— Наказание должно соответствовать преступлению. Ранее оно было недостаточным.

— Михаэль погиб. Казнь свершилась. Ты сбросил тело с балкона, его скормили водному ящеру, и, ходят слухи, Оррей надругался над ним по пути. Надеюсь, просто слухи. Это отвратительно.

Донна передернула плечами, показывая, насколько мерзким ей представляется такой поступок. Валентайн был слишком взбудоражен, чтобы осмыслить ее последние слова. Полуночного рыцаря заинтересовали другие.

— Его убил не я, а ты, — с недовольством отметил он. Туннель, наконец, явил лунный свет в конце.

— Правосудие — бесстрастность палача, — ответила Донна. — Ты отомстил Мару недостаточно? — Валентайну показалось, что любимая женщина посмотрела на него с некоторым презрением.

— Наказание, ничего больше! — в оправдание воскликнул он.

— Неужели? — вишневые губы скривились в улыбке. — В Судный день людей карали быстрее. Ты провел с ней четыре часа. Я видела Мару после — не лги. Не только наказание. Бедная женщина рассчиталась за двоих… если не больше. Это бесчестный поступок.

Она смотрела вдаль, будто ей было противно смотреть на Валентайна. Лунные блики играли на черных коротких прядях волос и отражались в расширенных зрачках. Суровый профиль отчетливо проступал в полумраке пещеры, которая медленно рассеивалась. Если бы кто-то другой осмелился сказать Валентайну подобное, то попрощался бы с жизнью. Однако она, леди и воин одновременно, сумела пробудить совесть, заставила признать промах. Донна не совершала ошибок, действовала в соответствии со своей моралью и не искала путей ее обойти. Это заслуживало уважения Валентайна, а раз так — она могла судить.

— Да, ты права, — признал он, сделав усилие. — Прости, — это слово никогда не звучало обращенным к другому человеку.

— Я прощу, — произнесла Донна. — Но простит ли то, что ты называешь справедливостью? Простит ли справедливость майомингов? Я так не думаю: кара настигнет их позже. Мировые весы не любят, когда кто-то действует от их имени. Не стоит им помогать. Заслуженному свойственно приходить по своей воле.

Они вышли под ночное небо, такое прекрасное над бескрайним заливом Сэйонсу. Звезды — души героев — отражались от воды, им вторила луна. Ветер не трогал величественное зеркало, и даже волны у берега касались цели бесшумно. Пели цикады. Валентайн улыбнулся: по самому горизонту проплывал корабль, освещаемый фонарями или даже огнями Святого Эльма. Пахло грозой, солью и совсем чуть-чуть пеплом. Последний они принесли с собой. Это заставило улыбку исчезнуть.

— Волшебное место. Иногда жалею, что небо Оссатуры всегда затянуто тучами. Образы бывших друзей вдохновляли бы всех.

— Бывших друзей?

— Смотри, — Донна прижалась к нему и указала пальцем на одну из точек. — Видишь? Это горит первая мемория, рожденная под той же звездой, что и я. Рядом с ней — ее муж. Они погибли от солнечного света. Бетельгейз был молод, не смог удержать тучи над королевством, когда Майриор отсутствовал. Он так корил себя… Видишь? — Валентайн не мог сосредоточиться, когда Донна находилась к нему столь близко, и, извернувшись, вырвался. Не успела любимая ничего сказать, как он сорвал цветок, растущий рядом, и протянул его.

— Прекрасный, как ты, — выпалил Валентайн, молясь, чтобы длинная туника спасла его от унижения. Донна неуверенно коснулась пальцами сиреневых лепестков, что в лунном свете стали индиговыми, и вскрикнула. От неожиданности он уронил подарок в сточную канаву дороги.

Донна смотрела на собственные пальцы. На мраморной коже отчетливо различались темные пятна. «Ожог», — понял Валентайн и, осознав ошибку, сглотнул.

— Это была лаванда, — прохрипел он, разом утратив голос. Донна подняла голову. Едва ли не впервые за время знакомства Валентайн заметил на ее лице страх.

