, подошла Ситри, облаченная в длинный наглухо застегнутый черный плащ. Полуночный рыцарь незаметно посмотрел на нее. Шесть дней прошло с последней «разрядки», и Валентайну казалось, что через пару дней он не выдержит и оприходует первую попавшуюся служанку Золотых палат. Даже тело Айвены, которую он ненавидел, медленно, но верно, начинало манить. Что уж говорить о Донне? Тогда, у Брааса, он едва не сдался под натиском инстинктов. Наверное, перед Ситри стоило извиниться — только как, за что, почему? Танойтиш стояла непривычно ровно. Обычно она чуть сутулилась, но сегодня, будто сняв цепи комплекса, бесстрашно смотрела вперед. Валентайн впервые понял, что у его подруги нос настоящего хищника. И как он раньше не замечал?
— Прикажите армии выступать, — негромко сказал Майриор.
Донна подняла руку в сигнале. Войны слаженно ударили по щитам, по долине пронесся гул, что стал предупреждением невидимому врагу. Ящеры взревели, задирая рогатые шипастые головы, летуны захлопали крыльями, издавая пронзительное шипение, гигантские горы плоти, одетые в броню, присоединили к общей какофонии свой трубный глас. Армия сделала первый шаг к победе. Валентайн гордо расправил плечи. Момент славы!
— Как думаете, сколько из них выживет? — вдруг сказал Король.
— Они погибнут ради благой цели, — ответила Донна.
— Ради тебя, — прошептала Вейни, устремляя к Майриору прелестное личико.
— Валентайн, я спрашиваю тебя, — негромко произнес тот.
Лорд-оборотень, не отрывая восхищенного взгляда от черных легионов, ответил: