Сиенна бросила молиться.

— Вот, пожалуйста, — будничным тоном заметил дядя Альбиус. — Она выслушала нас и согласна. Или я не так трактую внезапные явления? Судя по тебе, все же прав. Тогда вставай, приходи в себя и пойдем во дворец. Встреча начнется совсем скоро.

— Пошел к свету, — огрызнулась с Сиенна и с легкой счастливой улыбкой обернулась. Бетельгейза мучила совесть; Альбиус вновь оказался рядом и демонстративно поправил белоснежные волосы племянника. Брата и сестру назвали в честь цветов, добавив окончания, символизирующие пол: «-нна» — женщина, «-иус» — мужчина. Каждое имя в Чарингхолле было образовано подобным образом, и только Бетельгейз в очередной раз отличился. Тот факт, что корень имени выбрали в честь деда, не изменял редкости и неблагозвучия. Бетельгейз не смог бы вспомнить, что объединяло бы его и чарингхолльцев рядом. Дядя не уставал об этом напоминать.

— Итак, первая проблема, — сказал Альбиус. — Я не смогу убить деда, потому что не смогу подойти без свидетелей. Придется поработать, сестрица. Потом, так и быть, когда начнется хаос, в игру вступлю я и меч. Убийство на расстоянии — не мой конек. Конечно, можно попросить Бетельгейза…

Юноша испуганно и с мольбой посмотрел на мать.

— О, нет! Нет. Он не будет убивать. Я не позволю, и Майри не будет рад, — Сиенна закусила нижнюю губу. — Ладно. Я сделаю это. Они не знают, что я умею.

— Тогда я останусь с парнем, — с каким-то наслаждением протянул дядя Альбиус, заставив Сиенну настороженно на него посмотреть. Бетельгейз мелко задрожал. «Не показывать, не показывать», — думал он, а дядя заявил:

— Кто-то должен это делать, верно? Могут подумать на него. Бетельгейза половина мира считает колдуном. Ты же не хочешь, чтобы слухи нашли подпитку? Отсидимся в спальне, охрана будет знать, где мы, подтвердит, если возникнут вопросы.

Бетельгейз понимал, что суждение верно, но подобие сердца трепыхалось от страха. Чтобы отвлечься, он начал изучать призрачный огонь — практически единственный источник света в мире. Его считали священным. По легенде, пламя подарила богиня-созидательница Чаосин. Оно синтезировало души и забирало уже появившиеся, но о первом помнили немногие. Мама говорила, что передала крупицу огня в Мосант. Если Бетельгейз когда-нибудь окажется в измерении отца, то сине-голубые искорки будут напоминать о родине. Хотя, наверное, объединяло два мира не только призрачное пламя.

— Думаю, ты прав, — услышал Бетельгейз, отчего туманное сердце стукнуло, эхом отдалось по телу. — Побудь с ним. Надеюсь, ничего не случится.

— Под моей-то защитой? — с легким презрением отозвался дядя Альбиус. Да, рядом с ним Бетти мог ничего не бояться. Только самого защитника. — Поспеши. Пусть Чаосин одарит тебя удачей.

— Пока, милый, — мама подняла ладонь на прощание и решительно выскользнула в приоткрытые двери. Дядя и племянник остались вдвоем.

— Поправь, — приказал Альбиус и накинул ему на голову капюшон. В изменившемся голосе не было ни грамма участия. — Не позорь меня. И не создавай причин для подозрений.

Бетельгейз послушно спрятал волосы. Если рыжий считался низменным, то светлый — просто кощунством в столице. Бетти знал только одну блондинку — ту, что столь сильно нравилась дяде Альбиусу.

Они вышли из музея. Бетти смотрел под ноги, пряча цвет глаз — еще один повод для насмешек. Не хотелось разглядывать опостылевший город, в котором никто не любил. Картины мира он изучил давно: мрачный дымок над головой, сгустки и облака разных цветов и оттенков. Здесь не было света — жалкие крохи, от которых и возникала скудная палитра его разложения. Бесконечность, да безжизненный туман. Мир расширился настолько, что погас и охладел. И, к тому же, стал очень тих. Звуки возникали редко, и оттого мысли получили материальную ауру. Никто не знал, о чем именно ты размышляешь, но различал настроение. Некоторые, например, Сиенна, не желали окунаться в тайны чужих «душ», но ее брат был совсем иным.

— О чем думаешь? — на редкость миролюбиво спросил Альбиус.

— О Чарингхолле, дядя.

— Все-таки решил уйти? Я вижу. Давно говорил об этом. Тебе, Сиенне. Она не сможет защищать вечно. Нет, парень, здесь ты точно однажды не проснешься. Не понимаю, на что она надеется. Твердит, что Чаосин желает видеть тебя на троне… Полный бред. Чаосин была в ярости, когда ты родился, выгнала твоего папашу, а мелкой не дала появиться. Если бы могла, избавилась от тебя. Жители видят это отношение. Отправляйся к папаше, пока не поздно.

— Отправился, если бы мог, дядя.

Альбиус и Бетельгейз состояли в удивительных отношениях: страх и неприязнь сменяли друг друга, как привязанности у ветреной женщины, но незыблемой оставалась честность и открытость. Каждый знал, кем является для второго. К чему маски?

— Нужна помощь? Создать такие условия, чтобы матушка отправила сама?

Одним из несомненных плюсов дяди Альбиуса было то, что он всегда видел самое легкое решение и не стеснялся его предложить. Однако легкое для него — не другого.

— Подтвердит Чаосин, видеть тебя не могу, — посетовал дядя, отворяя потайную дверь. — Сгинул бы поскорее, помочь бы тебе, но с сестрицей связываться не хочется. Ничего страшного, не убью я — убьет другой. Что Сиенна начнет творить, потеряв тебя? Наступит полный разлад, наше измерение разрушится окончательно. И за что Чаосин подарила ей силы? Нужно отправить тебя домой. Не потому что мне жалко или что-то подобное, я думаю о стране.

Бетельгейз поспешно сравнялся с Альбиусом и умоляюще заглянул в лицо. Они шли по пустому проходу, который в скором времени должен был соединиться с коридором дворца. Здесь можно было поговорить без свидетелей. Дядя и племянник оказались в переходе вдвоем и могли не стесняться друг друга. Бетти схватил Альбиуса за руку.

— Вы поможете? Пожалуйста! Я каждую молитву прошу Чаосин об этом. Может, она послала вас? Никому не хорошо, что я здесь. Помогите.

Дядя остановился. Его капризные тонкие брови нахмурились. Бетти знал, что внешностью повторяет отца и по этой причине отвратителен для Альбиуса Чарингхолле. Наверное, поэтому племянник поднял голову, в отчаянии желая, чтобы его разглядели. Шестнадцать… лет, по меркам Мосант Бетельгейзу было шестнадцать. Ровно столько же тысяч падений дядя терпел его рядом, надеясь, что когда-нибудь не увидит после сна. Для принятия решения не понадобилось много времени. Альби завел прядь за ухо и, наконец, сказал:

— Могу. И сделаю. Ты исчезнешь, перестанешь путаться. Сегодня. Поднимется хаос, мамка твоя дама мнительная. Мы воспользуемся этим, инсценируем нападение, и ты уйдешь из Чарингхолла быстрее, чем появится новая песчинка. Обязательно передашь привет отцу.

Бетельгейз горячо закивал.

— Не вернешься, — уточнил Альбиус. — Насколько я знаю, время в Мосант течет иначе. Ты проживешь там много, очень много, и не постареешь ни на тысячу падений. Осмелишься возвратиться — я их обрублю. Как тебе уговор?

Бетти не сомневался.

— Я согласен.

Он не горевал, что перестанет видеть мать. Все что угодно, лишь бы исчезнуть из-под матового купола Чарингхолла. Если он мир-изгнанник, то, может, в остальных обитает свет, за который Бетти ненавидят? Бетельгейз надеялся…

— Пусть будет так, — Альбиус не сомневался тоже. — Я сдержу обещания. Я редко даю их, стараюсь не говорить попусту, но если даю слово, то выполняю его любой ценой. Надеюсь, ты сдержишь свое. Пойдем быстрее. Не хотелось бы оказаться в пустом коридоре, когда все начнется. Да и вообще, увидят нас вдвоем, пока ты мою руку тискаешь, подумают не то, что нужно…

Никто не произнес ни слова до самой спальни. Один раз Альбиус жестом попросил его остановиться и наклонился к несущему службу чаоситту-стражнику, что-то шепнув. Тот, с трудом разглядел Бетельгейз, кивнул. Самому младшему принцу мешал черный, обшитый золотистыми кручеными нитями капюшон. Пряча хозяина от мира, он прятал и мир от хозяина.

— Ждем экспозиции, мальчик, — поведал Альбиус, когда закрылась дверь. — Ложись спать. Когда придут гости, я их встречу, ты можешь не вставать. Рассказать, что будет? Сюда придут чаоситты, много чаоситтов, которым я сказал, что принц Бетельгейз готовит бунт. Информация секретная, незачем о ней говорить простым людям. Никто не узнает, что их убью я, потому что никто не уцелеет. Спросишь, будет ли меня мучить совесть? Нет. Совесть мучит тогда, когда ты поступаешь неправильно. Поверь, я ошибок не совершаю. Эти чаоситты будут служить каждому, кто сядет на трон — нужны ли такие ветреные слуги? Ложись и не думай ни о чем. Нас ждет всего лишь маленькая чистка кадров перед сном.