— Лаванда… — повторила Донна, сжимая пальцы в кулак, будто пытаясь сохранить полученную метку. Потом взгляд Белладонны упал на поверженный грязью цветок. Дева, разом очнувшись, выпрямилась, и более ничего, кроме спокойствия, Валентайн в ней не увидел до самого вечера. Только глубокой ночью, уже под утро, он случайно стал свидетелем странной сцены: Донна лежала на кровати, смотрела на шрам и что-то бессвязно шептала. Что именно, Валентайн различить не смог и потому просто лег рядом, намереваясь отдохнуть после мучительных переговоров.

***

12 число месяца Постериоры

Валентайн лежал, закрыв глаза, у озера раскаленной лавы и медленно, как обычно ласкают кота на коленях, гладил лежавших рядом саламандр. Жесткие спины, колючие гребни напоминали ему касание оружия. Саламандры пламенели от удовольствия, щекоча пальцы. Редко когда Валентайн мог позволить себе такую роскошь, но сейчас, ощущая непривычную тяжесть во всем теле, он хотел только ленивого забытья наедине с собой.

Синаана никогда не выглядела столь безлюдно. Узников бесчисленных клеток ущелья пустили на корм оборотням; осталась лишь Эйя, ставшая единственной «игрушкой» здешней царицы ада. Оссатура опустела, в подземельях остались лишь дети; юг и восток скрывал серый туман. Острова, прибрежные города королевства тоже обеднели: Айвена и Ситри ушли на юго-запад, завоевывать нейтральные архипелаги. Завоевывать? Сумасшедшая повелительница воды хотела попросту уничтожить их. С Ситри они не разговаривали с памятной встречи на дне ущелья, и Валентайн не знал, что ее мучило, хотя слышал разговоры о переменах в Стальном клинке. Причины перемен были неизвестны никому, кроме Айвены. Наама бесчинствовала на землях Хайленда; Валетта, как тень, скрылась в тумане, и никто, кроме ее господина, не знал, где она.

Все живое и неживое, предчувствуя победу Майриора Десенто, возвращалось в Синаану, где и было создано много веков назад.

Вернуться под крыло королевства получалось далеко не у всех. Майриор приказал истребить жителей пустынь западного материка: вольных кочевников, змей-людей, горные народы, пиратов. Валентайн знал, что Владыка не прощал предательств и помнил о проступке Сёршу всегда. Ситри Танойтиш с радостью выполнила приказ, в одиночку распяв каждого на железных крестах — своим традициям она не изменяла и явно не испытывала угрызений совести за уничтожение дальних родственников. Валентайну было все равно. Он полностью погряз в мечтах о завоевании Анлоса и забыл даже о своей ненависти к Майриору. Наконец Они понесут кару! Возмездие. Как давно Валентайн его жаждал. Совсем скоро он разрушит Хайленд до основания, сожжет всю ложь и двуличие, царившее там. В победе он был уверен. А потом… что потом?

Кровь и пустота.

Такие мысли терзали Валентайна, когда к нему спустилась, отмахиваясь от дыма, любимая Донна. Донна… Та женщина, что держала его тут долгие годы, твердая, как сталь, храбрая, принципиальная, благородная, беспощадная, безжалостная, убийца! Валентайн мог абсолютно честно сказать, что умер бы ради нее, убивал ради нее, и даже если бы Донна не придавала этому никакого значения, он продолжал бы убивать. Валентайн все делал с бешеной энергией и страстью — и любил ее в том числе. Стройная фигура, успокаивающая речь, острый и жесткий ум, обезоруживающая логика, прагматизм и холодная голова. Это все его любимая Донна, единственный… человек, к которому он прислушивался. Сейчас на ней не было доспехов. Сейчас она была просто женщиной. Легкая туника обтягивала ее тело — тело статуи, на которое Валентайн покушался только в мыслях.

— Все истлело, — произнесла Донна, присаживаясь рядом.

Голос звучал устало.

— С тобой все в порядке? — обеспокоенно спросил Валентайн, разом вырвавшись из мыслей о будущем.

Донна закрыла глаза и коснулась белой рукой груди.

— Так тяжело внутри, — сказала она. — Раньше там было сердце, потом — ничего, а сейчас — ужасающая тяжесть.

Валентайн вспомнил: Донна стала первой жертвой любопытства Короля. Майриору было интересно, сможет ли она остаться живой без сердца… потом решил, что рабам оно не нужно. Все Клинки лишились главной мышцы, отвечающей за проявление волнений. Только он, Валентайн, не прошел традиционный обряд. Если подумать, он не получил и официального титула. Всего лишь лорд.